Раздался торжествующий вопль двадцати с лишним глоток.

— Прогнала? — сочувственно поинтересовался Игорь.

Ленька скривился, как от зуба.

— Что за человек, черт ее подери! Договорились — поедем на весь день на Днепр, а она как пронюхала про наш воскресник, все отменила и меня турнула сюда.

— Молодец! Предвижу: еще немного — и мы пойдем ходатайствовать, чтобы она заменила тебя в нашем взводе.

Синилов покраснел и отвернулся.

Подошел Лесин и повел взвод к пульмановским вагонам, груженым лесом. Разбившись на две группы, с энтузиазмом принялись за работу.

Когда скатили на землю первые бревна, которые приходилось брать на вытянутые руки и перебрасывать через борт на наклонные направляющие, Лесин, снизу наблюдавший за работой, закричал:

— Внимание, товарищи!

Ребята выпрямились и уставились на него.

— Бревна откатывать подальше! Пусть двое слезут и откатывают!

У ребят имелся другой план, но спорить было неудобно. Работали без разговоров и шуток. Слышались только команды Славичевского и Мигаля:

— Берись за концы! Взяли! Раз-два!

Да изредка подавал голос хозяйственный Евстигнеев:

— Осторожнее, братцы! У нас в Днепровске дерево наравне с металлом идет!

Лесин же то и дело давал о себе знать:

— Внимание, товарищи! Соблюдайте осторожность. Бревно не скатывать до тех пор, пока не будет сигнала снизу!

— Да, много мы так наработаем, — проворчал помкомвзвода и обратился к Лесину: — Товарищ преподаватель, у вас дома, наверно, срочные дела, а мы вас отрываем.

— Ничего, ничего, голубчик, — успокоил его Лесин. — Не бойтесь, я вас не покину.

Солнце жарило все сильнее. Ребята разделись до пояса, и их красноватые от первого загара тела лоснились, словно облитые подсолнечным маслом. Побаливали мышцы рук и ног, ныла поясница, но уже захватил, втянул в себя трудовой ритм, объединил силы, слил воедино; казалось, что и взмах рук — единый, и выдох — единый.

Манюшке было так, будто она вместила в свои мускулы всю эту огромную общую силу и бросает бревна, как соломинки. Радость и гордость распирали ей грудь.

Видимо, и все чувствовали то же самое. Когда командир подал команду идти на обед, ребята оказались не готовыми к ней: кидали и кидали лесины, пока старшина и помкомвзвода не произнесли, каждый в своем вагоне, полувопросительно-полуутвердительно:

— Ну что, рубанем, братва?

Пока мылись у недальней водопроводной колонки, делили хлеб и консервы, Лесин сходил к ближайшему киоску за свежими газетами. Не мог же он допустить, чтобы воскресник прошел без духовной пищи.

— Внимание, товарищи! Прошу всех поближе ко мне!

Ребята кто сел на бревна, кто растянулся на траве.

Преподаватель натренированным оком прошелся по газетным полосам.

Тревожной напряженной жизнью жила планета. Правительству США вручена нота Советского правительства об американском проекте мирного договора с Японией. Правительство Мосаддыка, национализировавшее Англо-иранскую нефтяную компанию, отбивалось от нападок Англии. В Корее американцы и лисынмановцы с жестокими боями медленно продвигались на север.

— Между прочим, — заметил Лесин, закончив чтение очерка о корейском герое Со Мун Чоре, — наша литература героически сражается в Корее. Рекомендую, товарищи, посетить выставку в областной библиотеке. Называется «Книги-герои». Там вы увидите «Молодую гвардию», «Повесть о настоящем человеке», «Как закалялась сталь» на корейском, китайском, вьетнамском языках, пробитые пулями, залитые кровью. Вот вам материал для сочинения на свободную тему на госэкзаменах.

— Литература… ето… что! — воскликнул Евстигнеев. — А вот наши «миги» дают там копоти — это да!

На последнем занятии по истории авиации майор Кудрин как раз рассказывал о «мигах», больше всего о последней модели — Миг-пятнадцатом, первом реактивном самолете в советской авиации, и спецы буквально влюбились в эту машину.

— Американские сверхкрепости В-29 пускаются… ето… наутек, стоит только появиться «мигам», — рассказывал взахлеб Евстигнеев. — Да не всегда удается удрать — несравнимые скорости. Реактивные истребители «Шутинг стары» тоже не выдерживают конкуренции. Вот, например, в ноябре прошлого года было: «Шутинг стары» гнались за корейскими «мигами». «Миги»… ето… оторвались, развернулись против солнца, вернулись на большой высоте и всех американцев — ду-ду-ду! — сбили. Это, между прочим, был первый воздушный бой между реактивными самолетами. Теперь американцы против Мига выставили «Сейбр». Машина в общем хорошая. Шесть пулеметов, прицел лучше, чем у нашего. Но Миг все равно сильнее. У него три пушки, превосходство в высоте на целых три километра, живучесть… потрясающая. Сто пробоин, а ему нипочем. Было даже: сел с перебитым управлением.

— И все-то он знает! — воскликнул Славичевский. — Слушай, мы с тобой одни газеты читаем, а этого не вычитали. Откуда сведения? Сорока, что ли, на хвосте принесла?

— Дорогой мой, у меня же… ето… папа — ас, — несколько снисходительно напомнил Евстигнеев.

Манюшка подтолкнула Васю локтем.

— На «мигах» будем летать, понял? — Она вся светилась и сияла, как надраенная асидолом спецовская пряжка.

Лесин объявил конец перерыва и опять начал давать ценные указания: кому куда стать, как соблюдать технику безопасности. Ростик не выдержал и снова предложил ему идти домой: дальше они и сами уже справятся. Преподаватель было заупирался, но тут его начали упрашивать все, и он не без горечи сказал:

— В общем так: мавр сделал свое дело — мавр должен уйти.

— Ну что вы, товарищ преподаватель, — успокоила его Манюшка. — Нам действительно жалко вашего выходного дня. Тем более, что мы ведь давно уже большие. Ей-богу, правда.

Лесин внимательно посмотрел на нее, обвел медленным взглядом ребят, раздумчиво пожевал губами.

— Гм, пожалуй.

Работу закончили поздно вечером. Устали зверски, но настроение было праздничное.

Чем ближе к концу учебного года, тем быстрее бежало время. Казалось, только вчера снег превратился в грязь, грязь — в пыль, зазеленел двор спецшколы, набухли и полопались почки на деревьях, покрылись молодой листвой и нежно-розовыми цветами яблони по сторонам цементной дорожки, что вела от калитки к крыльцу. И вот, словно гром с ясного неба, грянул последний звонок.

После пяти уроков батальон был выстроен четырехугольником во дворе. В середине — офицерско-преподавательский состав. Начальник спецшколы Пятериков в военной форме, которую он надевал только по парадным случаям, отделился от толпы и остановился лицом к шеренгам первой роты. Волнуясь, заговорил:

— Сейчас для вас, ребята, прозвенит последний школьный звонок и вы навсегда распрощаетесь со школьной партой. Перед вами открывается трудная дорога — дорога в небо. Из всех прилагательных, которые можно было бы употребить со словом дорога — почетная, благородная, блистательная, я выбрал одно — трудная. Вот на это вы и настраивайтесь, чтобы всегда быть на уровне требований, которые предъявляются к защитнику Отечества, квалифицированному военному летчику… Летите, дорогие наши соколята, и когда настанет ваш час, прикройте Родину надежным воздушным щитом!

Начальник вернулся на свое место и сразу же, как только он, а вслед за ним все офицеры взяли под козырек, раздалась барабанная дробь. От правого фланга первой роты отделился старшина Мигаль со знаменем школы в руках в сопровождении двух рослых, под стать ему, спецов. Чеканя шаг, они пошли вдоль строя, а от правого фланга второй роты навстречу им двинулся так же парадно старшина Зубарев в сопровождении двух плотных, среднего роста, под стать ему, крепышей.

Состоялась церемония передачи знамени.

На крыльце появился начальник учебной части Павел Александрович Дубков. Лысая его голова забликовала на солнце. Он торжественно поднял вверх, всем напоказ, звонок и начал яростно трясти его.