Волзед подошел к двери и приоткрыл ее, выглядывая в щелочку. Он нахмурился, обнаружив меня, раскрыл дверь пошире, но заслонил проход своим телом, как будто я мог навредить королю одним только взглядом. Он не поздоровался со мной, а только спросил:

— Разве ты не приходил раньше?

— Да. Приходил. Тогда вы сказали, что король Шрюд спит. Я пришел снова, чтобы сделать свой доклад, — я старался говорить вежливо.

— Ага. Это так важно, этот твой доклад?

— Я думаю, что король сам должен решить это и отослать меня, если сочтет, что я напрасно занимаю его время. Полагаю, вы должны сказать ему, что я здесь. — Я запоздало улыбнулся, пытаясь смягчить резкий тон.

— У короля почти нет сил. Я стараюсь проследить, чтобы он тратил их только там, где это необходимо.

Волзед не отходил от двери. Я обнаружил, что прикидываю, не стоит ли просто оттолкнуть его плечом. Возникла бы суматоха, а если король болен, мне бы этого не хотелось. Кто-то похлопал меня по плечу, но, когда я обернулся посмотреть, сзади никого не было. Повернувшись обратно, я обнаружил между Волзедом и собой шута.

— А ты что, его врач, чтобы принимать такие решения? — Шут перехватил у меня инициативу. — Ты, конечно, был бы отличным врачом. Потому что ты лечишь меня одними взглядами, а твои слова рассеивают не только твое дыхание, но и мое. Как же прекрасно вылечен должен быть наш дорогой король, который весь день чахнет в твоем присутствии.

Шут держал покрытый салфеткой поднос. Я почувствовал запах хорошего говяжьего бульона и теплого бисквита прямо из печки. На черно-белом шутовском костюме болтались колокольчики, гирлянда остролиста украшала его шапку. Шутовской скипетр он зажал под мышкой. Снова крыса. Эта сидела на жезле, как бы готовая к прыжку. Я часто был свидетелем, как шут ведет долгие беседы со своей крысой перед большим камином или на ступенях перед троном короля.

— Убирайся, шут! Ты приходил сегодня уже два раза. Король лег в постель. Он в тебе не нуждается.

Волзед говорил непреклонно, но он был из тех, кто легко отступает. Я видел, что он относился к людям, которые не могут выдерживать взгляд бесцветных глаз шута и вздрагивают от прикосновения его белой руки.

— Дважды будет трижды, дорогой мой Воловий Зад, и твое присутствие сменится моим присутствием. А следовательно, проваливай и расскажи все это своему Регалу. Если у волов есть уши, так и у тебя должны быть, потому что ты же и есть Воловий Зад. Эти уши переполнены делами короля. Ты должен лечить нашего дорогого принца, пока будешь его просвещать. Думается мне, что взгляд у него слишком темный. Не ровён час, глаза закатятся так далеко, что он ослепнет.

— Ты смеешь так говорить о принце? — прошипел Волзед. Шут уже ступил за дверь, а за ним и я. — Он об этом услышит.

— Так говорить? Я не сомневаюсь, что он слышит обо всем, что ты делаешь. Не дыши на меня, Воловий Зад, дорогой. Оставь это для своего принца, который в восторге от такого пыхтения. Он небось со своими дымками сидит, и ты можешь дуть на него, а он будет дремать и кивать и думать, что ты говоришь умные вещи, а дыхание твое сладостно.

Шут продолжал двигаться, не прекращая болтать и держа полный поднос наперевес. Волзед с готовностью отступал, и шут теснил его через гостиную в спальню короля. Там он поставил поднос у королевской кровати, а Волзед отступил к другой двери комнаты. Глаза шута разгорелись.

— А, да он вовсе не в кровати, наш король, если только ты не спрятал его под одеялами, драгоценный ты наш Воловий Зад. Выходите, выходите, мой король, мой Проницательный. Вы же Проницательный, а не прорицательница, чтобы таиться за стенами и под одеялами.

Шут принялся так усердно тыкать в очевидно пустую кровать и посылать свой крысиный скипетр заглядывать во все щели, что я не смог сдержать смех. Волзед прислонился спиной к внутренней двери, как бы защищая ее от нас, но в этот момент она открылась изнутри, и слуга чуть не рухнул в объятия короля. Волзед тяжело шлепнулся на пол.

— Посмотри-ка на него, — обратился ко мне шут. — Смотри, как он хочет занять мое место у ног короля и изображать шута. Смотри, как он плюхается на собственный зад! Такой человек заслуживает звания придворного дурака, но не его места!

Шрюд стоял, одетый как для отдыха, досадливо нахмурившись. Он удивленно посмотрел на сидящего на полу Волзеда, перевел взгляд на шута и на меня, а потом, очевидно, решил, что не будет разбираться во всем этом. Он обратился к Волзеду, когда тот поднялся на ноги:

— Этот пар не приносит мне никакой пользы. От него голова у меня болит только сильнее, а от листьев во рту омерзительный вкус. Убери его и скажи Регалу, что, по моему мнению, его новая трава может изгнать блох, но уж никак не болезнь. Убери ее немедленно, пока не пропахла еще и спальня. Ах, шут, ты здесь! И Фитц, ты наконец пришел с докладом? Заходи, садись. Волзед, ты слышишь меня? Убери проклятый горшок! И не тащи его сюда, вынеси через другую дверь. — И отмахнулся от слуги, как будто тот был надоедливой мухой.

Шрюд плотно закрыл дверь своей купальни, как бы для того, чтобы зловоние не проникло в опочивальню, и потом опустился в стоящее у огня кресло с прямой спинкой. В мгновение ока шут придвинул к нему стол, салфетка, закрывавшая еду, превратилась в скатерть, и он расставил королевские кушанья не хуже любой горничной. Серебряный прибор и салфетка появились неизвестно откуда, как у фокусника, так что даже Шрюд улыбнулся. Потом шут сел у камина, подтянув колени почти к ушам и обхватив подбородок длинными пальцами. Танцующие отсветы огня окрасили его длинные волосы розоватым цветом. Каждое его движение было грациозным, как у танцора, а поза, в которой он теперь пребывал, была настолько же артистичной, насколько смешной. Король протянул руку, чтобы пригладить его пушистые волосы, как будто шут был котенком.

— Я же сказал тебе, что не голоден, шут.

— Сказали. Но вы не сказали, чтобы я не приносил еды.

— А если бы сказал?

— Тогда я ответил бы вам, что это не еда, а дымящийся котелок, такой же, какой Воловий Зад подсовывает вам, и этот котелок наполнит ваши ноздри гораздо более приятным запахом. А это не бисквит, а пластырь для вашего языка, который немедленно нужно приложить.

— Ах. — Король Шрюд придвинул стол немного ближе и взял полную ложку супа. Это была густая похлебка из ячменя, кусочков моркови и мяса. Шрюд попробовал и начал есть.

— Разве я хуже лечу вас, чем Воловий Зад? — промурлыкал шут, очень довольный собой.

— Ты прекрасно знаешь, что Волзед не лекарь, а просто-напросто мой слуга.

— Я прекрасно знаю, и вы прекрасно знаете, а Воловий Зад этого вовсе не знает, и поэтому вы себя чувствуете не прекрасно.

— Довольно болтовни. Подойди, Фитц, не стой там, ухмыляясь как дурак. Что ты мне расскажешь?

Я посмотрел на шута и решил не оскорблять ни его, ни короля, спрашивая, могу ли я свободно говорить при нем. И тогда я сделал быстрый доклад без всяких упоминаний моих тайных действий, а только об их результатах. Шрюд внимательно выслушал и не сделал никаких замечаний, разве что пожурил меня за плохие манеры за столом герцога. Потом он спросил, хорошо ли себя чувствует герцог Браунди из Бернса и удовлетворен ли он миром в своем герцогстве. Я ответил, что он был доволен, когда я уезжал. Шрюд кивнул. Потом он попросил свитки, которые я копировал. Я вынул их и разложил перед ним и удостоился похвалы за изящество почерка. Король велел мне отнести их в кабинет Верити и проследить, чтобы принц изучил свитки. Он спросил меня, видел ли я реликвию Элдерлингов. Я подробно описал ему ее. И все это время шут торчал на камнях перед очагом и наблюдал за нами, молчаливый, как сова. Король съел суп и бисквит под присмотром шута, а я читал ему вслух свиток. Когда я закончил, Шрюд вздохнул и откинулся в кресле:

— Ну что ж, посмотрим на твою работу. — Озадаченный, я передал ему свиток. Король еще раз внимательно оглядел его и снова свернул со словами: — Ты хорошо владеешь пером, мальчик. Хорошо написано и хорошо сделано. Отнеси все в кабинет Верити и проследи, чтобы принц прочел.