Фрэнсис несла на кухню грязную посуду.

– Что ты сказала? – спросила она.

Розмари взглянула на нее.

– Просто фразу, которую мне всегда говорила мама.

– Я сейчас ее заберу, – пробормотала Фрэнсис.

– Дорогая, еще так рано. – Розмари ставила тарелки в моечную машину.

Фрэнсис поджала губы и с подозрением проговорила:

– У тебя слишком безмятежный вид. Я вернусь. Мне нужно с тобой поговорить.

Розмари подняла голову.

– Я хотела сегодня пораньше лечь спать, – неловко возразила она.

– Детка, сейчас половина седьмого. Ты уже большая девочка, тебе не обязательно ложиться раньше одиннадцати.

Фрэнсис уехала, захватив недовольную Бетти, которой хотелось еще посмотреть телевизор и выпить, но она не решилась об этом попросить и позволила усадить себя в машину.

– Завтра позвоню, – прокричала им вслед Розмари и закрыла дверь. – Может, она передумает, – обратилась она к своему отражению в зеркале на туалетном столике, вспомнив обещание Фрэнсис вернуться.

Она намазала лицо кремом, включила электрическое одеяло – не столько для тепла, сколько для уюта – и вдруг вспомнила, что целый день ничего не ела и даже не попробовала лепешек. Босиком спустилась в кухню, решив съесть сандвич, и сделала один с сыром и пикулями, а второй – с малиновым джемом. Потом ножом переложила сыр и пикули на джем, отошла от стола, окинула взглядом новое произведение кулинарного искусства и удовлетворенно улыбнулась. Ей всегда так этого хотелось в детстве – все самое любимое и разом.

Она открыла бутылку десертного вина и выпила бокал, закусывая сандвичем. В доме было тихо, как в могиле. Она сидела неподвижно, словно боялась нарушить эту тишину, и слушала собственное дыхание. Это занятие полностью ее поглотило. Потом часы пробили девять, и раздался звонок в дверь.

Это была Фрэнсис. Розмари встретила ее с удивленным видом.

– Я же сказала, что вернусь, – усмехнулась Фрэнсис и, видя, что Розмари продолжает стоять неподвижно, добавила: – Может, ты меня впустишь?

– О! – Розмари попятилась. – Извини, заходи. Я просто забыла, я была занята. – Они прошли в кухню, и Розмари села за стол. – Хочешь вина?

– Чудесно. – Фрэнсис подошла к холодильнику, взглянула на бутылку. – Ты пьешь вот это?

– Да. Очень хорошо с сандвичем с сыром и джемом.

Фрэнсис рассмеялась.

– На мой вкус, слишком экзотично. Я лучше выпью джина.

Она внимательно посмотрела на Розмари, которая сидела, уставившись в свой бокал, и барабанила пальцами по столу. Потом уселась напротив.

– Так тихо, – еле слышно произнесла Розмари.

– Что произошло? – Фрэнсис попыталась взять подругу за руку, но Розмари сделала вид, что не заметила ее движения, и допила вино.

– Когда? – сказала она. – Что произошло когда?

– Не знаю. Это ты должна сказать, – мягко проговорила Фрэнсис.

Наступило долгое молчание. Фрэнсис ждала. В погруженном в темноту доме раздавалось громкое тиканье часов. Только лунный свет освещал их лица через кухонное окно. Фрэнсис встала и включила свет.

Наконец Розмари заговорила:

– Фрэнни, я думаю, что у меня нервный срыв. Я даже хочу, чтобы он у меня был. Я хочу лечь. Уложишь меня в постель?

– Расскажи мне, что случилось. Просто расскажи.

Помолчав немного, Розмари начала рассказывать. Когда она вдруг споткнулась на каком-то слове, Фрэнсис погладила ее по руке. Но это было только один раз. И она рассказала все – без эмоций, без боязни или смущения. Описав, как кружка ударилась в дверь, она засмеялась. Когда она закончила, снова наступила тишина. Потом Фрэнсис сказала:

– Этот ублюдок тебя изнасиловал.

Розмари пожала плечами.

– Ты сказала Элле или Джоанне?

Она отрицательно покачала головой.

– Ты забрала у него ключ?

– Нет.

– Думаю, что если не тебе, то мне следовало бы его убить.

– Я не хочу, чтобы Элла узнала, – попросила Розмари. – И мне хотелось бы, чтобы ты мне помогла.

– Я сделаю все, что потребуется.

– Пожалуйста, позвони Майклу и сообщи ему, что я заболела и не смогу участвовать в радиопередаче на следующей неделе.

Фрэнсис озабоченно взглянула на нее.

– Хорошо, – согласилась она, помедлив. – Что еще?

– Попроси Дженни не приходить всю следующую неделю. И Пат тоже. И скажи Элле и Джоанне, что я больна. Правда, Элла все равно скоро уезжает в Глазго.

– А ты? Куда ты собираешься?

Розмари удивилась.

– Никуда. Я хочу в постель. Я просто хочу лежать в постели. И не хочу ни с кем говорить. Ты сделаешь это?

– Да. Но с одним условием.

– Каким?

– Ты никогда, никогда не должна больше пускать его на порог. Все останется между нами – весь этот чудовищный эпизод. Я пробуду у тебя неделю.

– Нет.

– Да. Иначе…

– Ладно. – Розмари вяло махнула рукой, почувствовав безмерную усталость от разговора. – Может, теперь ляжем спать?

Фрэнсис проводила ее наверх, потом поехала к себе домой и сделала несколько звонков, в том числе Майклу. Она представляла себе, какой переполох вызовет этот звонок у него дома, но откладывать не хотела.

– Ей нужен врач? – обеспокоенно спросил Майкл.

– Сейчас нет. Она в шоке, но не спрашивай меня, из-за чего. Она справится, ей просто нужен покой.

– Все тот проклятый мальчишка?

Фрэнсис помедлила в нерешительности.

– С этим покончено. Майкл, извини, что я позвонила тебе домой, но у меня не было выбора.

Он засмеялся.

– Все равно хуже, чем есть, быть не может.

– Извини.

– Дай мне знать, если понадоблюсь. Я был рад снова услышать твой голос. – Он повесил трубку и некоторое время сидел, набираясь духу перед неизбежным объяснением с Барбарой. Это было так не похоже на Розмари – внезапно исчезнуть и переложить всю ответственность на других. Он недоумевал, что могло произойти, чтобы настолько выбить ее из колеи.

Когда Фрэнсис вернулась в Уимблдон, Элла с Джоанной уже были дома. Она вошла в кухню и увидела, что они открывают банки с супом и тушеными бобами.

– Разве вы не должны были приехать раньше? – весело спросила Элла. – Сейчас поздновато для чая.

– Тогда я выпью побольше джина, – пошутила Фрэнсис, поставив на пол небольшой чемодан.

– Думаю, ма уже в постели. – Элла положила несколько бобов на кусок хлеба с маслом. Фрэнсис при виде этого содрогнулась.

– Да, она в постели. Неважно себя чувствует. Я останусь у вас на неделю. И, пока держу в руках бутылку, налить кому-нибудь джина?

Элла перестала жевать, а Джоанна, которая разогревала суп, повернулась от плиты.

– Мама заболела? – забеспокоилась Элла. – Что случилось? Этот чертов Бен опять вернулся?

Фрэнсис помотала головой.

– Нет. Она просто хочет полежать.

– У них утром была крупная ссора, – мягко вставила Джоанна.

– Я знаю. – Фрэнсис опустилась на стул. – Она сейчас совсем распадается на части. Но он не вернется.

– Она взяла ключ? – спросила Джоанна. Элла снова принялась за бутерброд.

Фрэнсис ответила, что нет.

– Он вернется, – печально проговорила Джоанна.

– Только через мой труп, – заявила Элла, отправляя в рот ложку холодных бобов из банки.

Джоанна отпила из чашки супа и сказала:

– Бедная Розмари. Любить человека, который заставляет тебя разлюбить саму себя.

Элла ответила ей улыбкой.

– Некоторые мужчины обладают такими талантами, – сказала Фрэнсис. Она захватила стакан с джином и, собираясь выйти из кухни, послала девушкам воздушный поцелуй. – Закусите ваши бобы сырными лепешками. Розмари напекла на полк солдат. Я очень боюсь, что теперь мне придется питаться ими целую неделю – она никогда не выкидывает еду.

– Ненавижу сырные лепешки. – Элла содрогнулась от отвращения, как всегда делала в детстве, когда Розмари пыталась заставить ее съесть пастернак, замаскировав его картофельным пюре.

Засмеявшись, Фрэнсис поднялась наверх. Она осторожно заглянула в спальню Розмари, решила, что та заснула, и протянула руку к выключателю ночника.