Ирина Васильевна осталась, видимо, довольна такими приятными словами своих сотрудниц, и поэтому она взглянула на Аню теперь уже не так строго.

— Ты пообедала? — спросила она Аню.

— Пообедала, — отвечала Аня. Но, спохватившись, сказала: — Только я очень пить хочу, мамочка.

— Она пить хочет, — ласково заулыбались сотрудницы. — Молодая, набегалась… Ирина Васильевна, между прочим, у нас в буфете лимонад есть!

— Ну пойдём, я угощу тебя лимонадом, — сказала Ирина Васильевна. — Но в следующий раз, пожалуйста, так не поступай. Предупреждай меня, по крайней мере. И мама с дочерью отправились на третий этаж в институтскую столовую.

В столовой было уже совсем мало народу. Обеденный перерыв кончился. Две женщины в грязноватых белых передниках мыли в тазу тарелки и стаканы. Одна вытирала тряпкой зелёные и красные столики. Буфетчица поправляла в витрине покосившуюся плитку шоколада «Алёнка». Было тихо, и пахло не очень вкусной едой.

Мать и дочь Залетаевы взяли в буфете бутылку тёплого лимонада и сели его пить.

И тут — ты, наверное, не поверишь, но это случилось в самом деле, и мы готовы тебе в этом поклясться, — тут отворилась дверь столовой, и в неё вошли — Аню бросило в жар — высокий подтянутый мужчина в тёмно-сером костюме и мальчик в ковбойке, но на этот раз не в зелёной, а в синей с коричневым.

Да-да, это были Борис Борисович Дубов и его сын Боря Дубов, ученик шестого класса 628-й средней школы.

Войдя в столовую, оба остановились и как будто бы растерялись. Оживлённый разговор между ними почему-то мигом прекратился, и даже казалось, что они тут же забыли об этом разговоре. Выражение их лиц переменилось. Смеющееся лицо мужчины вдруг стало растерянным и несколько даже ошарашенным, а весёлое и беззаботное лицо мальчика приняло суровый и, мы бы даже сказали, вызывающий вид.

Дубовы смотрели на Залетаевых. Залетаевы смотрели на Дубовых.

Впрочем, мы выражаемся неточно. Не все Дубовы смотрели на Залетаевых, и не все Залетаевы смотрели на Дубовых.

Аня смотрела в стакан с лимонадом. И смотрела она в него с таким пристальным интересом, как будто там плавала золотая рыбка. А внимание Бори было приковано к большому шоколадному набору, красовавшемуся на самом видном месте буфетной стойки. Наверное, Боря очень любил шоколадные наборы.

Итак, Борис Борисович Дубов смотрел на Ирину Васильевну Залетаеву, а Ирина Васильевна Залетаева смотрела на Бориса Борисовича Дубова.

Лицо Бориса Борисовича снова приняло из растерянного прежнее приветливое выражение, и он, слегка наклонив голову, вежливо произнёс:

— Добрый день, Ирина Васильевна. — Причём светлые проницательные глаза Бориса Борисовича скользнули с лица Аниной мамы и остановились на Ане, разглядывая её внимательно и не без некоторой, скрытой где-то очень глубоко и оттого еле заметной, лукавой усмешки.

Лицо Аниной мамы осветилось приятной и любезной улыбкой.

— Здравствуйте, Борис Борисович, — с готовностью отозвалась она. — А мы вот тут лимонад пьём… Присоединяйтесь…

— Спасибо, Ирина Васильевна, — ответил Борис Борисович. И при этом очень быстро и внимательно взглянул на своего сына, который с неприступным и гордым видом оглядывал теперь в витрине банку баклажанной икры.

— Ну как, Борис Борисыч, составим компанию?.. — спросил отец.

Мальчику ничего не оставалось, как кивнуть. Впрочем, банка баклажанной икры по-прежнему его очень занимала. Наверное, он и к баклажанной икре был неравнодушен.

— А мы вот тут с дочкой… — говорила Ирина Васильевна, пока Борис Борисович ставил на стол ещё две бутылки лимонада. — Представляете, явилась вдруг моя красавица, прямо как снег на голову. Я даже испугалась. Ведь мы на другом конце города живём!..

При этих словах Борис Борисович опять как бы невзначай взглянул на сына, а сын его нахмурился и как-то странно дёрнул головой.

— А она, видите ли, соскучилась, — продолжала Анина мама и в знак того, что она больше не сердится, кокетливо дёрнула Аню за косичку.

Тут Аня тоже нахмурилась и тоже, как Боря, дёрнула головой.

— Гм… — сказал Борис Борисович. — Вашу дочь, кажется, зовут Аня?

— Да. Анечка! Я назвала её так в честь бабушки… Анюта, почему ты молчишь? Ты ведёшь себя неприлично. Поздоровайся с Борисом Борисовичем!

— Здравствуйте, — выдавила из себя Аня, не поднимая глаз от стакана.

— Здравствуйте, — вежливо ответил Борис Борисович. — А теперь разрешите, Ирина Васильевна, познакомить вас и вашу дочь с моим сыном.

И он опять быстро и даже с некоторой тревогой посмотрел на сына, у которого вдруг ни с того ни с сего так покраснели уши, что казалось, поднеси к ним спичку, и они вспыхнут, как бенгальские огни.

— О да! Конечно! — обрадовалась Ирина Васильевна. — У вас такой милый сын! Совсем большой… Анюта, ну познакомься же! Ну протяни мальчику руку!.. Аня, ну что с тобой?..

Отчаянным усилием воли Аня оторвала взгляд от стакана и переместила его куда-то на середину груди Бори Дубова, где был приколот значок с портретом Гагарина.

Протянутая рука её была холодна как лёд.

Как во сне, она ощутила слабое тёплое пожатие и с большим трудом вернула руку в прежнее положение, то есть согнула её в локте и положила на колени, на школьный чёрный фартук.

Боре, по-видимому, всё это было глубоко безразлично. Только банка баклажанной икры продолжала занимать его внимание. И пока его отец о чём-то разговаривал с матерью Ани, а Аня сидела, как гипсовая статуя в парке культуры и отдыха, изображающая школьницу с книгой на коленях, Боря не сводил глаз с этой самой банки. Видимо, он просто обожал баклажанную икру.

От лимонада и Боря и Аня дружно отказались.

— Ну вот и познакомились, — сказала Ирина Васильевна, с беспокойством глядя на застывшую Аню.

— Ну что ж, пора работать, — сказал Борис Борисович. — Мы засиделись.

И все четверо стали подниматься, причём Боря уронил стул.

А потом все направились по ковровой дорожке вон из научно-исследовательской столовой. Первыми шли Борис Борисович Дубов и Анина мама. А за ними деревянной походкой шествовали, глядя в разные стороны, Боря Дубов и Аня Залетаева.

Дорога домой была ужасной.

Аня то сидела на мягком сиденье в вагоне метро, то вскакивала, то снова садилась. Потом она для чего-то пересела в соседний вагон, но от этого ей лучше не стало. Она вспоминала встречу в столовой и даже закрывала глаза от мучительного стыда.

«Дура! Идиотка! — ругала себя Аня. — Всё испортила! Всё!!! Дура ненормальная! Сумасшедшая!.. — И она даже щипала себя незаметно для других. — Вот тебе! Вот тебе! — говорила она. — Гадость ты отвратительная!.. Как бревно сидела! Как будто тебя всю клеем обмазали! Да разве захочет с такой балдой Боря Дубов дружить? И правильно сделает, если не захочет. Правильно сделает! И поделом тебе будет! Поделом!» И она снова щипала себя сквозь карман, где щипаться было больнее, потому что там была только подкладка.

Хорошо, что другого кармана у Ани не было, иначе она могла прямо насмерть себя защипать! Всё-таки мы должны признаться, что это было неумно с её стороны. Она совсем была не виновата. Все девочки-пятиклассницы застенчивы. Ну разве только Тося Одуванчикова представляет исключение… Ну, может, ещё Гвоздева с Собакиной!

Но Аня этого не знала. Ей казалось, что только она одна такая — глупая, бестолковая, неловкая… Вместо того чтобы поговорить о чём-нибудь с Борей, ну хотя бы о марках или о кино, сидела и молчала, как чучело огородное, и Боря, наверное, подумал, что она просто не хочет с ним разговаривать.

Но она ошибалась. Боря этого не думал. Совершенно почти в тех же словах, что и Аня, он ругал самого себя. И в то время, пока Аня ехала в метро и что есть силы щипала себя за правый бок, Боря Дубов шёл по улице и чуть не плакал от огорчения и досады.