– И с этого вечера все стало по-другому, – говорила она потом Фрэнсис. Что-то сдвинулось в их отношениях – что-то, чему она даже не могла дать названия.

Бен собирался в город на машине и захватил с собой большую сумку.

– Надо кое-что сдать в чистку, – сказал он в ответ на вопросительный взгляд Розмари.

Она проводила его через заднюю дверь, чтобы не встречаться с Пат, которая прибирала гостиную.

– Ты вернешься к обеду? – спросила Розмари.

Он послал ей воздушный поцелуй и сердито сдвинул брови, потому что «метро» не желал заводиться.

– Не знаю, – прокричал он в ответ, перекрывая рев вдруг ожившего мотора. – Не жди меня, Рози. Пока. – И он уехал.

Она поговорила по телефону с матерью, которая позвонила, чтобы поблагодарить ее за вечер.

– Какой приятный молодой человек, – отозвалась Бетти о Бене.

– Я рада, что он тебе понравился.

– Но для тебя он, пожалуй, немного молод, как ты думаешь?

– Возможно.

– И потому не позволяй себе увлечься, Розмари. Иначе тебе придется сильно расстраиваться, когда он встретит кого-нибудь в возрасте Эллы. Но, конечно, ты можешь время от времени принимать приглашения пообедать. Это очень полезно – иметь молодых друзей.

– Да, ма.

После отъезда Бена у нее разболелась голова. Она позвонила Майклу и, как только он взял трубку, быстро проговорила:

– Нельзя ли отменить нашу встречу?

– Что-нибудь случилось? – спросил Майкл.

– Нет, просто у меня болит голова, и я боюсь, что это может кончиться мигренью. Поэтому вряд ли сейчас способна на деловой разговор.

– Но нам все равно надо встретиться на этой неделе. Если ты собираешься обсудить серию радиопередач.

Она закрыла глаза.

– Я позвоню тебе попозже. Мне надо пойти купить что-нибудь от мигрени.

– Розмари, постарайся связаться со мной до пяти, хорошо?

– Хорошо.

Когда она вернулась домой из аптеки, было уже больше двенадцати, и Пат ушла. Элла оставила сообщение на автоответчике: «Ма, можно мы с Джо приедем в конце недели? Я согласна даже на Бена».

«Потом позвоню», – решила Розмари и запила две таблетки стаканом воды, который захватила с собой в оранжерею. Июнь выдался дождливым, в воздухе стояла прохлада, обычная для английского лета. Ее знобило, и она пошла в дом, чтобы надеть жакет.

В гардеробе висело несколько пустых вешалок, оставшихся от вещей Бена. Она нахмурилась, сжала руками виски – пульсирующая боль в голове никак не унималась.

– Похоже, что он взял с собой почти всю одежду, – сообщила она Фрэнсис по телефону. Она убедила себя, что рюмка шерри ей не повредит, выпила и сразу же позвонила подруге.

– В химчистку? – предположила Фрэнсис.

– Он взял джинсы. Их не чистят. – Она мечтала о сигарете. – Он ушел, Фрэнни? Не знаю почему, но во всем этом мне видится что-то зловещее.

– Вряд ли. Я имею в виду вряд ли он ушел. – Фрэнсис замолчала, и Розмари услышала на другом конце провода хруст целлофана.

– Боже, как хочется курить, – пожаловалась Розмари.

– Радость моя, ты опять распадаешься на части. – В голосе Фрэнсис слышалась тревога.

– Извини.

– И перестань, пожалуйста, извиняться. Ты в последнее время только и знаешь, что извиняешься. Знаешь что, я заеду сегодня вечером. Вместе с Майклом.

Розмари быстро проговорила:

– Нет-нет, в этом нет необходимости. Я уверена, что он позвонит. Не понимаю, почему это так выбило меня из колеи. Что со мной происходит?

– Ты слишком мало спишь. Иди и ложись. Мы позвоним попозже. Дорогая, береги себя.

Она без особого интереса пошарила в холодильнике, нашла кусок колбасы на тарелке. Жир затвердел, кусок подсох по краям, но она взяла его и начала жевать. Бен был любителем колбасы. «Интересно, сколько это здесь пролежало, – подумала она. – Может, я отравлюсь?» Как будто физическая боль могла заполнить пустоту, образовавшуюся после странного отъезда Бена.

Лежа в постели, она смотрела, как в окно хлещут струи дождя. Головная боль временами совпадала по ритму с непрерывной барабанной дробью, которую дождь выбивал по стеклу. Теплый летний дождь… Ситцевые платья под причудливыми зонтиками, ноги, спешащие в спасительное укрытие… Прислушиваясь к писку птенцов ласточек под кровлей, она провалилась в нездоровый тяжелый сон.

Ей приснилось, что кричит трехлетний Джонатан. Ощущение ужаса. Ноги налиты свинцом, и она не может подняться по лестнице. Надо во что бы то ни стало добраться до детей. Крик замирает. Ни звука из их комнаты. Светловолосая головка покоится на подушке. Бояться нечего. Она тянется, чтобы взять на руки и прижать к себе теплое, сладко пахнущее тельце. Улыбка, кровь на белокурых волосах, онемевшие руки. Боже! Боже, помоги мне! Мой малыш!

Она с криком проснулась, мокрая от пота, села на кровати. Болел желудок. Дождь кончился, и уже темнело. Зазвонил телефон.

– Ма?

– Элла? О, дорогая, я только что проснулась и видела сон про тебя. Нет – про Джонатана.

– Ма, с тобой все в порядке? – спросила Элла. В трубке немилосердно трещало.

Розмари откинула волосы с лица.

– Все в порядке, дорогая. У меня мигрень, поэтому я и легла.

– Так можно нам приехать на уик-энд?

– Конечно. – Розмари с раскаянием вспомнила, что так и не съездила в Ноттингем и не видела ни одну из их постановок. – Когда у вас кончается контракт?

– Через две недели. Ты хочешь приехать?

Розмари наконец решилась.

– Обязательно, дорогая. На будущей неделе, хорошо?

– Замечательно, мы как раз заканчиваем «Макбета».

У Розмари почему-то сжалось сердце.

– Мы приедем в субботу поздно вечером, как в прошлый раз, – продолжала дочь.

Положив трубку, Розмари сообразила, что впервые за долгие годы они с Эллой поговорили, не поссорившись. Потом она позвонила Джонатану в Бирмингем и услышала молодой женский голос.

– Извините, мисс Дауни, их сейчас нет. Я сижу с ребенком.

– Передайте, что я звонила, хорошо? Просто привет.

Она переоделась в халат, махровая ткань приятно согревала и успокаивала ноющий желудок. Она была не накрашена, и когда, причесываясь, взглянула в зеркало, то увидела припухшие от сна глаза, серую, дряблую кожу.

– Господи, – пробормотала она и побрела в кухню, оставив постель незаправленной.

Согрела молоко – обычное средство от всех болезней, так помогавшее в детстве. На автоответчике никаких сообщений не было.

Розмари села перед телевизором и стала без малейшего интереса смотреть новости. Было время, когда ее интересовало все, что происходило в мире. Было время, когда она не чувствовала себя безумно влюбленной… Такой апатии она еще никогда не ощущала… Он не возвращался домой, в Уимблдон, к ней. Быть может, она ему просто надоела? Может быть, в словах «я хочу познакомить тебя с мамой» ему виделось покушение на его свободу? Он не допускал даже мысли о том, что она может ставить условия.

Дверной колокольчик зазвенел так неожиданно, что Розмари вздрогнула, потом, нахмурившись, пошла к двери и услышала голос Фрэнсис:

– Детка, это мы, открывай. У нас есть сигареты и шампанское.

Розмари открыла дверь и улыбнулась Фрэнсис и Майклу.

Фрэнсис ужаснулась.

– Господи, на что ты похожа… – И ворвалась в прихожую, на ходу поцеловав Розмари в щеку.

Они расположились за столом на кухне. Майкл почти не говорил, потягивал вино и внимательно смотрел на Розмари. Фрэнсис предложила ей сигарету.

– Бросишь, когда тебе станет получше, – сказала она.

– Опять? – ответила Розмари. – Вечно ты меня искушаешь.

Они засиделись за полночь.

– Барбара уехала, – объяснила Фрэнсис, а Майкл при упоминании имени жены смущенно отвел глаза и достал еще бутылку вина из холодильника. «Это от чувства вины», – подумала Розмари. Ее импресарио похудел и осунулся, вид у него был озабоченный. Она вдруг осознала, что в последнее время была так поглощена Беном, что совсем не интересовалась проблемами своих друзей.