— Дьявол решил быть хитрее и убить сына Бога чужими руками. Как только воссияла на небе Вифлеемская звезда, знаменуя приход в наш мир Мессии, собрал все демонические силы вокруг Вифлеема, послав духов лжи, чтобы ослепить умы книжников и священников. А затем по дьявольскому наущению царь Ирод приказал уничтожить всех младенцев в Иудее. Но небесные ангелы стояли на страже Младенца, и никто из смертных не смог убить его.

Я перевел взгляд с Сенеки на Корнелию. Девушка уже перестала всхлипывать и слушала меня очень внимательно, хотя и слышала часть сказанного еще от апостолов.

— Следующий шанс увидел Люцифер, когда Дух Святой объявил Иисуса Мессией. Во время 40 дневного поста нашего Учителя в пустыне, дьявол сам явился Ему и искушал Его, но все оказалось тщетно. И тогда Сатана испугал еврейских первосвященников тем, что Иисус лишит их власти, когда придет в Иерусалим, и все иудеи пойдут за Мессией. Пришло время неправедного суда на Иисусом. Посланные дьяволом демонические духи подстрекали озлобленную толпу и лжесвидетелей. Фарисеи добились своего — смертный приговор был вынесен и приведен в исполнение. Наконец-то пришёл час торжества Сатаны, он ликовал и думал, что одержал победу, распяв Иисуса на кресте.

Вижу, как Лонгин бледнеет и опускает глаза. Ему до сих пор трудно поверить, что то был промысел Божий, и личный выбор Иисуса, который давно простил сотника. Тяжелая это ноша — собственная вина…

— Однако, все вы знаете конец истории… День воскресения Мессии стал днём самого униженного поражения Дьявола. Когда Иисус вознесся на небеса, Он навсегда стал недосягаем для дьявола. Весь ад был потрясен, потому что Сатана ещё раз потерпел поражение. Даже используя все свои силы и грехи людские, он не смог победить Сына Божьего.

Я замолчал, переводя дыхание.

— Марк, у тебя из рук идет свет — тихо произнес Сенека, стоящий рядом со мной. Я глянул на светящиеся ладони и вдруг подумал, что некоторым пора уже узреть маленькое чудо, касающееся именно их, чтобы обрести искреннюю веру в Бога. Улыбнувшись, протянул ладонь и положил ее на грудь стоика, пальцами касаясь его кадыка. Прикрыл глаза, вызывая внутреннее зрение и разглядывая темную дымку, серой паутиной охватившей его гортань и спускающуюся грязными лохмотьями вниз, к трахеям, бронхам и легким Сенеки. Прочь… пошла прочь. И я осторожно потянул ее, вытаскивая и сжигая Светом. Сенека закашлялся, отхаркивая на землю мокроту, и схватился за горло. Ну, а я просто потряс рукой, сбрасывая с пальцев на землю последние капли света.

Толпа дружно вздохнула, но парни из центурии Лонгина успокаивающе зашикали на остальных — им-то не в новинку было видеть, как мы с апостолами лечим и возвращаем людям здоровье. А я тем временем продолжил:

— И теперь битва идет против последователей Христа и его наследия. Это значит, что Сатана объявил войну каждому истинно верующему в Иисуса. Он хочет завоевать те души, которые проиграл Божьему Сыну, и не остановится ни перед чем, чтобы разрушить нашу веру. Это значит, что дьявол будет использовать всё свое оружие против нас — все хитрости, ложь и уловки. Помните! Демоны Сатаны могут быть везде — я снова поднял вверх гримуар — даже в книгах. А искушать нас они будут властью и гордыней, жадностью и стремлением к роскоши, завистью и даже невоздержанностью в еде…

Я поймал испуганный взгляд Клавдии, и кивнул головой. Жена Пилата отлично поняла мой намек. Оттого была бледна и тяжело дышала.

— Как? Как же нам защититься от дьявола?! — первым к моему удивлению очнулся крепыш Гней

— Верить в Христа, соблюдать заповеди, молиться ему и никогда не сомневаться в его любви к нам. А еще исповедоваться и причащаться, чтобы искренним раскаяньем очистить свою душу — я засунул книгу Мертвых в свой заплечный мешок — Бог не оставит верующих в него. Помните об этом!

Пока мы плыли по каналу, я читал гримуар и все больше сокрушался. Эх, надо было взять с собой Матфея! Сет умел насылать пыльные бури, тучи саранчи, мор и болезни… Моих сил может и не хватить для борьбы с его искушенными жрецами. Но если я забрал бы с собой Апостола, то на кого оставил бы Скрижаль, на ребят Лонгина? А к святыне в последние дни начало приходить все больше и больше александрийцев, еще немного и это превратится в настоящее паломничество. Матфей читал на площадях проповеди и крестил горожан десятками. Особенно усердствовали греки — образованные, по большей части, и поэтому легко воспринимающие все новое.

Нет, я не мог нарушить эту идиллию. Александринская община уже обещала стать самой большой и самой просвещенной на Ближнем Востоке. Просто в силу огромного населения столицы Египта, где большую часть составляли эллины, которым было не привыкать к смене богов и веры. А потом новая вера потечет тонкими ручейками вслед за торговыми караванами и паломниками по всему Римскому миру.

— Все читаешь? — рядом на мешки с бобами уселся Сенека. Философ все-таки увязался с нами, уговорив дядю и поднявшись на борт в самый последний момент, когда первая из триер уже отплывала от берега. И теперь, улучив момент, когда рядом никого нет, стоик смущенно поглядывал на меня, не зная как начать разговор о своем исцелении. Все произошло спонтанно, конечно, он меня об этом не просил, да и вряд ли вообще мог предположить, что я на такое способен. Но что сделано, то сделано. И чувствую я себя сейчас так же неудобно, как и Луций.

— Читаю… — вздохнул я, аккуратно перелистывая книгу мертвых. Все-таки это исторический раритет, дошедший до ученых будущего в очень усеченном виде — Врага надо знать в лицо.

— Марк, ты ведь вылечил меня, да?! — решается Сенека — Я не мог ошибиться! Ты не поверишь, но когда я прокашлялся, то впервые за долгое время смог вздохнуть полной грудью. Это просто чудо: я дышу, как все нормальные люди! Тебе, здоровому человеку, никогда не понять этого счастья… — он запнулся, украдкой вытер глаза от набежавших слез, и потом, помолчав, продолжил — Всю жизнь меня окружали лекари, но они могли лишь на время облегчить мои страдания. А порой это было совершенно невыносимо. Признаюсь — часто я даже подумывал о самоубийстве, не желая влачить жизнь калеки.

— Луций, никогда не смей думать о самоубийстве! Никогда. Это самый страшный грех. Потому что Бог дает нам страдания и испытания не для того, чтобы мы трусливо бежали от них. И эта тяжелая ноша, что нам дается, всегда по силам человеку, поверь. Просто мы сами до конца не осознаем всей силы своего духа и своей человеческой стойкости.

Сенека встал и с достоинством мне поклонился

— Благодарю тебя, Марк Луций Юлий! Отныне и до конца жизни я твой вечный должник.

— Простого человеческого “спасибо” мне вполне достаточно, Луций. А благодарить ты должен нашего Бога, который дал мне силу исцелять. Значит, он решил, что чаша твоих телесных страданий испита до дна. Но помни: отныне твоим образом жизни должна стать разумная умеренность во всем — это залог и телесного здоровья, и душевного. Забудешь это, сорвешься — и твоя болезнь может в любой момент вернуться.

Стремясь закончить разговор, который смущает нас обоих, я делаю попытку отвлечь внимание стоика от вынесения мне торжественных благодарностей

— О, смотри, Луций, уже Нил!

Канал и правда, закончился. Теперь мы вышли в широкий приток Великой реки. Только тут я понял, насколько густо населен Египет. Понятно, что вся жизнь древней провинции сосредоточена вокруг Нила-кормильца, но сейчас я видел, что берега реки буквально пронизаны бесчисленными искусственными протоками. Тут и там на возвышенностях стояли небольшие деревни. Тысячи грузовых и рыбацких лодок сновали по Нилу. Нас приветствовали белозубыми улыбками, рыбаки предлагали купить свой улов.

Разглядывая проплывающий мимо Египет, я начал понимал, насколько ничтожна здесь власть римлян. Просто в силу нашей малочисленности. Всего-то один легион. Египтяне провожали нас взглядами и снова занимались своими делами. Казалось, что им вообще нет никакого дела до нас. Куда и зачем направляются вверх по Нилу римские триеры, их как-то мало интересовало. Люди жили своей обычной жизнью, которая мало изменилась здесь за века и тысячелетия. Если только власть жрецов несколько ослабла.