…Трачу меньше, чем зарабатываю. Сменила «ранг» — доход увеличился. Проститутке, не подлавливающей клиентуру на улице, платят больше. Сутенер удваивает цену. За готовое место для встречи. За анонимность… Снять проститутку на улице хоть и дешевле, но имеет ряд неудобств. Во-первых, сто процентов засветишься. Проститутки кантуются в людных местах Стамбула, поэтому, с кем пошла девочка, легко проследить. Мужчинам со статусом это не нужно. Во-вторых, надо еще найти место для секса или как минимум до него доехать, это отнимает оплаченное время… В моем случае все упрощается: в готовом месте клиента дожидается готовая проститутка. Спокойно приходишь, делаешь свое дело. Платишь, так же спокойно уходишь. Правда, и денег выкладываешь больше, чем за уличную девочку…

Работать на дому — мечта любой проститутки Стамбула. Своего рода повышение по службе. Уйти с улиц удается трем из двадцати. Сутенеры «повышают» девочек, приносящих колоссальную прибыль, самых востребованных. Степень востребованности покажут реальные цифры: анализируется ежедневная выручка в течение двух месяцев. У меня бывали такие дни, когда за ночь приносила Джемалю около двух «кусков». Не гнушалась ничем. Соглашалась на все виды работы. Спала одновременно с четырьмя парнями, не отказывалась от трэш-секса, обслуживала лесбиянок. У меня была цель быстрее стать «домашней». Надоело мерзнуть на морском ветру в короткой юбке, зарабатывая цистит и прочие болячки. Надоело торговаться с капризным клиентом, обещая в качестве праздничного бонуса «аналку». Надоело ждать, искать, верить. Плоха та проститутка, которая не мечтает стать «домашней»… Если одна из нас становится «домашней», то девочки называют ее kral?ce.[24] Относятся с большим уважением, просят поделиться опытом, выведывают секреты обольщения клиентов.

Одновременно с восхищением возникает зависть. Некоторые пытались завести отношения с Джемалем, чтобы без сложностей «одомашнится». Сутенеры редко спят с «подчиненными». Посмеиваются над «новенькими», пытающимися лечь под них. «Это мы давно проходили… Неужели они не понимают, что доход нам важнее, чем вагины?» — смеется Джемаль, подсчитывая выручку за месяц. Чисто для разового секса сутенеры привыкли обмениваться между собой девочками… Не раз «новенькие», не дождавшись статуса «kralзe» у Джемаля, убегали к другим «агентам». В Стамбуле русские девочки из «джемалевского сада» считаются лучшими. По красоте, сноровке, уму. Конкуренты Джемаля, получив в руки одну из его обиженных девочек, моментально «одомашнивают» ее. В наших кругах говорят, что «проститутки, прошедшие хотя бы недельную «школу» Джемаля, на вес золота». Сегодня мой сутенер специализируется на русских девушках, редко берет украинок…

Меня не однажды пробовали переманить конкуренты Джемаля. Например, одноглазый Зия, курирующий пять кварталов азиатской части Стамбула. Однажды подловил меня у побережья, сделал деловое предложение. Достаточно заманчивое. Пригласил работать у него по системе 80 %/20 %. То есть от выручки отдаю Зия пятую часть, тогда как с Джемалем делаюсь половиной. Кроме этого, «азиат» предложил жилье получше, выходные по праздникам, ежеквартальную премию в размере 1500 долларов. Отказалась по многим причинам. Привыкла к Джемалю. Все-таки 6 лет вместе — не шутка. Потом, работать в азиатской части рискованно — там публика другого уровня. На европеизированном «западе» чувствуешь себя увереннее. Здесь и русских девочек больше, есть с кем пообщаться.

Кроме этого, у этого Зия гадкая репутация. Десять лет просидел за решеткой, торгует коксом, связан с мафией. А проституция — это настоящий рынок труда. Здесь своя кадровая политика, свои работодатели и не менее масштабный круговорот денег… От Джемаля уходить не собираюсь. Конечно, сообщаю ему о том, что его «коллеги» звали к себе. Сразу отстегивает премию за лояльность. Мы с Джемалем отлично пользуемся друг другом, никакой дружбы: он зарабатывает на мне, я зарабатываю с его помощью. Бизнес.

…Деньги коплю. Не на кого их тратить, хотя и на себе не экономлю. Складываю заработанное в коробку из-под обуви. Прячу на чердаке. Там надежно, я уверена. А для кого или чего я собираю деньги? Не знаю. Купить что-либо масштабное не смогу, нелегалка. Пока в голове идей — ноль. Время покажет. Я доверяю времени, оно обязательно подведет к главной, решающей черте в жизни. Что будет за этой чертой? Тоже не знаю.

Всю ночь перечитывала Дневник. Освободилась от назойливого клиента, лежала в ванне с блокнотом в правой руке. Курила. Страницы отяжелели от сырости, раньше горячая вода теперь уже как теплый компот. Табачный пепел осыпался серыми крупицами на белоснежную пену… Я перечитывала Дневник от начала до конца. Местами удивлялась. Местами отчаянно материлась. Чаще — жалела себя. Волна возбуждения накатила, когда добралась до записи о Канате. Сжимала ногами влагалище, ласкала соски пальцами, закрывала глаза от будоражащего электричества, бегущего по телу… Каждый раз на пятой странице ловила себя на странной мысли: я пишу так, будто меня читают. Досконально разъясняя детали, описывая внешность людей, придавая тексту форму. На мгновение стало жутко. Может, Дневник действительно кто-то читает? И кто-то наверняка осуждает! Но большей части, наверное, все равно…

Я рассматриваю свою руку. Длинные пальцы. Ногти с потрескавшимся сливовым лаком. Пытаюсь понять, как эта рука пишет такое? Такое ощущение, будто руке захотелось всеобщего внимания. Вот она и пишет так бурно. Чтобы тайные читатели сопереживали… А может, это я захотела внимания? Может, это я построила на страницах Дневника мир, на который смотрят из зрительного зала десятки невидимых зрителей?…

Смыла с себя пену. Вытерлась. Шагнула из ванны. Долго смотрела на свое отражение в зеркале. Одинокая проститутка, затерявшаяся в Восточном царстве, ведет никчемный Дневник с глупыми описаниями, как сопливая девчонка… Резко вскочила, схватила блокнот, чтобы утопить его в мыльной воде, которую пока не спустила. Ну и пусть чернильные записи в нем размоются навсегда! Я так и стояла над ванной с вытянутой рукой, собиралась с духом…

Не смогла. Не хватило смелости. Не захотелось лишать себя мира, управлять которым могу я одна. И читателей, пусть воображаемых. Это мой мир. В его стенах прячусь от собственного одиночества. Именно одиночество заставляет так пространно излагать мысли. Я все еще мечтаю о друзьях, как прыщавая девчонка с кучей комплексов, с тоскою наблюдающая из окна за ребятами во дворе…

В детстве я брала альбом для рисования с красочной обложкой, пачку разноцветных карандашей. Пока мама строчила платье для очередной клиентки, я, расположившись рядом за столом, перекладывала на бумагу свои мечты. Рисовала старинный замок на берегу моря, золотоволосую принцессу в свадебном платье, украшенном белыми жемчугами. Мир без зла, обид, противных математичек… В детстве всегда и обо всем рассказывала маме. О мечтах, радости, грусти. О проблемах в школе. О голубоглазом однокласснике Саше. О любви с первого взгляда. Мама внимательно слушала, иногда ругала, временами наставляла, но всегда слушала.

Была моим лучшим другом… А теперь никого нет. В Стамбул я приехала с 500 долларами в кармане, рюкзаком вещей, пустотой внутри. В скромный багаж не поместились мечты прошлого — мечты привыкли прокладывать мост в будущее. А что делать, если будущего нет?…

Дневник заменяет мне чуткую маму. Так же терпеливо выслушивает. Я в свою очередь, как маленькая девочка, откровенно рассказываю всё… Каждый день заканчиваю описывать прожитую страницу жизни и чувствую умиротворение, будто от души выговорилась близкому другу. Уже и грусть не кажется угнетающей, и безысходность — пугающе вечной. Я каждый день переворачиваю одну страницу одной жизни. Вместе с Дневником…

В основном пишу у Босфора, на той самой скамейке у побережья. Время течет незаметно. Пишу и грызу зеленые яблоки. Так увлекаюсь, что уже и Босфор ревностно шумит, посылает на меня крикливых чаек. Привлекает внимание. «Потерпи еще чуток. Вот допишу пару строчек и поболтаем». Послушно кивает, переключается на компашку бездомных кошек. Они развалились на прибрежных камнях, греются на солнышке. Мечтают, должно быть, стать морскими кошками, чтобы вдоволь наесться свежей рыбешки. Босфор шутливо припугивает кошек, подбирается волной. Те разбегаются, недовольно фыркая. Смешно. «Эй, чудак, давай ко мне! Потрепемся!» Дневник уже в сумке, в нем на одну запись больше…