В моей семье было восемь человек: отец, мать, бабушка по отцовской линии и пятеро детей, четыре мальчика и одна девочка. Я был самым младшим. Жили мы по тем временам вполне обеспеченно, но наше благосостояние не свалилось нам на головы с небес. Отец выращивал на нашем поле сахарный тростник, трудился сам, своим честным и тяжёлым трудом зарабатывая деньги для семьи. Сахар очень ценился, поэтому доход был постоянным. Мать, бабушка и старшая сестра были известными в округе рукодельницами. Они шили очень красивые и добротные сари, вышивая их золотыми нитями, поэтому все женщины считали за честь купить свои наряды именно у них. Когда братья подросли, то стали помогать отцу, а я, как самый младший был под присмотром женщин. Когда мне исполнилось шесть лет, я стал считать себя вполне взрослым и всячески пытался избежать опеки, вызывая улыбки и подбадривания взрослых. Как-то раз я проснулся среди ночи и почувствовал странное волнение. Ночь была похожа на густый, мглистый туман, с плотным, трудно вдыхаемым воздухом. Луны и звёзд не было видно. Я зажмуривал глаза, пытаясь уснуть, но сон, словно рукой, сняло. И встать я не решался, потому что боялся этой темноты. Что-то наростало внутри меня, какоето предчувствие и пыталось вырваться наружу. Оно, это предчувствие чего-то, просто стаскивало меня с постели, заставляя окончательно проснуться и куда-то идти. Я ворочался, чтобы избавиться от него, но будто кто-то поднял мои веки и я увидел луч света. Он, ровной дорожкой, пробиваясь сквозь стену дома, падал на мою кровать, не ослепляя глаза, а приятно лаская взор. Я сам не понял, как встал и пошёл по этой светящейся дорожке, прямо сквозь стену! Оказавшись на улице, я быстро, насколько хватало моей детской прыти, шёл по лучу, то касаясь земли, то почти подлетая на несколько сантиметров над ней. Уже кончилось отцовское поле, а я всё бежал и бежал к тому месту, откуда исходил этот свет. Вдруг, я очень отчётливо услышал бабушкин голос, который звал меня вернуться домой. Я испугался, что она догонит меня и припустил ещё быстрее. Теперь я точно летел над землёй, едва касаясь её пальцами ног. Сколько я мчался в таком темпе, незнаю. Но место, из которого исходил этот свет, был уже совсем близко. Я оглянулся и увидел, что за мной этого света уже не было, он исчезал прямо под моими ногами и оставался только впереди. Он исходил от чего-то очень большого, яркого, но не разобрать. Когда я приблизился к этому источнику света на расстоянии нескольких метров, я смог разглядеть его. Это был огромный кокон, который переливался всеми цветами радуги! Я, не испытывая никакого страха, словно под воздействием кого-то, сделал последнее усилие, рванулся к нему и будто вскачил в открытую дверь, оказавшись внутри кокона. Меня ослепил яркий свет, я потерял сознание.

Очнулся в каком-то, наспех построенном шалаше, лёжа на травяной подстилке. Сознание возвращалось на столько медленно, что я с трудом мог соображать. В голове стоял гул, в глазах туман. Я зажмурился, чтобы попытаться вернуть зрение. А когда открыл глаза, то смог разглядеть сплетение веток над головой, через которое пробивался солнечный свет.

Шалтир замолчал, было видно, что он снова переживает тот момент, который, по всей вероятности, был мучительным для него. Он глубоко вздохнул и продолжал:

— Я попытался встать, но моё маленькое тельце не слушалось меня, я просто не чувствовал его. Мне стало так страшно, хотел закричать, но не смог издать ни звука. Вы представляете душевное состояние шестилетнего мальчика, который мог только думать и всё! Я, невероятным усилием, стал пытаться раскачать свое тело, пока не выкатился из своего убежища. «Слава Всевышнему, облако очнулось». Я не говорил вам, что меня, с самого младенчества, все родные называли «облаком». С самых первых моих шагов, все удивлялись моему проворству и легкости движений. Как-то раз, бабушка позвала меня, чтобы посмотреть, как я, быстро перебирая своими ножками, помчался к ней, а потом меня позвала мама и я повернул в её сторону. «Как облако быстро меняет свой курс от малейшего дуновения ветерка» сказала бабушка. С тех пор меня и стали звать «облаком».

И вот, теперь, возле шалаша, послышался голос бабушки. Я повернулся на её голос. Бабушка Шил сидела на земле возле маленького костерка и что-то мешала в глиняном горшке. Бросив своё занятие, она бросилась ко мне и, прижав мою голову к своей груди, расплакалась. «Внучек мой маленький, облачко моё, я уже и надеяться перестала» приговаривала она, целуя моё лицо. А потом, когда её первая радость немного стихла, она стала рассказывать, что со мной произошло. Оказалось, что я пролежал без памяти 49 дней, а она ухаживала за мной. В ту ночь, когда я вышел из дома за этим лучом, она тоже не спала и видела мой уход. Бабушка подождала немного, думая, что я вышел во двор по нужде, но я не возвращался. Тогда она пошла искать меня и увидела, как я, словно по чьему-то зову, бегу по светящейся дорожке уже довольно далеко от дома. Она почувствовала непередоваемый страх за меня, а потом благоговейный трепет перед этим светом и пошла следом за мной. Но её старость уже не давала возможности догнать меня и тогда она крикнула моё имя, чтобы я остановился. Но я только сильнее припустил. Ей не оставалось ничего другого, как по возможности, не терять меня из виду. Яркая вспышка света, а потом кромешная тьма. Бабушка ужаснулась, упала от неожиданности. А когда поднялась с земли, то к своему ужасу поняла, что меня нигде не видно. Какое родственное чутьё, какое наитие двигало ей, я незнаю, но она нашла меня среди огромного поля в полной темноте. Я лежал без сознания и её попытки привести меня в чувство были тщетны. Она хотела взять меня на руки, чтобы отнести домой, но вдруг послышался, сначала тихий, потом нарастающий, гул. Земля заходила ходуном под её ногами, словно под землёй заворочалося какое-то огромное животное. Гул стал невыносимым, оглушающим, а вибрация была такой, что бабушка не устояла на ногах и упала рядом со мной. Она прижала моё тело, словно хотела закрыть собой. Это было просто светопредстваление какое-то, говорила она, сколько это продолжалось, она не помнить, ибо страх так сковал её, что само время перестало существовать.

Она очнулась от звенящей тишины и лучей солнца, поднимавшегося над горизонтом. Наступило утро, а я так и был без сознания. Бабушка Шил, еле-еле поднялась на свои дрожащие ноги и попыталась взять меня на руки. Но ночь леденящего страха отняла у неё последние силы. Она горько расплакалась от бессилия и решила вернуться, чтобы позвать моего отца. Она шла и шла, удивляясь тому, как далеко мы оказались от дома. Ей даже пришлось оставлять приметы, чтобы потом без труда отыскать меня. Она шла до самого полдня и уже начала волноваться, что заблудилась, ненаходя знакомых мест. И тут щемящее предчувствие беды охватило её, когда она поняла, по каким-то, только ей известным приметам, что местность вокруг отдалённо напоминает ту, в которой мы жили. Но ни одного строения, ни одного, хотя бы, разрушенного домика не было! Бабушка обомлела. Не чувствуя ног, она опустилась на землю, внутри её похолодело, перед глазами всё поплыло. На месте когда-то зелёных полей тростника и риса, любовно возделываемых её сыном, небольшого селения, приютившегося на склоне горы, была безжизненная равнина, занесённая песком. Словно и не было здесь никогда ни людей, ни домов. Навалившееся горе, словно каменная глыба, скатившаяся с гор, казалось, придавила бабушку Шилу к земле, она уткнулась лицом в песок. Хотела плакать, но слёз не было, хотела закричать, но крик комом застрял в её горле.

Сколько пролежала она так, только богу известно. Перед ней, словно во сне, промелькнула вся её жизнь. Зажмурилась Шил и будто душа её, против времени, вернулась назад, посмотреть, какая трагедия случилась здесь этой ночью. Словно, разрываемая изнутри, вздыбилась по середине селения земля, повалились лачужки, дико закричали люди, выскочившие из своих домиков. Забегали в панике, ища спасения. Люди, животные — всё смешалось в один живой организм. Но шанса на спасение не было ни у кого. Разверзлась земля и поглотила всех за одно мгновение. Что это было? Что за чудовищная катастрофа? «За что, боги?!» это единственная мысль, которая словно огнедышащий дракон, испепеляла душу старой женщины. Но не было ответа ни в разуме, ни в сердце, ни с небес. Мир, в котором жила её семья, исчез, поглощённый безжалостной землёй. Жизнь остановилась.