Иногда по ночам Эрик слышит, как скрипят половицы в доме, точно так, как они скрипели под коляской матери, когда та выезжала на кухню за стаканом молока. Она старалась это делать тихо, а Эрик не спал. Ему было страшно. Он боялся, что ночью мать умрет, а утром Нэнси найдет её бездыханное тело.

Ей стало плохо днём, а не ночью… днём. Она хотела спуститься на лифте вниз, а вместо этого надавила не ту кнопку, и инвалидная коляска скатилась вместе с ней по лестнице. Врачи сказали, что она умерла ещё до падения, от кровоизлияния в мозг. Эрик был в школе, он не мог этого видеть…но почему–то очень часто в кошмарах ему виделись эти бешено вращающиеся колеса инвалидной коляски, неестественно вывернутые руки, светлые волосы и коричневые глаза, которые, не мигая, смотрят куда–то в сторону. Мертвые глаза.

В ноутбуке что–то пикнуло и Эрик увидел, что пришло сообщение. Нажал «прочесть».

– Меня завтра вызывают в участок, надеюсь, ты не сболтнул лишнего.

– Твою мать! Где тебя носило? У них ничего нет на нас. Ноль.

– Уверен?

– Да, я все уничтожил, а ты?

– Только что. Давай встретимся.

– Завтра на нашем месте. У тебя есть?

– Нет. Я завязал с этим дерьмом и тебе советую, особенно сейчас.

– Думаешь, кто–то знает?

– Не паникуй. Потом поговорим.

***

Я смотрела на Алекса, на то, как он быстро выпускал дым после каждой затяжки. Смотрела, отмечая помятый воротник рубашки, синяки под глазами и полную пепельницу окурков. Кажется, эту ночь он провёл в участке. Наверняка голодный, знала бы - принесла б из дома бутерброд.

Вспомнились ночи, когда я ждала его, а он просто засыпал в своём кресле и забывал позвонить, что задержится, и вся жалось испарялась, значит его устраивает такая жизнь, это его личный кайф. Я смотрела на снимки жертв и чувствовала, как по спине стекает холодный пот, а в горле першит. Ведь в этом есть и моя вина. Анита говорила мне о том, что кто–то заставляет ее это делать, говорила и не раз… Неужели Волин связан со всем этим? Неужели в своих дневниках Анита писала именно о нем?

Алекс взглянул на меня и нахмурился.

– Ты слышала, что я сказал?

Я вздрогнула и тяжело вздохнула.

– Прости, задумалась. Это слишком ужасно, чтобы сразу поверить.

– В этом нет твоей вины.

Я набрала в легкие побольше воздуха, довольно непросто скрывать свои эмоции от человека, с которым прожил вместе не один день.

– Я могла рассказать тебе о записях в ее дневнике.

Алекс устало усмехнулся, где–то внутри снова шевельнулась мерзкая жалость.

– И что? Я коп, а не психиатр, Кэт. Записи в дневнике для меня на том этапе ничего бы не значили, кроме гормонального подросткового бреда.

– Твоя версия насчет убийств подтвердилась? – спросила слегка дрогнувшим голосом.

– Да. К сожалению, и сукин сын до сих пор на свободе. Он станет убивать снова. Мне нужна твоя помощь, Кэт.

Я вопросительно приподняла одну бровь.

– Мне нужен психологический портрет преступника, я скину тебе весь материал. Кроме того, пройдись по анкетам учеников вашей школы, перечитай, может заметишь что–то подозрительное. Это делал кто–то очень близкий к ним, они ему доверяли.

Я кивнула и потянулась за сигаретами, Алекс тут же поднес зажигалку…я ее узнала, та самая, что я подарила ему на четырнадцатое февраля.

– У вас есть подозреваемые?

– Есть.

Он не скажет, а если и скажет, то половину. Алекс всегда оставался скрытным в том, что касалось работы. Я почувствовала, как начинаю злиться.

– Ты хочешь, чтобы я тебе помогла, но тем не менее скрываешь от меня, что вам известно?

– Пока нет доказательств я не могу кого–то обвинять, вот почему мне нужна твоя помощь.

Естественно, только поэтому, а вовсе не потому что он хочет снова приблизиться настолько, чтобы иметь возможность трахать меня в промежутках между трупами, убийцами и нескончаемыми телефонными звонками.

– Мне пора, Алекс, сбрось всю информацию, я посмотрю, чем смогу помочь.

Я встала с кресла, поправила жакет.

– Что ты думаешь по поводу Хэндли?

– Директора? – я удивленно посмотрела на Заславского.

– Нет, о его сыне. Они же учились с Верой в одном классе и у них был роман. Что ты думаешь по его поводу?

– Ничего, – я пожала плечами, – он агрессивен, жесток, плохо учится, проблемный подросток, да ты и сам знаешь. Стоп…ты думаешь, это мог быть Эрик?

Алекс встал вместе со мной, накинул куртку. Пойдет провожать. Только его мне и не хватало сейчас, разговор о подозреваемых плавно перетечет в извечное «давай поедем к тебе». Хотя последние дни я находилась в диком напряжении и возбуждении, но кто угодно, только не Алекс…

– Я думаю на кого угодно, но он очень подходит на роль подозреваемого. Наркотики, драки, отсутствие алиби.

– Не знаю…Эрик, конечно, не золото, но я не думаю, что он способен на убийство. Я часто беседовала с ним, наши сеансы ему помогали, и он…он становился лучше. С ним можно было работать.

– А ты думаешь, что глядя на человека можно определить, на что он способен? Вот так, стоя напротив, разговаривая, ты можешь дать гарантию, что через минуту он не всадит тебе нож в сердце? Или в спину…?

Алекс прищурился, и я поняла, что он имел в виду. Пошла к двери, резко распахнула ее, услышала шаги у себя за спиной.

– Я знаю, где у вас здесь выход. Не нужно провожать. Если найду что–то интересное – позвоню.

Он вдруг схватил меня за руку, но я выдернула ее и вышла, хлопнув дверью. Нет ничего хуже назойливости мужчин, с которыми вы расстались. Особенно если вы продолжаете хорошо к ним относится, жалеть их, они выжрут вам мозг, они снова и снова будут пробуждать в вас чувство вины.

Я уже давно ничего не чувствовала к Алексу, кроме привязанности, ничего, кроме хорошего отношения и воспоминаний меня с ним не связывало, но он упорно продолжал быть в моей жизни, как заноза в заднице, а я…я позволяла ему быть этой занозой. Как говорит Ли, что от бывших нужно переезжать в другой город и менять все номера телефонов, не то они, как серийные маньяки, вечно будут идти по твоему следу. Впрочем, с возможностями и связями Заславского другой город мне поможет, а значит остается надеяться, что рано или поздно он все же оставит меня в покое.

Я завела машину, включила музыку и обогрев, подула на заледеневшие ладони. Черт, как же сейчас не хватает Ли, а она уехала в командировку сразу после того вечера в доме Волин. Я с трудом удержалась, чтобы не набрать ее, вовремя вспомнила, что у нас разница во времени.

Зазвонил мой сотовый, прямо у меня в руках, номер не определился, я несколько секунд смотрела на дисплей, но все же ответила.

– Садитесь к незнакомцам в машины, отвечаете на звонки анонимам, у вас напрочь отсутствует чувство самосохранения, Кошка.

От звука ЕГО голоса тело мгновенно наэлектризовалось, и я невольно тронула губы.

– Вспоминаете о том, как я целовал вас, Ксения? Дотрагиваетесь до своих губ кончиками пальцев и раздумываете позвонить мне или нет?

Я посмотрела по сторонам – он что следит за мной? Но возле участка сновали машины и прохожие с раскрытыми зонтами.

– С чего вы взяли, что я вообще о вас думала? – я подкурила сигарету и откинулась на спинку сидения, – Я даже не знаю где дела вашу визитку.

Несколько секунд тишины, а потом тихий смех.

– Вы не умеете лгать, Ксения, а точнее у вас это плохо получается. Хорошо вы лжете только самой себе.

– Вы решили стать моим психиатром, мистер Волин?

– Иван!

– Чего вы хотите? Зачем преследуете меня? Это ваша стратегия?

– А вы хотите опять сказать, что это не работает?

– Вот именно.

– Что вы делаете сегодня вечером?

– Я занята, – ответила, а сердце пропустило один удар, внутри противный томный голос шептал: «Дура, Матрешка, жалкая идиотка, он дважды не предложит…ты же хочешь, ты же до безумия хочешь».

– А завтра?