И тем не менее все было тихим и неподвижным. Я чувствовал движение людей, плеск фонтанов, аромат распускающихся бутонов в садах. Все это было здесь, но как только я оборачивался, чтобы посмотреть, все менялось и приходило в упадок. Душа ощущала изящные линии мостов, но глаз видел только кучи булыжников, гниль и ржавчину. Ветры и дожди превращали расписанные фресками стены в кирпичи с осыпающейся штукатуркой. Поворот головы превращал струящийся фонтан в заросшую сорняками слежавшуюся пыль в разбитом бассейне. Торопливая толпа на рынке переговаривалась только голосом ветра, тяжелого от колючих песчинок. Я двигался сквозь призрачный город, не в силах понять, почему я оказался там и что притягивает меня. В городе было не светло и не темно, не зима и не лето. Я вне времени, подумал я. Интересно, что это, согласно философии шута, — конец света или окончательное освобождение?

В конце концов далеко впереди я увидел крошечную фигуру, бредущую по огромной улице. Человек опустил голову под ударами ветра и прикрывал полой плаща рот и нос, чтобы защититься от летящего песка. Он не был частью призрачной толпы и двигался через груды булыжника, обходя проломы и провалы мостовой. Я сразу же понял, что это Верити. Я узнал его благодаря биению жизни в моей груди и тогда же понял, что меня тянул сюда крошечный осколок Силы моего короля, до сих пор таящийся в моем сердце. Кроме того, я почувствовал, что Верити находится в страшной опасности. При этом я не видел ничего угрожающего. Он был далеко от меня, едва виднелся сквозь смутные тени существовавших когда-то построек, затерянный в призрачной толпе базарного дня. Он с трудом шел вперед, одинокий и безучастный к призрачному городу. Я ничего не видел, но опасность нависла над ним, как тень великана.

Я поспешил и в мгновение ока оказался рядом с ним.

— А, — приветствовал он меня, — так ты пришел наконец, Фитц? Добро пожаловать.

Он не замедлил шага, не повернул головы. Но я ощутил тепло, как будто он приветственно сжал мою руку. Не было нужды отвечать. Вместо этого я взглянул его глазами на соблазны и опасности города-призрака.

Впереди струилась река. Это была не вода. Это не был сверкающий камень. Каким-то образом то и другое смешивалось в потоке, и в то же время поток не был ни тем ни другим. Он скользил сквозь город, как сверкающий клинок, вырывался из расколотой горы позади нас и струился вперед до тех пор, пока не сливался с более древней рекой воды. Как угольный пласт, обнаженный отливом, или залегающая в кварце золотая жила, он был распростерт на теле земли. Это была магия. Величайшая древняя магия, безжалостная и равнодушная к людям, текла там. Река Силы, по которой я так мучительно учился плавать, для этой реки была тем, чем является букет вина по отношению к самому вину. Магия, которую я увидел глазами Верити, существовала физически, была не менее материальна, чем я сам. Меня немедленно потянуло к ней, как влечет мотылька к пламени свечи.

Дело было не только в красоте этого сияющего потока. Магия переполняла все чувства Верити. Звук ее течения был удивительно музыкальным — сочетание нот, заставлявшее ждать и слушать в уверенности, что оно выстроится в некую мелодию. Ветер доносил до меня запах, изменчивый и ускользающий, в нем чувствовался то аромат цветущего лимона, то дымный запах пряностей. Я смаковал его с каждым вдохом и рвался погрузиться в него. Внезапно я ощутил уверенность, что эта река может утолить всякую жажду, не только телесную, но и духовную. Мне хотелось бы, чтобы мое тело тоже было здесь и я мог бы ощущать все это так же всеобъемлюще, как Верити.

Верити остановился. Поднял лицо. Он втянул воздух, насыщенный Силой, как туман насыщен влагой. Внезапно я ощутил резкий металлический привкус в горле Верити. Томление, которое он испытывал, внезапно превратилось во всепоглощающее желание. Он жаждал этого. Когда он достигнет потока, он упадет на колени и будет пить, пока не напьется. Он будет полон сознанием всего мира; он станет частью целого и превратится в целое.

Но сам Верити прекратит свое существование.

Я отшатнулся в благоговейном ужасе. Не думаю, что существует что-нибудь более пугающее, чем встреча с искренним желанием самоуничтожения. Несмотря на мою собственную тягу к реке, во мне поднимался гнев. Это не было похоже на Верити. Ни мужчина, ни принц, которого я знал, не были способны на такой трусливый поступок. Я смотрел на Верити, как будто не видел его никогда раньше.

И понял, как много времени на самом деле прошло с тех пор, как видел его в последний раз.

Его блестящие черные глаза стали тускло-темными. Его плащ, развевающийся на ветру, был теперь всего лишь тряпкой. Кожа его сапог давно потрескалась, нитки истлели и швы разошлись. Он шел неуверенно, с трудом. Его походка вряд ли была бы ровной, даже если бы ветер не сбивал его с ног. Губы его побледнели и потрескались, кожа приобрела серый оттенок, как будто вся кровь вытекла из него. Казалось, от него остался только физический остов — веревки мускулов, натянутые на каркас костей и едва прикрытые плотью. Лишь воля заставляла его держаться на ногах и двигаться. К потоку магии.

Не знаю, где я взял силы, чтобы противостоять этому. Возможно, это произошло потому, что на мгновение я сосредоточился на Верити и увидел огромный мир, который будет потерян, если его не станет. Что бы ни было источником моей воли, я направил ее против него. Я бросился ему наперерез, но он прошел сквозь меня.

— Верити, пожалуйста, остановитесь, подождите! — закричал я и полетел к нему — разъяренное перышко на ветру.

Это не произвело никакого эффекта. Он даже не помедлил.

— Кто-то должен сделать это, — тихо сказал он. Потом добавил: — Я долго надеялся, что это буду не я. Но снова и снова спрашивал себя: «Кто же тогда?» — Он повернулся и посмотрел на меня своими выжженными дотла глазами: — Нет другого ответа. Это должен быть я.

— Верити, подождите, — молил я, но он не останавливался.

Не торопясь и не медля, он шел как человек, который хорошо знает, какое расстояние ему предстоит пройти, и рассчитывает свои силы.

Я немного отстранился, чувствуя, что вот-вот ослабну. На мгновение я испугался, что буду отброшен назад, к своему спящему телу. Потом я ощутил не менее сильный страх. Я был так давно связан с Верити, и даже сейчас меня тянуло за ним. Меня могло затянуть вместе с ним в эту магическую жилу. Будь у меня в этой реальности тело, я бы, наверное, попробовал уцепиться за что-нибудь. Умоляя Верити остановиться и послушать меня, я в то же время пытался удержаться единственным способом, который мог вообразить. Я потянулся Силой, пытаясь ухватиться за тех, чьи жизни касались моей: Молли, моей дочери, Чейда и шута, Баррича и Кетриккен. У меня не было настоящей связи Силы с ними, так что моя хватка была в лучшем случае довольно жалкой да еще ослабленной безумным страхом, что Уилл, Каррод или даже Барл могут каким-нибудь образом обнаружить меня. Мне показалось, что Верити немного помедлил.

— Пожалуйста, подождите, — сказал я.

— Нет, — тихо ответил он. — Не пытайся отговорить меня, Фитц. Это то, что я должен сделать.

Я никогда не мог подумать о том, чтобы мериться Силой с Верити. Я не мог даже вообразить ситуацию, в которой мы стали бы противостоять друг другу. Но когда я все же попытался сразиться с ним, я почувствовал себя как брыкающийся и кричащий ребенок, которого отец невозмутимо несет в постель. Верити просто не обратил внимания на мое нападение, хуже того, я чувствовал, что его воля и сосредоточенность направлены совсем в другую сторону. Он неумолимо двигался к черному потоку, и мое сознание двигалось вместе с ним. Стремление выжить подстегнуло меня. Я пытался оттолкнуть его, оттащить назад, но ничего не мог сделать.

Но в этой борьбе была ужасная двойственность. Я хотел, чтобы он победил. Если он одолеет меня и увлечет за собой, я не буду нести за это ответственность. Я смогу открыться этому потоку и раствориться в нем. Это было бы концом всех мук, их окончательным прекращением. Если Верити унесет меня с собой в реку Силы, я смогу сдаться без позора.