– Я – все твои планы, пока не прошло семь ночей. Никаких других встреч, ты меня поняла?

Потому что я собственник, и такая красота должна принадлежать мне. Пока раскрываю, наслаждаюсь, пробую её эмоции и наслаждение. А кто-то другой придёт на всё готовое? Хер там.

– Я о работе, - опускает взгляд, дёргает край халата. – О встречах с подругами. Я не смогу каждый раз врать, чтобы не всплыла сделка.

– Официальным письмом с уведомлением? За месяц? – двигаюсь к ней, накрываю внутреннюю сторону бедра. – Моя секретарша позвонит твоей, договорятся.

– Я поняла.

– Вряд ли. За пару часов подойдёт?

– Спасибо.

Видимо, Мина ожидала полного отказа. Теперь же расправляет плечи и будто часть её мыслей улетает прочь. Отвлекаю девчонку разговорами, с наслаждением отмечая, что идёт на контакт. Рассказывает о своей мастерской, не обращает внимания, как моя ладонь ползёт всё выше.

– Так почему?

– Почему что? – она хмурится и между бровей появляется морщинка.

– Почему двадцатитрёхлетняя девственница решила обменять свой первый раз на защиту подруги?

– Ничего другого у меня нет, - Мина наклоняется, закрываясь от меня локонами, как барьером. Качает головой и горько усмехается. – Ну, ничего стоящего для тебя. А я не могла позволить поступить так с моей подругой. Пустить её…

Опять проглатывает окончание фразы. То ли слишком невинная даже для грубых словечек, либо что-то ещё скрывается за этой скромностью. Может, нежелание верить, что так могли поступить с дорогим ей человеком.

– Знаешь, не всегда даже семья стоит самопожертвования. Ты уверена, что подруга того стоит?

– Даже если нет, если Лана завтра меня предаст – я не жалею. Не могу жалеть, потому что уже ничего не изменишь. И она беременна, Эрик. Я должна была помочь.

Блядь, беременная? Это меняло многое. Нет, не меняло. Мне нужно было заставить Смирнова бояться, и я бы пошел на всё ради этого. Даже не так ради мести самому мужчине, как чтобы остальные продолжали бояться. Почему никто об этом не сказал и не разузнал? Мина, видно, замечает мой вопросительный взгляд:

– Там месяц или полтора беременности. Она даже не уверена, что хочет этого ребёнка.

– Тогда я совсем не понимаю, - нет, я понимал идею защиты близких, взращённый на ценностях крепкой семьи, но её мотивы были непонятными. Настолько переживать из-за подруг, которые всегда предают?

Мне всегда были интересны мотивы той или иной девушки, которая решала пойти на такое. Каждый из нас шёл на какие-то вещи, которые не хотел, не допускал даже мысли о них. Но скрипел зубами и делал то, на что раньше плевался.

Мне приходилось ломать людей и нравилось наблюдать, как медленно трещит их уверенность, принципы и амбиции. Как злость в их глазах сменялась неизбежностью и принятием. Они дрожали, люто ненавидели, но признавали поражение и опускались, пробивали своё дно.

Некоторые ломались легко, с глухим скрипом, сразу прогибаясь под властной рукой. Кто-то долго гнулся, пытаясь выстоять, договориться, а после ломался резко, внезапно, перейдя невидимую границу. Но третьи, кто отчётливо боролся, пытался уколоть в ответ, отказывался принимать поражение, они ломались с оглушительным хрустом, опьяняя душу победой.

Мину ломать не хотелось. И жгло нутро от желания всё-таки сломать, проверить выдержку и стойкость чумной девчонки. Интересно было узнать к какой категории принадлежала она. Нет, такая быстро не сломается. Она либо будет гнуться и подстраиваться, торговаться и вести переговоры. Либо начнёт бороться, если я зайду дальше её нарисованных границ.

– Так почему ты за неё заступилась?

– Это личное.

Блядь, Мина только сильнее распаляет желание во мне. Желание трахать её, словно не трахался давным-давно. Желание дивить, ломать, выворачивать наизнанку, чтобы приструнить.

Подставься, Мина, прогнись и дай мне желанное. Не распаляй ещё больше то, что я с трудом сдерживаю.

– Мио, кажется, ты всё ещё не поняла. Ты отвечаешь на мои вопросы сразу, без промедления!

– Это. Личное.

Вскидывает голову и смотрит уверенно в глаза. Проявляет выдержку и стойкость, словно бросает мне вызов. Что же, девочка, ты сама сделала выбор, решив перечить. Резко дёргаю её, опрокидывая на спину и нависаю сверху, наслаждаясь эмоциями на её лице.

Страх, желание, переживания, злость.

Я добьюсь, чтобы всё это сменилось покорностью.

Язык за зубами, Мина! Всё что требовалось. Не перечить, не нестись по острию ножа навстречу обрыву. Когда я не позволяю ему лезть дальше в душу, глаза Эрика темнеют, моментально. Я понимаю, что зря так отвечаю и поплачусь за резкие слова.

Не успеваю среагировать, как оказываюсь прижатой к дивану, и Эрик опасно нависает сверху. Сердце сразу пускается в пляс от страха и предвкушения. Я дрожу от тьмы в глазах Дьявола.

– Личное? – он угрожающе рычит, сверлит меня. Разом вся лёгкость испаряется, выдавливается под его напором. – Сегодня нет ничего личного для тебя, Мио. Ты принадлежишь мне.

Его слова словно пощёчина, заставляют дёрнуться и закусить губу от обиды, чтобы не расплакаться. В его словах жёсткая правда, отрезвляющая и напоминающая.

Сегодня я шлюха Мафиоцци. С названной ценой и услугами. На какой-то момент я смогла забыть об этом, поддаться похоти, желанию, его ласковым рукам и алкоголю, который туманил рассудок.

Я позволила забыться, поверить в собственную ложь, что это просто ночь с красивым мужчиной. Эрик поспешил ткнуть меня носом в правду, чтобы не обманывалась.

Да, я продалась. Но продалась с условиями и буду их требовать, раз такой разговор пошёл.

– Мы не договаривались о том, что я буду пускать тебя в свою душу.

– Значит, в тело пускать можно, но не в душу? Хорошо, - от того, как он произносит это «хорошо», по спине ползут холодные мурашки. Резко, сухо, с издёвкой. – Разденься. Сейчас же.

Я до боли прикусываю щеку изнутри, стараясь собраться. Пальцы не дрожат, что уже победа, когда развязываю узел на поясе и сбрасываю халат на пол. От пронзительного взгляда мужчины мне хочется прикрыть, убежать, но только сжимаю кулаки и жду, что будет дальше.

– Перевернись.

Я выполняю приказ, упираясь коленями в подушку дивана. От потери возможности тонуть в его омутах мне становится легче. Но на смену приходит страх того, что он сделает дальше. Ничего не видно, не пойму, что он творит сзади, чего ожидать.

Лёгкое шуршание, тяжелое дыхание, звук прогибающегося дивана. Шлепок внезапно обрушивается на задницу, заставляя вскрикнуть от неожиданности, а не от боли. Эрик раздвигает рукой шире мои ноги и отвешивает ещё один удар, чуть больнее.

– Бесишь, Мио, так бесишь.

Меня трясёт от страха и от злости в голосе мужчины. Дьявола. Который получал, что хочет. А когда не получал – уничтожал всё вокруг, ломал. Он сейчас пытается сломать меня, заставить признаться, выдать то, что старалась утаить.

Нельзя поддаваться панике, показывать слабину. Просто выдержать, вытерпеть, пережить эту ночь. Если сейчас прогнуться – то он будет давить дальше и дальше, решив, что ему всё можно.

Но я прогибаюсь, когда поддаюсь навстречу бёдрами. Его пальца ведут по лону, поглаживают. Легко надавливают на клитор, пробуждая во мне желание. Будто новенькая машина, завожусь с полуоборота.

Не должна. Сейчас мне нужно бояться, опасаться, злиться. Но не получается, когда его губы касаются позвонков, а пальцы медленно входят в меня.

Дрожу от его прикосновений, едва различимого запаха мускуса и давящей энергии. Уверенности в самом ДНК этого мужчины, силы, знания, что он может всё, легко, просто, стоит только захотеть. Этой аурой он давит, припечатывает, заставляет подставляться и двигаться навстречу.

А затем медленно толкается в меня членом, вырывая из груди крик. Наращивает темп, сжимает мои бёдра. И не перестает гладить клитор, будто хочет показать насколько я сейчас готова впустить его.