— Я всего лишь ничтожный метельщик, слежу за чистотой в этом храмовом дворе и поддерживаю огонь в светильниках, подливая в них масло — смуглое лицо египтянина становится серым, и он начинает заикаться от страха — Клянусь, я ничего не видел! Мне здесь даже не разрешено спускаться в подземелья…

— Это туда, где находятся погребальные камеры священных быков Аписов? — оживился Сенека — А нам с другом нельзя потом глянуть на их мумии?

— Что, вы, господин!!! — ужаснулся метельщик — туда имеют доступ только посвященные!

Толку от моих дальнейших угроз немного, парень уже ударился в панику и вот-вот грохнется на плиты двора. На нас уже начинают оглядываться. Я вспоминаю про анкх Хранителя, который ношу теперь, не снимая, под туникой. И показываю его служке.

— Знаешь, что это? Если ты верный служитель Сераписа не смей лгать Хранителю. Я хочу слышать правду!

Египтянин теряет дар речи и заворожено смотрит на мой анкх. Потом опускается перед нами на колени и припадает лбом к моим калигам, приводя меня этим поступком в шок.

— Простите недостойного раба, Хранитель! Я всего лишь выполнял приказ Начальника мастеров. Мне было приказано молчать, и я не мог его ослушаться.

— Встань и говори…

Парень снова утыкается в мои калиги и мотает головой. Потом тихо произносит

— Смилуйтесь, я не смею теперь смотреть вам в глаза… Но расскажу все, что знаю. Человек, которого вы ищите, появился здесь три дня назад. Он называл себя учеником Иешуа и рассказывал про него, собирая вокруг себя толпу. Начальнику мастеров это не понравилось, и он приказал храмовой страже прогнать его. Иудей ушел, но на следующее утро вернулся и начал снова проповедовать, только теперь уже не здесь, во дворе храма, а у подножия лестницы. И снова вокруг него собралась толпа. Но нашлись недовольные, которые стали гнать его и бросать в него камни.

— Это был приказ кого-то из жрецов?

— Не знаю… я, правда, не знаю. У нас раньше никогда такого не случалось. Один из камней пробил ему голову, и он упал, обливаясь кровью…

Я прикрываю глаза и отгоняю подступившую к горлу тошноту. Если Матфей погиб, я найду виновных и заставлю их сожрать камни, которыми они бросались в апостола. Пусть это не по-христиански, но я заставлю местных жрецов ответить за это и впредь считаться с последователями Христа!

Луций, успокаивающе кладет мне руку на плечо и спрашивает египтянина.

— Что же было дальше? Не тяни!

— Толпа растерзала бы его, если на его счастье не вмешались бы иудеи. Он потерял сознание и терапевты забрали его с собой.

— Кто?!! — изумленно распахиваю я глаза и рот — Какие еще терапевты?!

Сенека спешит пояснить мне

— Марк, терапевты это местная иудейская секта, такие же аскеты, как иоанниты и ессеи. Они живут закрытой общиной, уединенно, в поселении на берегу Мареотидского озера. Занимаются врачеванием, я и сам к ним как-то обращался. Серапис ведь почитается еще и как целитель всех болезней, вот они видимо и приходят сюда, когда бывают в городе, чтобы помолиться ему и принести свои дары.

— И ты знаешь, где находится их поселение?

— Знаю, конечно. Это не очень далеко от городских стен

— Скорее веди меня к ним!

Я выдыхаю и снова перевожу взгляд на уборщика, который так и стоит на коленях, не поднимая головы.

— Иди к своему начальнику мастеров и передай ему, что я завтра вернусь. Пусть молится Серапису, чтобы мой товарищ выжил. Иначе его постигнет участь мемфисских жрецов Сета. Слышал, как они были наказаны?

Египтянин в ужасе отшатывается от нас. Выражение лица у меня, видимо, зверское. Потому что на самом деле, я в бешенстве. Это Александрия — центр античной цивилизации?!

Я быстрым шагом спускаюсь по лестнице и направляюсь к восточным воротам города. Луций еле поспевает за мной. Немного успокоившись от быстрой ходьбы, спрашиваю у Сенеки то, что осталось для меня непонятным

— Луций, а кто вообще такой этот «начальник мастеров»?

— А ты разве не знаешь? — удивляется он — Марк, это же главный жрец храма.

— Так я что — угрожал расправой главному жрецу Сераписа?!

— Ну, да… Вообще-то не стоило этого делать. С ним лучше не ссориться.

— Если Матфей умрет, у храма Сераписа будет другой главный жрец!

Выйдя из городских ворот, я останавливаюсь и удивленно оглядываю окрестности: впереди перед нами расстилается самое настоящее кладбище со всеми присущими ему атрибутами — могильными плитами, поминальными стеллами и мавзолеями.

— Это что — некрополь?

— Ну, да. В Египте он всегда находится в западной части пригорода. А поселение терапевтов совсем в другой стороне, на восточной окраине города.

— И нам теперь придется возвращаться и топать туда через весь город?

— Зачем? — удивляется Луций — Вместо того, чтобы толкаться в городе, мы лучше спокойно доплывем туда по озеру. Пойдем…

Мы подходим к небольшой пристани на городском канале, и по каменным ступеням спускаемся на причал, вдоль которого как на параде выстроились разнокалиберные лодки. Крупных кораблей здесь конечно нет, они разгружаются и швартуются в озерной гавани, а вот легких рыбацких, торговых и даже прогулочных суденышек тут полно.

— Подожди, я сейчас найму нам лодку.

Луций разговаривает сначала с хозяином одной лодки, потом переходит к другой. Удача улыбается ему с третьего раза, и друг радостно машет рукой, призывая меня спуститься на пирс. Нанятая им лодка выглядит довольно чистой и рыбой от нее не воняет. Она небольшая, с одним прямым парусом и удобной скамьей для пассажиров. Хозяин видимо использует ее для перевозки людей и каких-то некрупных грузов исключительно по каналам и озеру. Он быстро разворачивает парус, и берется за длинный шест, которым ловко отталкивается от неглубокого дна, стоя на носу своей плоскодонки. Отчего на память мне тут же приходят венецианские гондольеры.

Нанятая нами лодка, несмотря оживленное движение по каналу, развивает довольно приличную скорость, и вскоре уже выходит из канала в озеро. Мы плывем по Мареотису вдоль южных стен Александрии, где на берегу расположены большие хранилища — там хранится зерно перед отправкой в Рим. Его доставляют на баржах по Нилу, а потом перегружают на огромные морские суда для перевозки в Остию. Египет давно уже стал главной житницей Римской империи и поставляет туда в год больше 80 000 тонн зерна. Когда римские жители кричат властям: “Хлеба и зрелищ”, надо бы уже кричать “Египетского хлеба и зрелищ”!

Вода в Мареотидском озере солоноватая, по сути это просто неглубокая лагуна длиной километров пятьдесят, отгороженная от моря узким перешейком, на котором и выстроена Александрия. С морской гаванью и Нилом Мареотис соединен несколькими каналами, по берегам озера тут и там располагаются богатые поместья и небольшие деревеньки, окруженными пальмами и участками возделанной земли. Выглядит это красиво, но по словам Сенеки жизнь у местных селян непростая. Их постоянно достают набегами буколы — так здесь называют жителей западной части нильской дельты.

В этой недоступной болотистой местности — Буколии — среди густых зарослей папируса и камышей царит настоящая разбойничья вольница, даже римские легионеры не в силах с этим справиться. Ватаги буколов появляются внезапно на своих шустрых лодках, грабят окрестные деревушки и поместья, нападают на торговые корабли, а потом также быстро исчезают с добычей на своих болотах. Даже местным храмам здесь от них достается. А в свободное от набегов время они ловят рыбу, возделывают огороды на островках земли среди болот, и пасут там своих коров и коз. Такие вот пастухи-разбойники, среди которых много беглых рабов и бывших крестьян.

Сенека отзывается о них весьма пренебрежительно, чуть ли не как о дикарях. Я же про себя тихо посмеиваюсь над его римским снобизмом. Они и сейчас-то на римлян плюют, а через сто с лишним лет эти дикари так оборзеют, что поднимут восстание против империи, возьмут Александрию в осаду и зададут жару местным властям. Придется префекту на подмогу из Сирии еще один легион вызывать. А вот не нужно так закручивать гайки и доводить египетских крестьян до отчаянного состояния непомерными поборами.