Когда он разгорелся, я нагнулся над ним, чтобы согреться. При свете мерцающего пламени комната показалась совсем иной. Голые стены и заваленный обломками мебели пол. Не было ни следа посуды и стекла, хотя сохранились несколько досок от давно развалившихся полок. Я был благодарен своему везению и тому, что мебель была сделана из хорошего дуба, — иначе бы все это давным-давно сгнило. Я решил положить плащ на пол, чтобы смягчить холод камня, и надеялся, что мой огонь хоть немного согреет меня. Я лег, закрыл глаза и попытался не думать о призрачных кошках и призрачных людях, которые крепко спали в своих постелях надо мной.

Я попытался возвести стены Силы, прежде чем заснуть, но это было все равно что вытирать ноги, стоя в воде. Чем ближе я подходил ко сну, тем труднее было нащупывать связь. Сперва мне снились Кетриккен, Старлинг, Кеттл и шут, блуждающие по дороге с факелами, и Ночной Волк, который бегал взад и вперед и скулил. Это был неприятный сон, и я ушел от него и углубился в себя — а возможно, мне это лишь казалось.

Я нашел знакомую хижину. Я узнал бедную комнату, грубый стол, аккуратный очаг, узкую кровать, так тщательно застеленную. Молли сидела в ночной рубашке у очага, укачивала Неттл и тихо напевала песню про звезды небесные и про морских звезд. Я не помнил никаких колыбельных и был очарован этой песней, так же как и Неттл. Большие глаза ее были устремлены на Молли. Она сжимала мамин палец в маленьком кулачке. Молли пела свою песню снова и снова, но я не уставал слушать ее. Это была сцена, которую я мог бы смотреть и месяц, и год. Но глазки ребенка закрылись, только для того, чтобы тут же снова распахнуться. Во второй раз веки девочки опустились медленнее и остались сомкнутыми. Ее губки медленно двигались, как будто она сосала во сне. Черные волосики уже начинали курчавиться. Молли наклонилась, чтобы провести губами по лобику Неттл.

Молли устало поднялась и отнесла девочку в постель. Она откинула одеяло, уложила ребенка и вернулась к столу, чтобы потушить единственную свечу. При свете очага я видел, как она улеглась в постель рядом с ребенком и натянула одеяло. Она закрыла глаза, вздохнула и больше не шевелилась. Я смотрел, как она спит, и видел, что это сон изнеможения. Я ощутил внезапный стыд. Вовсе не о такой жизни для нее, не говоря уже о нашем ребенке, мечтал я. Если бы не Баррич, им приходилось бы еще тяжелее. Я не стал смотреть на него, обещая, что все исправится, непременно исправится, когда я вернусь.

— Я ждал, что к тому времени, когда я вернусь, все исправится. Но это в некотором роде слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Голос Чейда. Старик склонился над столом в полутемной комнате, изучая свиток. Пламя свечи освещало его лицо и развернутую перед ним карту. Он выглядел усталым, но явно был в хорошем настроении. Его седые волосы были растрепаны, рубашка расстегнута и не заправлена в штаны, так что висела ниже пояса, как платье. Он был худым и мускулистым, но отнюдь не тощим, как прежде. Он сделал большой глоток из дымящейся кружки и покачал головой:

— Регал ничего не добьется, воюя с Горным Королевством. В каждой атаке на пограничные города отряды узурпатора редеют и скоро отступают. Они не пытаются овладеть разграбленными территориями или усилить передовые отряды, чтобы пробиться к Джампи. Чего он добивается?

— Пойди сюда, и я тебе покажу.

Чейд оторвал взгляд от свитка, наполовину довольный, наполовину раздраженный.

— Это серьезный вопрос, и я должен его обдумать. Вряд ли я найду ответ у тебя в постели.

Женщина отбросила одеяло и встала, чтобы подойти к столу. Она двигалась мягко, как крадущаяся кошка. Ее нагота была не беззащитностью, а броней. Темные волосы были распущены и доходили до середины спины. Она была не слишком молода, и меч оставил следы на ее ребрах. Но, однако, она все еще оставалась привлекательной и по-женски грозной. Она склонилась над картой рядом с Чейдом и ткнула в пергамент пальцем:

— Смотри сюда. И сюда. И сюда. Если бы ты был Регалом, зачем бы ты стал атаковать эти места силами слишком незначительными, чтобы удержать хоть одно из них?

Когда Чейд ничего не ответил, она постучала по другой точке карты.

— Ни одна из этих атак не была неожиданностью. Горские отряды были размещены в этих двух поселках. Но еще один отряд Регала отправился вот сюда.

— Но здесь ведь нет ничего, что стоило бы захватывать!

— Ничего, — согласилась она. — Но когда-то здесь был старый торговый путь, который вел в самое сердце гор. Он стороной обходит Джампи, и именно по этой причине им теперь редко пользуются. Большинство торговцев направляются в Джампи.

— А зачем все это нужно Регалу? Он хочет захватить эту дорогу и удерживать ее?

— Разумеется, нет!

— А куда ведет эта дорога?

— Сейчас? Никуда, если не считать двух-трех отдаленных поселков. Но эта дорога вполне подходит для небольшого, быстро двигающегося отряда.

— И куда они придут?

— Дорога пропадает в Ши-Шо. — Она постучала по другой точке на карте. — Но она привела бы этот гипотетический отряд туда, где он оказался бы вне досягаемости горцев — к западу от Джампи.

— И какова их цель?

Женщина пожала плечами и улыбнулась, увидев, что Чейд наконец оторвался от карты:

— Может быть, убийство короля Эйода или попытка снова захватить бастарда, который, как говорят, скрывается в горах? Это ты мне должен сказать. Это твоя работа, а не моя. Отравить колодцы в Джампи?

Чейд внезапно побелел.

— Это недосмотр. Они уже там. Что мне теперь делать?

— Будь я на твоем месте, я бы послала гонца к королю Эйоду. Девушку на лошади. Предупредить его, что в Джампи могли пробраться шпионы.

Чейд кивнул.

— Думаю, это будет лучше всего. — Голос его внезапно стал очень усталым. — Где мои сапоги?

— Расслабься. Гонца послали вчера. Следопыты короля Эйода уже прочесывают дорогу. У него очень хорошие следопыты. В этом я могу поклясться.

Чейд посмотрел на женщину с задумчивостью, которая не имела никакого отношения к ее наготе:

— Ты знаешь цену его следопытам. Тем не менее ты послала одну из твоих девушек к самому его порогу с официальным письмом, написанным твоей собственной рукой, чтобы предупредить его?

— Не вижу ничего хорошего в том, чтобы откладывать такие вещи.

Чейд пригладил свою короткую бороду.

— Когда в первый раз я попросил тебя о помощи, ты сказала, что работаешь за деньги, а не из патриотизма. Ты сказала, что одна сторона границы ничуть не хуже другой.

Она потянулась и повела плечами. Потом подошла к нему и со спокойной уверенностью положила руки ему на бедра.

— Мы почти одного роста. Может быть, как раз этим ты заманил меня на свою сторону?

Его зеленые глаза сияли, как у охотящегося кота.

— Да? — Он задумался, привлекая ее к себе.

Я пришел в себя, слегка вздрогнув, и неловко пошевелился. Мне было стыдно, что я шпионил за Чейдом, и я ревновал его. Я поворошил огонь и снова улегся, напоминая себе, что Молли тоже спит одна, если не считать маленького тепла нашей дочери. Это мало утешало, и сон мой был беспокойным остаток ночи.

Когда я снова открыл глаза, квадрат водянистого солнечного света падал на меня из окна. В очаге тлели всего несколько угольков, но я не мерз. При свете дня комната, в которой я находился, производила гнетущее впечатление. Я пошел и заглянул в другую комнату в поисках лестницы на верхний этаж, откуда бы мог разглядеть город. Но нашел только гниющие остатки деревянных ступеней, к которым не рискнул даже прикоснуться. Сырость здесь была еще сильнее. Сырые холодные каменные стены и пол напомнили мне о подземельях Оленьего замка. Я оставил место ночлега, шагнув навстречу дню, который казался почти теплым. Снег, выпавший прошлой ночью, превратился в лужи. Я снял шапку и позволил потеплевшему ветру трепать мои волосы. Пахло ранней весной.

Я ожидал, что дневной свет победит призрачных обитателей города. Но, по-видимому, он только сделал их сильнее. Черные камни с прожилками чего-то похожего на кварц широко использовались при постройке города, и стоило только прикоснуться к любой стене, чтобы увидеть, как жизнь пробуждается вокруг меня. Но даже если я ничего не касался, мне все равно казалось, что мимо меня проходят люди, болтают и смеются.