Чистая ночь под сияющими звездами. Целое здоровое тело, легкими прыжками несущееся по снежному склону. За нами снег каскадами падал с кустов. Мы убивали, и мы ели. Голод был удовлетворен. Ночь была смелой, открытой и холодной. Никакая клетка не сдерживала нас, никакой человек не бил нас. Вместе мы вкушали полноту нашей свободы. Мы шли туда, где течение реки было таким быстрым, что она почти никогда не замерзала, и лакали ледяную воду. Ночной Волк отряхнулся и глубоко вздохнул.

Наступает утро.

Я знаю. Я не хочу об этом думать. Утро, когда кончатся сны и наступит реальность.

Ты должен пойти со мной.

Ночной Волк, я уже с тобой.

Нет, ты должен совсем уйти. Ты должен отпустить.

Это он говорил мне по меньшей мере уже двадцать раз. Я не мог ошибиться в его мыслях. Ею настойчивость была ясной, его целеустремленность изумляла меня. Это было не похоже на Ночного Волка — так твердо держаться за идею, которая не имела никакого отношения к еде. Это решили они с Барричем. Я должен пойти с ним.

Я не мог понять, чего он от меня хочет. Снова и снова я объяснял ему, что попал в западню, в клетку, так же как он некогда был заперт в зверинце. Мое сознание могло пойти с ним, по крайней мере на некоторое время, но я не могу пойти с ним так, как он настаивает. Но каждый раз он говорил, что понимает это, но я не понимаю его. И мы снова возвращались к началу.

Я почувствовал, что он пытается быть терпеливым.

Ты должен пойти со мной, сейчас. Насовсем. Прежде чем они придут тебя будить.

Я не могу. Мое тело заперто в клетке.

Оставь его! — сказал он свирепо. — Отпусти!

Что?

Оставь его, отпусти его, иди со мной.

Что ты хочешь сказать? Мне умереть? Съесть яд?

Только если придется. Но сделай это сейчас, быстро, пока они снова не стали бить тебя. Оставь его. Пойдем со мной. Оставь его. Ты делал это прежде. Помнишь?

Усилие, которое от меня потребовалось, заставило меня острее ощутить нашу связь. Где-то далеко я окоченел от холода и мучился от боли. Где-то далеко каждый вздох раздирал болью мои легкие. Я ушел от этого в сильное здоровое тело волка.

Это правильно, это правильно. Просто оставь его. Сейчас. Просто отпусти.

Внезапно я понял, чего он добивается. Я не знал точно, как это сделать, и не был уверен, что смогу. Действительно, однажды я отбросил свое тело и оставил его на попечение волка только для того, чтобы через много часов проснуться рядом с Молли. Но я не до конца понимал, как это тогда получилось. И это было совсем по-другому. Я оставил волка сторожить меня, а сам ушел в небытие. На этот раз он хотел, чтобы я освободил свое сознание от собственного тела. Чтобы я по своей воле разорвал связь между ними. Даже если бы я понял, как это сделать, я не знал, так ли уж хочу этого.

«Просто ляг и умри», — сказал мне Баррич.

Да, это правильно. Умри, если не можешь иначе, но иди со мной.

Внезапно я решился. Доверие. Довериться Барричу, довериться волку. Что я терял?

Я набрал в грудь побольше воздуха и сжался в своем теле, как будто перед прыжком в холодную воду.

Нет. Нет, просто отпусти.

Я отпускаю. Я отпускаю.

Я пытался нащупать связь между мной и моим телом. Я замедлил дыхание и приказал своему сердцу биться медленнее. Я отказался от боли, холода и неподвижности. Я нырнул глубоко в себя самого, прочь от всего этого.

Нет! Нет! — в отчаянии взвыл Ночной Волк. Ко мне, иди ко мне! Отпусти это. Иди ко мне!

Но раздался шорох шагов и гул голосов. Дрожь охватила меня, и против воли я поплотнее закутался в плащ Браунди. Один мой глаз был приоткрыт. Я увидел то же мрачное подземелье, то же зарешеченное окно. Во мне гнездилась глубокая холодная боль, что-то более коварное, чем простой голод. Они не сломали костей, но что-то внутри меня было разорвано. Я знал это.

Ты снова в клетке! — закричал Ночной Волк. Оставь это. Оставь свое тело и иди ко мне!

Слишком поздно, прошептал я. Убегай, убегай. Не дели этого со мной.

Разве мы не стая? — донесся до меня скорбный волчий вой.

Они были у моей двери. Она уже открывалась. Страх охватил меня, и я затрясся. Я чуть не поднес ко рту свою пилюлю и не сжевал ее немедленно. Но вместо этого я сжал в кулаке крошечный бумажный пакетик, решив забыть о нем.

Тот же человек с факелом, те же два стражника. И та же команда:

— Ты, встать!

Я отбросил в сторону плащ Браунди. Один из стражников еще сохранил достаточно человечности, чтобы побледнеть от того, что он увидел. Другие двое были крепкими. И когда я не смог пошевелиться достаточно быстро для них, один стражник схватил меня за руку и рывком поднял на ноги. Я невольно вскрикнул от боли, и это заставило меня задрожать от страха. Если я не смог сдержать крик, как мне выстоять под давлением Уилла?

Они вытащили меня из погреба и повели вниз по коридору. Я не говорю, что я шел. Все мое тело окостенело за ночь. Раны на бедре и правой руке открылись и болели. Боль теперь была как воздух. Я двигался сквозь нее, вдыхал и выдыхал ее. В караулке меня вытолкнули в середину, кто-то ударил меня, и я упал. Я лежал на полу на боку. Я не видел никакого смысла в том, чтобы попытаться сесть; у меня не было достоинства, которое следовало бы сохранять. Пусть лучше они думают, что я не могу стоять. Лежа, я соберу все остатки сил, которые можно назвать моими собственными. Медленно, с трудом я очистил свое сознание и начал возводить защиту. Снова и снова сквозь туман боли я проверял стены Силы, которые поднял, укрепляя их и прячась за ними. Стены вокруг моего разума, вот что я должен был охранять, а совсем не жалкую плоть. В комнате вокруг меня люди выстроились вдоль стен. Они хихикали и тихо разговаривали друг с другом. Я едва замечал их. Моим миром были мои стены и моя боль.

Раздался скрип, и из открытой двери повеяло сквозняком. Вошел Регал. Уилл шел вслед за ним, беспечно излучая Силу. Я чувствовал его так, как не чувствовал никогда прежде ни одного человека. Даже не глядя на него, я ощущал форму и жар горевшей внутри его Силы. Регал думал, что это всего лишь орудие. Я посмел испытать крошечное удовлетворение, зная, что принц не представляет себе всей опасности этого орудия.

Регал занял свое кресло. Кто-то принес маленький стол. Я слышал, как открылась бутылка, и до меня донесся запах вина. Боль сделала мои чувства необычайно сильными. Я слышал, как Регал пьет. Я отказывался признать, как сильно мне хотелось пить.

— Ты только посмотри на него. Мы не зашли слишком далеко, Уилл?

Что-то в игривом и восторженном тоне Регала дало мне понять, что сегодня он отдал должное не только вину. Может быть, дым? Так рано? Волк сказал, рассвет… Регал никогда не вставал на рассвете. Что-то было не так с моим ощущением времени. Уилл медленно двинулся ко мне и навис надо мной. Я не пытался пошевелиться, чтобы увидеть его лицо, и крепко вцепился в свой скудный запас сил. Он резко толкнул меня ногой, и я застонал против воли. Почти в то же мгновение он обрушил свою Силу. Здесь, по крайней мере, я держался твердо. Уилл резко втянул воздух носом и с силой выдохнул. Потом повернулся к Регалу.

— Ваше величество, вы без риска сокрушили его тело. Это не будет видно даже через месяц. Но внутри он по-прежнему сопротивляется. Боль может отвлечь его от охраны сознания, но не уменьшит его Силу. Я не думаю, что таким образом вы его сломаете.

— Я не просил у тебя этого, Уилл, — резко отозвался Регал. Я слышал, как он пошевелился, устраиваясь поудобнее. — Ах, это слишком долго. Мои герцоги становятся нетерпеливыми. Нужно сломить его волю сегодня.

Он задумался, потом спросил Уилла:

— Ты сказал, мы сокрушили его тело? Что же ты предлагаешь в качестве следующего шага?

— Оставьте его наедине со мной. Я могу получить у него то, чего вы хотите.