— Героические события? — усмехнулся я.

Она придвинулась ко мне.

— Великие события. Отречение принца Чивэла. Триумфальная победа на острове Олений Рог. Разве не ты спас королеву Кетриккен от «перекованных» в ночь перед охотой Королевы-лисицы? И есть песня, которую бы хотела написать я. В ней не говорилось бы о заговоре в ночь коронации принца Регала. Посмотрим… Воскрешение из мертвых, покушение на жизнь Регала прямо в замке Тредфорда и успешное бегство. Уничтожение полудюжины его гвардейцев голыми руками, закованными, впрочем, в кандалы… Похоже, зря я не пошла за тобой в тот день. Но у меня остаются неплохие шансы присутствовать при чем-то подобном, если я просто буду держаться за подол твоей рубахи.

Я никогда не думал обо всем этом как о перечне моих подвигов. Я хотел возразить и сказать, что не хотел ни одного из них, что просто попал под жернова истории. Но я только вздохнул:

— Все, чего я хочу, это вернуться домой к Молли и нашей маленькой дочери.

— Она, наверное, тоже об этом мечтает. Это, должно быть, ужасно, все время раздумывать, когда ты вернешься, если только вообще вернешься.

— Она не раздумывает. Она уже считает меня мертвым.

Через некоторое время Старлинг медленно спросила:

— Фитц. Она думает, что ты мертв. Почему же ты считаешь, что она будет сидеть и ждать твоего возвращения и не найдет никого другого?

Я проигрывал в своем воображении дюжины сцен. Я мог умереть и не вернуться домой. Я мог вернуться и услышать, что Молли считает меня лжецом и испытывает ко мне отвращение из-за моего Дара и моих шрамов. Я был уверен, она рассердится на меня, поскольку я не дал ей знать о том, что жив. Но я объяснил бы ей, что думал, будто она нашла другого человека и счастлива с ним. И тогда она поймет и простит меня. В конце концов, это она покинула меня. Но почему-то я никогда не воображал, что вернусь домой и обнаружу ее замужем за другим. Глупо. Как я мог не предвидеть такой простой возможности только лишь потому, что хуже не было ничего? Я заговорил, обращаясь больше к себе, чем к Старлинг:

— Думаю, лучше каким-нибудь образом дать ей знать. Но я представления не имею, где она. И кому я мог бы доверить такое послание.

— Сколько вы не виделись? — спросила Старлинг.

— С Молли? Почти год.

— Год! Мужчины… — тихо пробормотала она. — Они уходят сражаться или путешествовать и полагают, что жизнь замерла до их возвращения. Вы рассчитываете, что женщина, которую вы оставили пахать поля, растить детей, латать крышу и доить корову, когда вы наконец войдете в дверь, придвинет к очагу ваше любимое кресло и положит на стол горячий хлеб. Да и уляжется с вами в постель, как будто только и ждала вашего прихода. — В ее голосе появилась ярость. — Сколько дней тебя не было с ней? Что ж, именно столько дней ей приходилось обходиться без тебя. Но время для нее не остановилось просто из-за твоего отсутствия. Какой ты ее себе представляешь? Качающей твоего младенца у теплого очага? А как насчет того, что ребенок в доме плачет без присмотра на кровати, а она под дождем и ветром пытается наколоть дров для очага, потому что огонь погас, пока она ходила на мельницу смолоть хоть немного зерна?

Я отогнал это видение. Нет, Баррич этого не допустит.

— Я воображал ее по-разному, и не только в хорошие дни, — защищался я. — И она не совсем одна. Мой друг присматривает за ней.

— Ах, друг… — сладким голосом повторила Старлинг. — И он стройный, энергичный и достаточно смелый, чтобы завоевать любое женское сердце?

Я фыркнул.

— Нет. Он немолод, упрям и с причудами. Но он стойкий, надежный и заботливый. Человек, который всегда хорошо обращался с женщинами. Учтивый и добрый. Он будет хорошо заботиться о ней и о ребенке. — Я улыбнулся и, зная, что говорю чистую правду, добавил: — Он убьет любого, кто прикоснется к ним хоть пальцем.

— Надежный, добрый и заботливый? Хорошо обращается с женщинами? — Голос Старлинг повышался, в нем был притворный интерес. — Ты знаешь, какая это редкость? Я хочу с ним познакомиться, если только твоя Молли его отпустит.

На мгновение я забеспокоился. Я вспомнил день, когда Молли дразнила меня, она говорила, что я лучшее, что вышло из конюшен со времен Баррича. Этот комплимент показался мне сомнительным, и она сказала, что Баррич пользуется уважением среди женщин, несмотря на всю свою отчужденность и молчаливость. Может быть, она сама когда-то присматривалась к нему? Нет. Это меня она любила в тот день, прижимаясь ко мне, хотя мы и не могли пожениться.

— Нет. Она любит меня. Только меня.

Я не хотел произносить это вслух. Какая-то нотка в моем голосе, видимо, что-то затронула в душе Старлинг, и менестрель перестала мучить меня.

— О, тогда хорошо. И все-таки, думаю, тебе лучше дать ей знать. Пусть у нее будет надежда.

«Я это сделаю, — обещал я себе. — Как только доберусь до Джампи». Кетриккен найдет какой-нибудь способ послать весточку Барричу. Это будет короткая туманная записка — на случай, если ее перехватят. Я только попрошу его сказать Молли, что я жив и вернусь к ней. Но как передать эту записку Барричу?

Я лежал молча и смотрел в темноту. Я не знал, где живет Молли. Об этом, вероятно, знает Лейси, но я не могу связаться с ней втайне от Пейшенс. Нет. Никто из них ничего не должен знать. Надо найти кого-то, кому можно доверять. Не Чейда. В нем я не сомневался, но вряд ли кто-нибудь знает, как его найти, даже если он известен под собственным именем.

Где-то в амбаре лошадь ударила копытом в стенку стойла.

— Почему ты молчишь? — прошептала Старлинг.

— Я думаю.

— Я не хотела огорчить тебя.

— Ты этого и не сделала. Ты просто заставила меня задуматься.

— О! — Она вздохнула. — Я так замерзла.

— Я тоже. Но снаружи еще холоднее.

— От этого мне ни чуточки не теплее. Обними меня.

Это была не просьба. Старлинг уткнулась мне в грудь. От нее хорошо пахло. Как это женщины умудряются всегда хорошо пахнуть? Я обнял ее, испытывая благодарность за мягкое тепло, но чувствуя себя неловко.

— Так лучше. — Она прильнула ко мне и расслабилась. Минуту спустя Старлинг добавила: — Надеюсь, у нас будет возможность вымыться.

— Я тоже.

— Не то чтобы от тебя так уж плохо пахло…

— Спасибо, — кисло проговорил я. — Не возражаешь, если я немного вздремну?

— Валяй. — Она положила руку мне на бедро. — Если это все, что ты можешь придумать.

Я набрал в грудь воздуха. «Молли», — сказал я себе. Старлинг была такой теплой и близкой, от нее так прекрасно пахло. Обычаи менестреля делали пустяком то, что она предлагала. Для нее. Но чем на самом деле была для меня Молли?

— Я сказал тебе, что женат. — Это было трудно выговорить.

— Угу. И она любит тебя, а ты ее. Но мы здесь одни, и нам холодно. Если она так сильно любит тебя, неужели она не пожелала бы тебе немного тепла в такую холодную ночь?

— Она бы не только не пожелала. Она бы оторвала мне голову.

— Ах. — Старлинг тихо засмеялась мне в грудь. — Понимаю. — Она мягко отстранилась. Мне хотелось протянуть руку и притянуть ее назад к себе. — Тогда нам, наверное, лучше поспать. Спокойной ночи, Фитц.

И я заснул, но не сразу и не без сожалений.

Ночь принесла резкий ветер, и когда поутру двери амбара были отперты, нас приветствовал свежий снег. Я боялся, что, если он станет глубже, у нас будут серьезные проблемы с фургонами. Но Ник казался уверенным и спокойным, уводя нас. Он ласково попрощался со своей женщиной, и мы снова двинулись вперед. Он вел нас другим путем, мы пробирались по бездорожью, и в некоторых местах снега было столько, что фургоны едва не увязали в нем. Часть утра Старлинг ехала рядом с нами, но потом Ник послал за ней человека. Она поблагодарила его за приглашение и быстро присоединилась к контрабандистам.

Ранним вечером мы снова выехали на дорогу. Казалось, мы мало что выиграли, столько времени избегая проторенных путей, но, без сомнения, у Ника были на то свои причины. Возможно, он просто не хотел прокладывать хорошо заметную колею к своему убежищу. Этим вечером мы укрывались в каких-то полуразвалившихся хижинах на берегу реки. В покрытых камышом крышах были дыры, так что на полу лежал снег, а перед дверью намело целый сугроб. У лошадей и вовсе не было никакого укрытия, если не считать подветренной стороны хижин. Мы напоили их и покормили зерном, но сена не было.