Ан нет. Я люблю все упаковывать в красивые обертки – мысли, переживания… Мне кажется, что нельзя всю жизнь носиться с одними чувствами, нужно что-нибудь и создавать: книжечки там, или полотна бессмертные, – что угодно, только не оставаться в растительном состоянии непродуктивности. Ведь в жизни самым дурным решением является отсутствие каких-либо решений… А книжка или там выставка картин – все-таки какое никакое решение.

А кто его знает, может, в жизни и не надо никаких решений…

Тот самый молодой медведь, упомянутый в начале саморомана, тот, что играет с лососем своей души, обнаружил у себя на шкуре много седых волос и теперь уже не может считаться молодым, но все равно по-прежнему радуется жизни и возится со своим лососем.

Время отошло куда-то в сторону, и мы с ним уже давно не выясняем отношений.

Математика все еще в обиде на меня, и я больше не пытаюсь постичь ее высшие сферы.

Смерть. А что смерть? Я как бы перенес все связанные с ней переживания досрочно и теперь пытаюсь начать жить, ведь только умерев, можно начать жить по-настоящему.

Мои знаменитые друзья теперь редко посещают меня, но если кто заходит – я рад. Всегда рад их приходу, ибо разговор с умным человеком – редкость, а посему должен цениться на уровне сокровища.

Перед вашим читательским взором прошел во всей красе мой кризис середины жизни, когда я, оглядываясь в прошлое, пытался переоценить все, что я пережил, и, заглядывая в будущее, пытался решить, куда мне идти дальше. Многие подвержены подобному кризису, для меня он прошел нелегко, и я, увы, не уверен, завершился ли он вполне. Время покажет. Возможно, кому-то моя попытка прожить тысячу жизней покажется полезной, и он или она даже последуют моему примеру; возможно, кто-то из вас придет к выводу, что лучше прожить одну жизнь подробно и вдумчиво, чем разбазариваться на тысячу смазанных. Я знаю, что чтение этой книги является своего рода испытанием, и мало кто дойдет до этих последних строк, а посему я искренне благодарю вас, читатель, и прошу у вас прощения за излишнюю много словно сть и раздражающее поведение в саморомане и жизни.

Словно из черноты небытия, прорвавшись в толпящейся массе отживших и еще не живших душ, моя душа смотрит в узенькую щелку, через которую виден безграничный мир с гулкими сводами созвездий. Но я больше не хочу лететь туда, к ним, я больше не хочу пропускать через себя все магическое счастье бытия.

Я тихо отхожу в сторонку и даю пройти другим.

Топчитесь, люди, живите мою тысячу жизней. Я благодарен этому мирозданью за то, что мне посчастливилось быть его частью.

Я в последний раз выхожу на авансцену и кланяюсь, даже если вы бросаете в меня испорченные помидоры.

Увы, я все сказал.

Занавес.