«Совы не то, чем кажутся»

Я продиралась сквозь толпу куда-то вперед, куда-то подальше, на воздух. Мне надо было его вдохнуть полной грудью, мне надо было заорать, бежать куда-то. От переполняющих эмоций, от дикого шока. И от страха… Он знал обо мне ВСЕ.

А я? А я идиотка! Я полная дура, я… такая дура! Как я сразу не поняла? Это же было столь очевидно. Его словечки, его манера говорить. Все его.

– Вы должны пройти с нами.

Безопасники схватили меня под руки с обеих сторон.

– В чем дело? Я из газеты, и мне нужно срочно уйти. Я себя плохо чувствую.

Но меня даже не слушали, подхватили и поволокли куда-то в сторону здания, но с другой стороны. Я перестала сопротивляться сразу же, потому что знала, кому это нужно. Знала, кто отдал им приказ остановить меня, но я больше не боялась. Меня переполнял гнев, ненависть и отчаяние.

Мы вошли в здание с черного хода и поднялись по ступенькам на второй этаж в актовый зал. Меня впихнули туда и закрыли дверь.

И я так и остановилась, глядя, как Волин сидит за фортепиано и играет. «Полет Шмеля». Вначале очень медленно, как будто искажая само произведение, растягивая его. Развернулась к двери, попыталась открыть, но она оказалась запертой. Волин даже не оборачивался ко мне, он играл все быстрее и быстрее, набирая скорость. Пальцы, растопыренные до невозможности, обрушивались на клавиши, давили, порхали. Прямая спина напряжена, как и все его худощавое тело, волосы упали ему на лоб, и игра напоминает, скорее, брань, напоминает какой-то животный всплеск ярости.

Тяжело дыша, иду к нему, сзади, ощущая, как и меня саму рвет на части от этой бешеной волны злости, от понимания, что он в очередной раз игрался со мной. Жестоко, отвратительно, мерзко. Подошла вплотную к фортепиано и со всех сил опустила крышку, но он успел удержать и тут же второй рукой схватил меня за шею, приподнял и со всей силы усадил на клавиатуру. Раздался рев ужасающего аккорда.

– Ублюдок! Грязный, проклятый лгун! Ненавижу!

– Лицемерная сучка! – процедил мне в лицо. – Что такое? Не понравилось, когда тебе лгут?

Тяжело дыша, смотрю ему в глаза и понимаю, что моя ненависть достигла тех размеров, когда полностью поглотила мой страх.

– Никакого договора с тобой! Подавись своими деньгами! Засунь их себе в задницу!

– Конечно… почему бы и нет, когда твоя дочь почти вылечилась!

– Я все верну. До копейки.

– Жизни не хватит.

– Я придумаю, как это сделать.

– Что продашь на этот раз? Снова себя? Подыскать покупателя?

Замахнулась, чтобы ударить его по лицу, но он перехватил мою руку.

– А я ведь предупреждал тебя, что совы не те, кем кажутся, и что Но Нейм далеко не принц.

– Ты играл мне спектакль! Ты… какое же ты ничтожество!

– Оооо, зато какой прогресс, и ты со мной уже на «ты». Оказывается, чтоб стать к тебе ближе, совсем не обязательно было трахать твое тело.

– Конечно. Ведь ты успешно трахал мой мозг! Как же ты мне мерзок! Что ты сделал с Рапунцель?

– Сожрал! – и оскалился так, что я отпрянула назад.

– Ты способен на что угодно!

– Верно! На что угодно! – выкрутил мою руку за спину и притянул меня к себе. – Не боишься? Что и тебя сожру?

– Устала бояться. Хватит! Все! Игра закончилась, и мне ни черта от тебя больше не надо. Обращусь в фонды, выйду на улицу за милостыней, только не к тебе!

– Давай! Вперед! Иди на улицу и в фонды! Идиотка!

И разжал пальцы, отпустил мою руку. Бирюзовые глаза впились в мои, пронизывая, заставляя всю содрогаться от ярости и необъяснимого чувства, которому я не знаю названия, но от него разрывает изнутри, от него хочется орать и впиться ему в лицо... и в то же время… чееерт, мне хочется, чтобы эти губы меня поцеловали прямо сейчас. И вспышкой ярости на него и на себя за это желание. Что со мной не так… что он сделал со мной не так?

– А теперь о тебе! Твой макет… с какого сайта ты скачала его, Ксения? Где есть предел твоей наглой лжи?

Развернул к себе, опять удерживая, отталкивая назад к фортепиано, и впервые теряя контроль. Никогда раньше я не видела его таким. Как будто спала какая-то маска. Как будто он вдруг ожил и из ледяного чудовища стал человеком.

– Какого сайта? Я над ним работала неделями!

– Неужели? Твое произведение искусства можно взять на каждой пиратке.

– Бред! Я… я все делала сама!

– Смотрю на тебя и думаю… это психологическая травма делает человека настолько прогнившей лицемеркой и аферисткой или такими рождаются?

– Задай этот вопрос себе! Ты же любитель поиграть с человеческими душами и телами! Тебе нравится ощутить свою власть, заставить чувствовать страх, похоть, ненависть… и все против воли.

– Так ли против воли?

Пошло прищелкнул языком.

– Все против воли. Если бы ты знал, насколько я тебя ненавижу, ты бы не задавал мне этот вопрос.

Впилась взглядом в его глаза, и на секунду показалось, что он дрогнул, как будто от резкого укола, от резкой боли. Но лишь на мгновение. Вряд ли такому человеку свойственно ее испытывать.

– Я знаю, как ты меня ненавидишь. Ты была откровенна с Но Неймом. Как же ты любила обсудить свое зло… с ним.

– И ты с наслаждением насмехался надо мной… Я тебя презираю за это.

Лицо дернулось, и глаза сощурились, а челюсти сжались до желваков, я даже услышала, как они хрустят, а пальцы давят мое запястье.

– А вот это было уже честно, – тихо сказал он.

– Более чем. Дай мне уйти. Игры окончены. Если захочешь меня уничтожить, мой адрес не изменился. Только не забудь так же убить маленькую обожжённую девочку. Вряд ли твои поклонники, твои восторженные фанаты знают, что ты чудовище на самом деле, – отшатнулась от него, – а… эти дети… их матери тебе тоже платили? Ты их трахал, прежде чем дать их детям денег?… Об этом заговорят на вечере или это останется за кулисами?

Замахнулся, но вместо удара обеими руками изо всех сил обрушил на пианино бешеный аккорд и еще один, и еще, удерживая меня между собой и инструментом, между своими руками, глядя мне в глаза, и от каждого удара пальцев волосы падают ему на лицо, а оно все больше искажается, как от сильной боли, бледнеет, заостряются черты, и он весь дрожит, как от чудовищного напряжения.

И это «Летняя гроза» Вивальди. Играет, не глядя, только мне в глаза. Сильно, быстро, яростно. Ни одного слова. Челюсти сжаты, брови сошлись на переносице, и цвет глаз насыщенно сумасшедший. Если бы музыкой можно было убить, я бы сейчас валялась мертвая внизу у его ног. Не отпускает, и я не могу пошевелиться, завороженная… я понимаю, что это игра гения, мало кто так может сыграть… и в то же время моя злость созвучна этой музыке. И… мне хочется дослушать. До конца. До последнего аккорда. И бежать от него так далеко, как смогу.

Ударил по клавишам последний раз. Его лицо в миллиметрах от моего.

– Давай иди. Пока не передумал.

Опустил руки и отшатнулся назад, выпуская меня. Пошла быстрым шагом, снимая на ходу куртку, сбрасывая ее на пол, размазывая слезы по щекам. Вот они и лопнули, все надежды, как мыльные пузыри. И я не знаю, боялась ли я, была ли разочарована тем, что Но Нейм и Волин – это один и тот же человек. От чего мне сейчас так больно и разрывает изнутри?

Остановилась на улице, пытаясь отдышаться. Зазвонил сотовый, посмотрела на дисплей – незнакомый номер. Кажется, звонок из Англии. Ответила… и слегка вздрогнула, услышав женский, приглушенный голос.

– Привет… это я. Узнала меня?

– Узнала. Мил… это ты?

Возникла пауза. Долгая. Мне казалось, даже бесконечно долгая. Мне даже показалось, что она плачет.

– Ксень… мне осталось недолго. Я в хосписе. Может, не доживу до завтра. Я получала твои мейлы, получала сообщения. Но тогда не могла ответить… Но я хотела сказать… хотела, чтоб ты знала. Это не Иван. Прости… я не могла раньше… не могла.

– Что? Что ты сказала?