В той или иной степени перемены затронули всех обитателей Анджелфилда. Миссиз, невзирая на ее протесты, была отправлена к окулисту и с его помощью обрела былую остроту зрения. Она пришла в такой восторг при виде дома в его нынешнем очищенном состоянии, что сбросила груз лет, прожитых в сумеречной серости, и начала с энтузиазмом содействовать Эстер в утверждении этого прекрасного нового мира. Даже Копун, который неохотно подчинялся распоряжениям Эстер и избегал встречаться с ее ярким всевидящим взглядом, даже он не устоял перед благотворным влиянием, которое она оказывала на жизнь усадьбы. Однажды утром, не сказав никому ни слова, он взял свои ножницы и впервые со времени катастрофы вошел в фигурный садик. Там он присоединил свои усилия к тем, что были уже предприняты самой природой, и начал устранять последствия давнего варварского насилия.

В меньшей степени влияние Эстер сказалось на Чарли. Он ее сторонился, что вполне устраивало обоих. Она не имела намерения заниматься чем-либо помимо своей работы, а ее работой были мы – наши мозги, наши тела и наши души, – тогда как наш официальный опекун находился вне сферы ее обязанностей, и она предоставила его самому себе. Она была не Джен Эйр, а он не был Рочестером[14]. Под могучим напором этой светлой энергии Чарли ретировался в бывшие детские комнаты на втором этаже, где за плотно закрытыми дверьми он и его воспоминания продолжали тихо загнивать в располагающих к этому грязи и убожестве. Для него «эффект Эстер» свелся к улучшенному питанию и наведению порядка в его финансах, которые до той поры находились в честных, но нетвердых руках Миссиз и расхищались бессовестными торгашами и прочими искателями легкой наживы. Вряд ли он заметил эти перемены к лучшему, а если даже и заметил, то вряд ли придал им значение.

Эстер держала детей под строгим контролем и вне поля зрения Чарли; если подумать, одно это уже заслуживало его благодарности. При Эстер обиженные соседи перестали являться в дом с жалобами на близнецов, а Чарли был избавлен от необходимости совершать вылазки на кухню, чтобы перехватить сандвич, и – самое главное – он мог все свое время, каждую его минуту, проводить в своем воображаемом мире с Изабеллой, только с Изабеллой, всегда с Изабеллой. Потерю внешнего пространства он компенсировал расширением внутренней свободы. Он никогда не слышал Эстер; он никогда ее не видел; мысли о ней никогда не приходили ему в голову. В этом плане она его полностью устраивала.

Итак, это был полный триумф Эстер. Пусть лицо ее было невзрачно, как сырая картофелина, но зато она умела добиваться своего, и не было на свете такой задачи, с которой она бы не справилась, стоило ей взяться за дело всерьез.

***

Мисс Винтер замолчала, глядя в пустой угол комнаты, где ее прошлое являлось ей более реальным и живым, чем мне – мое настоящее. Печаль и страдание смутно угадывались в выражении ее лица. Сознавая, насколько тонка нить, связывающая ее с прошлым, я боялась нарушить эту связь своим неуместным вмешательством, но в то же время жаждала услышать продолжение истории.

Пауза, однако, затягивалась.

– А вы? – осторожно напомнила я. – Как к ней относились вы?

– Я? – Она растерянно моргнула. – Мне она нравилась. В том-то вся беда.

– Беда?

Она снова моргнула, чуть изменила позу в кресле и посмотрела на меня иным, уже острым и ясным взглядом. Связующая нить оборвалась.

– Думаю, на сегодня достаточно. Вы можете идти.

КОРОБКА ЖИЗНЕЙ

Начиная с истории об Эстер, я втянулась в прежний ритм работы. По утрам я слушала рассказы мисс Винтер, все реже делая пометки в блокноте, а потом в своей комнате, вооружившись двенадцатью карандашами и верной точилкой, по памяти записывала все услышанное. Переходя с кончика карандаша на бумагу, слова начинали звучать во мне голосом мисс Винтер; позднее, вслух перечитывая написанное, я чувствовала, как мое лицо невольно воспроизводит ее мимику. Моя левая рука опускалась и поднималась в унисон с ее выразительными жестами, тогда как моя правая недвижно лежала на колене, подобно ее искалеченной кисти. Мое сознание превращало слова в живые картинки. Эстер, чистая и аккуратная, представала в ореоле серебристого света, который все разрастался, захватывая сначала ее комнату, а затем и весь дом вместе с его обитателями. Миссиз превращалась из полуслепой старой развалины в женщину с ясным и внимательным взглядом. Эммелина под влиянием сверкающей ауры Эстер трансформировалась из грязной, вечно голодной бродяжки в милую и ласковую девочку-пышечку. Исходящее от Эстер сияние достигало даже фигурного сада, где оно пробуждало и гнало в рост молодые побеги на Изувеченных самшитовых кустах. Был там, конечно, и Чарли, блуждавший во тьме за пределами светлого круга, слышимый, но невидимый. Упрямый садовник Джон-копун также находился на периферии света, не желая выходить под его лучи. И еще там была Аделина, девочка с таинственной и темной душой.

Еще ранее, работая над биографическими очерками, я завела «коробку жизней» – в ней хранились карточки с данными обо всех людях, имевших отношение к той или иной теме: имя, род занятий, даты жизни, места проживания и т. п. Иногда я могла вообразить, что таким образом доставляю радость покойникам. («Взгляни, – как будто говорили они друг другу, глядя на меня с той стороны зеркала, – она заносит нас в свои карточки! А ведь мы уже двести лет как в могиле!») Если же зеркало было затянуто мглой и я чувствовала себя заброшенной и одинокой по эту его сторону, карточки казались мне картонными надгробиями, холодными и безжизненными, а коробка, соответственно, олицетворяла собой кладбище. Круг действующих лиц в рассказах мисс Винтер был крайне узок, и это приводило меня в смятение всякий раз, когда я просматривала картотеку. Я получала только текст истории, но испытывала острую нехватку сведений о ее героях.

В этот раз я начала заполнять новую карточку.

Эстер Барроу

Гувернантка

Анджелфилд – Хаус

Родилась:?

Умерла:?

Я остановилась и стала производить подсчеты. Девочкам тогда было тринадцать. Эстер была в расцвете сил, о чем свидетельствовали ее живость и энергия. Сколько ей было – около тридцати? Или, может, меньше – двадцать пять? То есть всего на двенадцать лет старше близняшек… Возможно ли?.. А почему нет? Мисс Винтер умирала на восьмом десятке, но это еще не значило, что кто-то старше ее дюжиной лет к этому времени обязательно должен быть мертв.

Существовал только один способ это узнать.

Я сделала еще одну запись в карточке и подчеркнула эти слова:

НУЖНО ЕЕ НАЙТИ.

Не потому ли, что я решила найти Эстер, она той же ночью явилась мне во сне?

Невысокая фигура в чистеньком голубом халате с туго завязанным поясом стояла наверху лестницы, покачивая головой и неодобрительно глядя на покрытые копотью стены, выдранные половицы и побеги плюща, ползущие вверх по каменным ступеням. Она находилась в самом центре хаоса, но пространство в непосредственной близости от нее было залито мягким умиротворенным светом. Я подошла ближе, притягиваемая к ней, как ночная бабочка к огню. Но когда я вступила в магический световой круг, ничего не изменилось. Я по-прежнему оставалась затемненной. Быстрые глаза Эстер оглядывали помещение, примечая все детали, и наконец остановились на каком-то предмете позади меня. Там моя сестра-близнец, подумала я во сне. Меня же взгляд Эстер миновал без задержки. Она меня не увидела.

Я проснулась со знакомым ощущением жгучего зуда в боку и с ходу попыталась проанализировать свой сон и выяснить причину охватившего меня страха. В самой Эстер – в ее взгляде, скользнувшем по моему лицу, – не было ничего пугающего. Меня устрашило не то, что я увидела, а то, кем я была во сне. Если Эстер не смогла меня разглядеть, значит, я была призраком. А если так, то я была мертва. Как иначе это можно истолковать?

вернуться

14

Заглавная героиня романа Шарлотты Бронте и ее нелюдимый возлюбленный.