Сергей Фёдорович как раз прохаживался по узенькому проходу между их столами.
Тося ещё раз с жалостью поглядела на несчастное лицо Алика…
А скоро по всем этажам, по всем коридорам и классам разливался звучный, пронзительный звонок.
«СПАСАЙСЯ! АГАФОНОВ!»
Алик ждал Тосю в раздевалке.
— Ну как, решила? — спросил он.
— Да что ты, Алик! — сказала Тося. — Верка списать дала… А ты?
— А я и решать не стал, — сказал Алик. — Зря только силы тратить… Сама подумай, зачем мне математика?! Пусть пару ставят, мне всё равно.
— Ну, всё же неприятно, — сказала Тося.
— Да чего неприятного? — сказал Алик. — Что я, математиком стать собираюсь? Да я буду преступников выслеживать! Я в милиции работать буду. Вот я тут один журнал принёс, «Человек и закон». Интересный — закачаешься! Это тебе не математика!
И пока их одноклассники, толкаясь в раздевалке, напяливали на себя впопыхах пальто и шапки, Алик отвёл Тосю в сторонку, вынул из портфеля журнал «Человек и закон» и открыл в заложенном месте.
— Вот, читай, — сказал он. — Имей в виду, это я только тебе показываю. Остальные в этом ни черта не смыслят. Безмозглые какие-то личности…
— Ужасно интересно! — сказала Тося, не поняв ни слова и поражаясь тому, какой Алик умный.
— Эй, Тоська, ты идёшь домой? — крикнули ей Гвоздева с Собакиной. — Чего это ты там со Спичкиным расселась?
— Идите без меня, — сказала Тося. — У меня дело есть.
— Ой, держите меня — дело! — сказала Собакина.
— Жених и невеста! — крикнула Гвоздева.
Тося вскочила.
— Не обращай внимания! — сказал Алик. — Я же говорю — безмозглые личности. Представляю, как они все глаза вылупят, когда нам министр внутренних дел награду даст! Они тогда не то запоют!
— Какую награду? — удивилась Тося.
— За поимку опасного преступника, — сказал Алик. — А ты что думаешь, это просто — взял, поймал и всё? Нет, за это награда полагается! Золотые часы или ещё что-нибудь. Сам министр нам руку будет жать!
Алик даже зажмурился, представляя эти приятные мгновения. На его руке уже как будто вспыхнули золотом часы. И он даже поднёс было левую руку к уху, чтобы послушать их нежное тиканье… Но тут мимо них близко-близко прошёл не торопясь неизвестно откуда взявшийся Агафонов, и часы, горевшие нестерпимым блеском на руке Алика, померкли, и вместе с ними померк мечтательный взгляд Алика Спичкина.
С некоторой тревогой Тося и Алик проследили, как Агафонов небрежным жестом водрузил себе на макушку облезлую шапку, как сунул руки в рукава пальто и как пошёл, не застёгиваясь, к дверям, и только тогда, подождав ещё минут пять для верности, тоже встали и пошли одеваться.
Раздевалка пятого «А» была уже пуста. Только одна желтоватая сусличья шубка висела в углу. Но Алик и Тося не обратили на неё никакого внимания. Грозный образ двоечника и хулигана занимал сейчас все их мысли.
— Странный тип, — сказала Тося. — Ты заметил, как он на нас посмотрел? У меня прямо мурашки по спине поползли! И чего ему от нас надо?
— Уголовный тип, — сказал Алик. — Будущий преступник. Да, я забыл тебе сказать… Помнишь, когда ты домой пошла… Я иду… И вдруг чувствую ужасающий удар по голове! Я чуть сознание не потерял!.. Оборачиваюсь и вижу — он. Стоит, понимаешь, и такую нахальную морду скорчил! Я говорю: «Ах так? Ты драться, говорю, вздумал? Ну так получай!.. И как дам ему головой в живот! Он как полетит вверх тормашками!.. Я считаю, с хулиганами только так и надо поступать! Хулиганов жалеть нельзя! Правильно?
— Правильно, — неуверенно сказала Тося. — Но только разве ты…
— Помяни моё слово, — сказал Алик, — этот Агафонов когда-нибудь попадёт за решётку!
Они открыли тяжёлую дубовую дверь и вышли на улицу.
На улице падал крупный снег и не было и в помине никакого Агафонова.
— Ну вот, а ты боялась! — сказал Алик.
И они двинулись вперёд и прошли уже шагов пятнадцать по безлюдной, усаженной деревьями улице, как вдруг твёрдый, как камень, снежок ударил Тосю в плечо.
— Ой! — вскрикнула Тося, и не успела она сообразить, в чём дело, как целая туча снежков замелькала перед её глазами, и один из них попал ей в голову, другой — в ногу, а третий, видно, попал в Алика, потому что Алик заорал благим матом и, держась за глаз, с криком «Спасайся! Агафонов!..» бросился бежать в неизвестном направлении.
ТРОЙКА С МИНУСОМ
Сдав злополучную контрольную, Аня побрела домой. На душе у неё было скверно.
«Что завтра будет? Ой, что будет?.. — думала она по дороге. — Неужели я получу двойку?»
От этой мысли делалось так тошно, что Аня мотала головой, чтобы её прогнать и не думать о том, что будет завтра.
Но не думать о завтрашнем дне было невозможно. С каждой секундой, с каждой минутой, с каждым часом к Ане неумолимо приближался этот завтрашний день, и как ни надеялась Аня на то, что завтра не настанет, завтра настало.
Оно настало с темноты, внезапно освещенной резким электрическим светом. С тишины, перечёркнутой громкой музыкой и весёлым голосом из репродуктора: «Здравствуйте, товарищи! Начинаем нашу утреннюю гимнастику!»
Потом оно затормошило Аню душистой маминой рукой в широком малиновом рукаве.
Потом забулькало холодной водой из крана.
Потом оставило неприятный привкус лесной зубной пасты на Аниных дёснах и языке.
Потом запахло яичницей и кофе с молоком…
А потом всё это кончилось. И началась длинная тёмная улица, и липкий мокрый снег сверху, и пронизывающий ветер…
Но Аня согласна была целый день идти под этим отвратительным мокрым снегом, который целился ей прямо в лицо, под этим ветром, который срывал с неё шапку и лез за шиворот, лишь бы как можно дольше не приходить сегодня в школу.
Там, за поворотом, ярко и призывно светились школьные окна, но Аня шла и не поднимала глаз от мокрого тротуара.
Сегодня ей не хотелось видеть школьных окон. Сегодня она шла медленнее обычного…
И всё-таки вот она, школа.
Впервые в жизни она показалась Ане неприятной, какой-то грязно-зелёной и нелепой, и ей впервые в жизни не захотелось в неё войти.
Но она вошла.
Вошла и разделась.
Разделась и поднялась на третий этаж.
В классе у окна кучкой стояли несколько человек. В середине Спичкин с перевязанным глазом махал рукой и что-то доказывал Ире Сыркиной.
— Называется председатель совета отряда! — горячился он. — Да таких председателей, как ты, гнать надо! Не можешь на Агафонова повлиять! Вот, полюбуйтесь, он мне вчера чуть глаз не выбил! Одуванчикова свидетель.
— Я делаю, что могу, — оправдывалась Ира. — Но я одна с ним не в силах справиться! Вот вы все храбрые за спиной говорить. Вы бы ему в глаза сказали!
— Если бы я был председатель совета отряда, я бы ему ещё и не то сказал! — закричал Алик.
Но тут в класс вошёл Агафонов, и Алик как-то странно, бочком, отошёл от Иры и сел за свой стол. А потом вошла Тося и тоже села на своё место, рядом с Аней Залетаевой, которая опять показалась ей бледной и как будто нездоровой.
А потом вбежали все остальные, кто опаздывал.
И в классе зазвенел звонок.
Первый, второй и третий уроки тянулись нескончаемо долго.
И вот настал четвёртый, последний урок.
Урок математики.
Как-то особенно неприятно и визгливо звенел звонок, и в класс вошёл Сергей Фёдорович.
«Может быть, он ещё не проверил?» — с отчаянной надеждой подумала Аня Залетаева, глядя в добродушное лицо Сергея Фёдоровича. Но Сергей Фёдорович полез в портфель и вынул оттуда пачку тетрадных листов. Сердце у Ани оборвалось.
— Отличились, — произнёс Сергей Фёдорович и помахал в воздухе белой пачкой. — Полкласса двоек. Поздравляю! Фёдоров, раздай контрольные.
