Нет. Я пойду с достоинством. Нет. Я голыми руками убью столько его выкормленных внутренними герцогами шавок, сколько смогу. Нет. Я пойду тихо и буду ждать случая убить Регала. Я знаю, что он будет смотреть, как я умираю. Как же мое обещание Шрюду не убивать никого из его семьи? Оно больше не связывает меня. Не связывает? Никто не может спасти меня. Я даже не хочу знать, будет ли действовать Чейд и может ли Пейшенс вообще что-нибудь сделать. После того как Регал пыткой вырвет у меня признание… сохранит ли он мне жизнь, чтобы потом повесить и четвертовать на глазах у всех? Конечно. Зачем отказывать себе в таком удовольствии. Придет ли Пейшенс смотреть, как я умираю? Я надеялся, что нет. Может быть, Лейси сможет удержать ее. Я загубил свою жизнь, пожертвовал всем — и напрасно. По крайней мере, я убил Сирен и Джастина. А стоило ли? Бежала ли вообще моя королева или она все еще прячется где-то за стенами замка? Может быть, это пытался сказать мне Чейд? Нет. Мое сознание барахталось и пробивалось сквозь мысли, как крыса, упавшая в дождевую бочку. Мне хотелось поговорить с кем-нибудь, с кем угодно. Я заставлял себя успокоиться и наконец нашел за что ухватиться. Ночной Волк. Ночной Волк сказал, что он отвел их к Барричу.

Брат мой? Я стал искать Ночного Волка.

Я здесь. Я всегда здесь.

Расскажи мне о той ночи.

Какой ночи?

Той ночи, когда ты отвел людей из замка к Сердцу Стаи.

А…

Я чувствовал его напряжение. Его обычаи были обычаями волка. Что сделано, то сделано. Он не строил никаких планов, идущих дальше следующей охоты. Не помнил почти ничего о событиях, которые произошли месяц или год назад, если только они напрямую не касались его собственного выживания. Так, он помнил клетку, из которой я забрал его, но забывал о том, где охотился четыре ночи назад. Главное он хранил в памяти: хорошо измятую лапами заячью тропу, ручей, который не замерзает, но конкретные детали, например сколько кроликов он убил три дня назад, ускользали от него навсегда. Я задержал дыхание, мечтая, чтобы он дал мне надежду.

Я ответ их всех к Сердцу Стаи. Жаль, что тебя нет рядом. У меня в губе игла дикобраза. Я не могу ее вырвать лапой. Мне больно.

Как ты ухитрился всадить себе в губу иглу дикобраза?

Я не мог не улыбнуться. Он прекрасно знал, что этого нельзя делать, но не мог удержаться и не напасть на это толстое неуклюжее существо.

Это не смешно.

Я знаю.

Это в самом деле было не смешно. Игла — коварная штука. Она будет уходить все глубже, и губа может загноиться. Это помешает Ночному Волку охотиться. Я постарался переключиться на то, чтобы помочь ему. Пока я не сделаю этого, он не сможет сосредоточиться ни на чем другом.

Сердце Стаи вытащит ее, если ты его как следует попросишь. Ты можешь доверять ему.

Он толкнул меня, когда я заговорил с ним, но потом сам говорил со мной.

Да?

Он с трудом формулировал свою мысль.

В ту ночь. Когда я вел их к нему. Он сказал мне: «Приведи их ко мне, сюда. А не в логово лиса».

Нарисуй мне место, куда вы пошли.

Это было для него сложнее. Но, постаравшись, он вспомнил обочину дороги, метель и Баррича, сидящего верхом на Крепыше и ведущего Уголек в поводу. Я увидел Женщину и Лишенного Запаха, когда волк подумал о них. Чейда Ночной Волк помнил хорошо, главным образом из-за жирной говяжьей кости, преподнесенной ему при расставании.

Они разговаривали друг с другом?

Слишком много. Я оставит их, когда они тявкали друг на друга.

Как я ни пытался заставить его вспомнить что-то еще, больше ничего добиться не смог. Но и этого было достаточно. Я понял, что планы круто изменились в последнюю минуту. Странно. Я с готовностью отдал бы свою жизнь за Кетриккен, но в конечном счете не был уверен, что безропотно предоставил бы ей свою лошадь. Потом я вспомнил, что, по всей вероятности, никогда больше не поеду на лошади, если не считать той, что отвезет меня к Дереву Казней. По крайней мере, Уголек досталась человеку, которого я любил. И Крепыш. Почему эти две лошади? И только эти две? Может быть, Баррич не мог вывести из конюшни других? Может быть, поэтому он не уехал?

От иглы больно, напомнил мне Ночной Волк. Я не могу есть из-за боли.

Я хотел бы помочь тебе, но не могу. Ты должен попросить Сердце Стаи.

Разве ты не можешь попросить его? Тебя он не толкает.

Я улыбнулся. Толкнул однажды. Этого было достаточно; я получил урок. Но если ты пойдешь к нему просить помощи, он не толкнет тебя.

Разве ты не можешь попросить его помочь мне?

Я не могу говорить с ним так, как разговариваем мы с тобой. И он слишком далеко от меня, чтобы лаять ему.

Тогда я попробую, с сомнением сказал Ночной Волк.

Я отпустил его. Я подумал, не нужно ли попытаться заставить его понять, что со мной случилось, но решил этого не делать. Он ничем не мог помочь; это только расстроит его. Ночной Волк скажет Барричу, что я послал его. Баррич будет знать, что я еще жив. А больше мне нечего ему сообщать.

Время тянулось бесконечно. Я измерял его всеми возможными способами. Факел, оставленный Регалом, догорел. Стражник сменился. Кто-то пришел и просунул под дверь еду и воду. Я не просил об этом. Я подумал, не значит ли это, что с тех пор, как я ел последний раз, прошло очень много времени. Стража снова сменилась. На сей раз это была болтливая парочка, мужчина и женщина. Но они говорили негромко, и я слышал только бормотание и смех. Что-то вроде грубого флирта, решил я.

Дружелюбная болтовня внезапно смолкла. Ее заменило тихое бормотание очень уважительным тоном. В животе у меня похолодело. Я встал и подкрался к двери, выглянул через решетку.

Он двигался по коридору, как тень. Бесшумно. Не скрываясь. Не прячась. У него не было необходимости беспокоиться о маскировке. Никогда прежде я не видел, чтобы Силу использовали таким образом. Я почувствовал, как волосы у меня на затылке встали дыбом, когда Уилл остановился за дверью и посмотрел на меня. Он не говорил, а я не смел. Даже просто глядя на него, я слишком открывался его Силе. Тем не менее я боялся отвести взгляд. Сила мерцала вокруг него — как аура настороженности. Я свернулся глубоко внутри себя, туже и туже стягивая все, что я чувствовал или думал, воздвигая свои стены, но каким-то образом знал, что даже эти стены многое говорят ему обо мне. Даже моя защита давала этому человеку способ прочитать мои мысли. Мой рот и горло пересохли от страха, когда на меня обрушились вопросы. Что же было настолько важным для Регала, что он послал туда Уилла, вместо того чтобы использовать его для защиты короны?

Белый корабль.

Ответ пришел ко мне из глубин моего сознания, основанный на связи, такой глубокой, что я не мог докопаться до нее. Но я в этом не сомневался. Я смотрел на Уилла, обдумывая, что может быть общего у него с белым кораблем. Он нахмурился. Я почувствовал, как усилилось напряжение между нами, давление его Силы на мои стены. Он не царапался и не толкал меня, как Сирен и Джастин. Скорее я сравнил бы это со встречей клинков, когда каждый из бойцов испытывает силу своего противника. Я старался уравновесить себя с ним, зная, что, если хоть на одно мгновение не удержу его, он проскользнет мимо моей защиты и вскроет мою душу. Его глаза расширились, и я удивился, увидев промелькнувшее в них выражение неуверенности. Но за этим последовала улыбка, такая же приветливая, как оскал акулы.

— Ах, — выдохнул он.

Уилл казался довольным. Он отступил от моей двери и потянулся, как ленивый кот.

— Они недооценивали тебя. Я не сделаю этой ошибки. Я прекрасно знаю, какую выгоду можно извлечь из того, что твой соперник недооценивает тебя.

Потом он ушел, не внезапно, не медленно, а так, как дым рассеивается на ветру. Здесь — и уже нет. Я вернулся к своей скамье и сел, глубоко вдохнул и выдохнул, чтобы унять внутреннюю дрожь. Я чувствовал, что, по крайней мере на этот раз, выдержал. Я прислонился спиной к холодной каменной стене и посмотрел на дверь.