На этой веселой ноте я покинул кухню, прихватив несколько пирожных, которые стащил с подноса. Но далеко уйти мне не удалось. Меня остановил юный паж.

— Фитц Чивэл, сын Чивэла? — осторожно обратился он ко мне.

Его высокие скулы говорили о том, что он, вероятно, из Бернса, и, вглядевшись, я увидел вышитый на его заплатанном камзоле желтый цветок, который был знаком этого герцогства. Для мальчика его роста он был чрезвычайно худ. Я важно кивнул.

— Мой господин, герцог Браунди из Бернса, просит, чтобы вы пришли к нему так скоро, как сможете. — Он тщательно выговорил эти слова. Вряд ли он долго прослужил пажом.

— Я могу сейчас.

— Тогда я провожу вас к нему?

— Я сам найду дорогу. Вот. Мне не следует брать это с собой наверх. — Я вручил ему пирожные, и он с сомнением взял их.

— Мне сохранить это для вас, господин? — спросил он серьезно, и я был поражен тем, как мальчик ценит еду.

— Лучше съешь их сам, а если они тебе понравятся, сходи на кухню и скажи об этом нашей поварихе Саре.

Какая бы суматоха ни царила на кухне, я знал, что комплимент от тощего мальчика обеспечит ему по меньшей мере миску рагу. Лицо пажа просветлело, и, бросив: «Да, господин», он поспешил прочь. Половина пирожного уже была у него во рту.

Гостевые комнаты находились по другую сторону Большого зала, напротив покоев короля. Они считались менее удобными главным образом потому, что выходили окнами на скалы, а не на море, поэтому в них было темнее. Но во всех других отношениях они были ничуть не хуже остальных комнат.

Когда я в последний раз заходил в одну из них, она была прилично меблирована. Теперь же бернские гвардейцы впустили меня в гостиную, в которой сиротливо стояли всего три стула и кособокий стол в середине. Фейт официально приветствовала меня и пошла к герцогу Браунди, чтобы сообщить ему о моем приходе. Гобелены и занавеси, которые прежде украшали каменные стены и оживляли комнату, исчезли. Теперь тут было не веселее, чем в тюремной камере, если не считать огня в очаге. Я стоял в центре комнаты и ждал герцога Браунди. Он вышел из своей спальни и приветствовал меня. Он предложил мне сесть, и мы перетащили два стула поближе к огню. На столе следовало бы находиться хлебам и печеньям, там должны были быть чайник, кружки и приготовленные для чая травы и бутылки с вином, как это всегда было принято в Оленьем замке. Мне сделалось больно оттого, что ничего этого теперь не было. Фейт держалась в стороне и наблюдала за нами, как охотящийся ястреб. Я не мог не задуматься, где же Целерити.

Мы с Браунди быстро обменялись любезностями, после чего он ринулся вперед, как ломовая лошадь в сугроб.

— Я понимаю, что король Шрюд болен. Слишком болен, чтобы повидать кого-то из своих герцогов. Регал, разумеется, занят приготовлениями к завтрашней церемонии. — Сарказм его был тягучим, как густые сливки. — Поэтому я хотел навестить ее величество королеву Кетриккен, — тяжеловесно заявил он. — Как вы знаете, она была весьма любезна со мной в прошлом. Но у ее дверей мне сказали, что она нездорова и не принимает посетителей. Я слышал, что она ждала ребенка и теперь из-за своего неразумия, которое толкнуло ее поехать защищать Страж Вод, потеряла его. Это так?

Я набрал в грудь воздуха, подбирая надлежащие слова.

— Наш король, как вы и сказали, серьезно болен. Я не думаю, что вы увидите его до церемонии. Наша королева также нездорова, но я уверен, что, если бы ей доложили о вашем приходе, вы были бы приняты. Она не потеряла ребенка и ездила в Ладную Бухту по той же причине, по которой одарила вас опалами: королева боялась, что, если не предпримет ничего она, этого не сделает и никто другой. Кроме того, ее ребенку ничто не угрожало в Ладной Бухте, она упала с лестницы здесь, в замке. И ребенок не пострадал, хотя наша королева сильно ушиблась.

— Понятно. — Браунди снова сел в свое кресло и на некоторое время задумался.

Молчание затянулось, я ждал. Наконец он наклонился вперед и подал мне знак сделать то же самое. Когда наши головы сблизились, он тихо спросил:

— Фитц Чивэл, вы амбициозный человек?

Этот момент наступил. Король Шрюд предсказывал это много лет назад, а Чейд — сравнительно недавно. Я не ответил, но Браунди продолжал так, словно каждое слово было камнем, который приходилось отесывать, прежде чем вручить мне.

— Наследник трона Видящих еще не родился. Не думаете же вы, что, когда Регал объявит себя будущим королем, он будет долго ждать трона? Мы — не думаем. Я говорю также от имени герцогов Риппона и Шокса. Король Шрюд болен и стар. Он лишь зовется королем. Мы уже почувствовали, каким правителем будет Регал. Что с нами случится, пока ребенок Верити не достигнет зрелого возраста? Впрочем, я не жду, что этот ребенок родится, не говоря уж о том, что он получит трон. — Герцог прочистил горло и прямо посмотрел на меня.

Фейт стояла у дверей, как будто охраняя нас. Я по-прежнему отмалчивался.

— Вы человек, которого мы знаем, сын человека, которого мы знали. Вы похожи на него, и у вас почти то же имя. У вас столько же прав назвать себя королем, как у многих, кто носил корону.

«Это не искушение, — сказал я себе. — Я просто выслушал его, вот и все. Пока что он не сказал ничего такого, что заставляло бы меня предать своего короля». Браунди поискал слово, потом поднял голову и встретился со мной глазами.

— Времена трудные.

— Это так, — тихо согласился я.

Он посмотрел на свои руки. Это были натруженные руки, в мелких шрамах и мозолях. Его рубашка была выстирана и починена, но это не была новая одежда, сшитая специально к этому дню. Возможно, времена были трудными в Оленьем замке, но в Бернсе они были гораздо труднее. И тогда Браунди тихо сказал это:

— Если вы считаете для себя возможным противостоять Регалу, объявите себя будущим королем вместо него. Бернс, Риппон и Шокс поддержат вас. Я верю, что королева Кетриккен поддержит вас тоже и что герцогство Бакк последует за ней. — Он снова посмотрел на меня. — Мы много говорили об этом. Мы верим, что у ребенка Верити будет больше шансов вступить на трон, если регентом будете вы, а не Регал.

Так. Шрюда они уже сбросили со счетов.

— А почему не пойти за Кетриккен? — спросил я осторожно.

Он посмотрел в огонь.

— Трудно об этом говорить, особенно после того, как она показала себя. Но она рождена в другой стране, и в некотором роде мы не знаем ее. Нельзя сказать, что мы сомневаемся в ней. Это не так. И мы не хотим предавать ее. Она королева, и королевой останется, а ее ребенок унаследует трон. Но сейчас нам нужны и будущий король, и королева.

Демоны нашептывали мне вопрос: «А если я не захочу отдать власть, когда ребенок достигнет нужного возраста, что тогда?» Им пришлось бы что-то ответить мне на это. Еще мгновение я сидел неподвижно и молчал. Я почти чувствовал приливы вероятностей, бурлившие вокруг меня. Было ли это тем, о чем всегда говорил шут, — одним из туманных перекрестков, на которых я часто оказывался?

— Изменяющий, — тихо усмехнулся я.

— Простите? — Браунди наклонился ближе.

— Чивэл Рыцарственный, — сказал я. — Как вы верно заметили, я ношу его имя. Почти его, герцог Бернса. Вы находитесь в трудном положении. Я знаю, что вы рисковали, решившись на этот разговор, и я буду так же прям с вами. Я человек с амбициями. Но я не пойду против моего короля. — Я набрал в грудь воздуха и посмотрел в огонь.

Впервые я по-настоящему понял, что будет значить для Бернса, Риппона и Шокса внезапное исчезновение Шрюда и Кетриккен. Прибрежные герцогства превратятся в неуправляемый корабль в бурном море. Браунди почти признался, что они не пойдут за Регалом. Но сейчас мне нечего было им предложить. Если бы я прошептал ему, что Верити жив, назавтра они бы поднялись, чтобы опротестовать права Регала. Предупреждение о том, что Шрюд и Кетриккен могут исчезнуть, не даст им никакой уверенности, но слишком много людей не будут удивлены, если это случится. Когда король и королева будут в безопасности в Горном Королевстве, тогда, возможно, Прибрежным герцогствам можно будет рассказать все. Но это произойдет через много недель. Я пытался придумать, в чем можно заверить его сейчас.