Что-то в голосе американца поколебало решимость офицера. И это было его самой большой ошибкой.

Не успел он отдать приказ, как со стороны скал один за другим прогремели пять выстрелов. И пятеро русских солдат пали с раздробленными черепами.

Римо мощным рывком разорвал веревку. Офицер не успел заметить, как к нему метнулась рука, вмиг превратив его лицо в кровавую кашу.

Римо поднял глаза. Смит лежал ничком; из дула его пистолета вился дымок. Он неловко дернулся всем телом, как кукла-марионетка в руках неумелого кукловода, и закрыл глаза.

Римо подбежал и быстро перевернул его на спину. Лицо Смита на глазах приобретало цвет сыра рокфор. Яд!

— Черт бы вас побрал, Смитти! — крикнул Римо. — Зачем вы это сделали?

Подождать нельзя было?!

Римо одним движением разорвал Смиту пиджак, жилет и рубашку — только пуговицы посыпались. Положив обе руки на морщинистый живот Смита, Римо принялся энергично массировать область солнечного сплетения. У умирающего начала краснеть кожа живота. Римо обрадовался — значит, кровь прилила туда, где она больше всего сейчас нужна.

Римо подвинул Смита к краю валуна и уложил так, чтобы свесилась голова. Под ноги он подложил большой камень, с тем чтобы кровь продолжала приливать к брюшине.

Смит стал давиться. Он издал глухой стон, как женщина при родах. Но это был стон умирающего.

Сейчас — или все будет кончено.

Римо нащупал нервные узлы на шее и на солнечном сплетении и начал производить манипуляции, известные только Синанджу.

Смита стало выворачивать наизнанку. Изо рта и ноздрей хлынула черная желчь, растекаясь по песку. Смит бился в конвульсиях. Глаза его открылись, но тут же закатились.

Потом доктор Харолд У. Смит затих.

Римо прислушался — сердце не бьется. Нашел сонную артерию — пульса нет.

— К черту, Смитти! Вы мне нужны! — опять закричал он и в последней отчаянной попытке встряхнул тело.

Ему удалось с помощью приемов Синанджу освободить организм Смита от яда, но, по-видимому, слишком поздно. Сердце Смита остановилось. Римо положил кулак ему на область сердца и придавил сверху второй рукой. Раз, два, три — он установил требуемый ритм и продолжал равномерно надавливать на грудь Смита, но сердечная мышца не отвечала.

— Черт! — заорал Римо и стукнул Смита по животу, чтобы вышел воздух.

Смит сделал рефлекторный вдох. И тогда Римо услышал удары сердца. Сначала неровные, потом, под рукой Римо, все более ритмичные и уверенные.

Он качал и качал в унисон с сердцем Смита, пока его ритм не слился с частотой движений Римо. Тогда он убыстрил темп, заставляя сердце Смита биться с ним в лад.

Убедившись, что теперь оно способно работать самостоятельно, Римо убрал руки и стал ждать.

Прошла минута. Другая. Пять.

Наконец доктор Харолд У. Смит открыл глаза. Вид у него был ужасный как у человека, который в один прекрасный день проснулся и обнаружил, что освежеван какими-то маньяками.

— Римо, — слабым голосом произнес он. — Вы должны были дать мне умереть.

— Не стоит благодарности, — с горечью ответил Римо. — Забудьте эту чепуху. Чиуна повезли в Россию. Мне нужна ваша помощь. Я должен быть там, и как можно быстрее.

— Так они нас предали? — глухо спросил Смит и сел.

— Есть люди, от которых иного и ожидать не приходится, — с упреком сказал Римо. — Иногда — даже от друзей.

Смит промолчал.

— Вот ваш чемодан. Звоните и организуйте мне срочный перелет в Москву.

— Это невозможно. С Советами договаривался сам президент.

— Отправьте меня в Москву, а не то я вас убью, — пригрозил Римо.

— Я и так уже умер.

— Вы нас продали, а русские предали всех. Вы, Смитти, мой должник. Если не хотите сделать этого для меня, или ради Чиуна, или ради того, что осталось от нашей организации, тогда сделайте это для Америки.

Как ни больно ему было, но Смит вынужден был признать что Римо безошибочно затронул ту единственную струну в его душе, которая еще сохраняла чувствительность.

Смит нелепым жестом попытался оправить испорченный костюм, после чего открыл чемоданчик.

— "Дартер" все еще в прибрежных водах, — сказал он безжизненным голосом. — У них приказ отплывать в случае, если до рассвета от меня не поступит никаких известий. Я вызову десантную группу. Мы сможем не позднее полуночи добраться до авиабазы Кимпо в Южной Корее. Думаю, у меня еще есть полномочия взять там военный самолет. Пусть организации больше нет, но я еще чего-то стою. Пока.

— Действуйте, — сказал Римо. — Только не надо говорить «мы». Я еду один, а вы остаетесь здесь.

— Здесь?

— Да. И будете защищать селение до моего возвращения.

— Это самоубийство, Римо. Что, если вы не вернетесь?

Римо встал и повел рукой в сторону лежащей внизу крохотной деревушки.

— Тогда вы здесь хозяин, Смитти. Только не спустите все золото разом.

Самолет летел уже в воздушном пространстве СССР. Командир экипажа генерал Мартин С. Лейбер заверил Римо Уильямса, что новый стратегический бомбардировщик «Стелс» находится абсолютно вне опасности.

— Русские никогда не сбивают военных самолетов, — уверенно произнес генерал. — Знают, что могут получить ответ. К тому же, если уж корейскому лайнеру удалось проникнуть в их воздушное пространство на высоте всего тридцать тысяч футов, здесь, в стратосфере, мы и вовсе пройдем без проблем.

— Хорошо, — рассеянно отозвался Римо.

Он смотрел в иллюминатор. Слабый отблеск луны освещал концы крыльев штурмовика, максимально отведенные назад в тот момент, когда они вошли в зону контроля советских ПВО, для набора сверхзвуковой скорости. Рев моторов был практически не слышен, и от этого становилось как-то жутко. По сути дела, они неслись с такой скоростью, что гул шести гигантских двигателей оставался далеко позади. Внизу то тут, то там вспыхивали огоньки. Не сказать, чтобы их было много: при всех своих просторах Россия была заселена довольно редко.

— Хорошо, — повторил Римо, беспокоясь о Чиуне. Жив ли он? И уехал ли вообще, ведь он даже не попрощался!

— Конечно, для десантирования надо будет снизиться до пятнадцати тысяч и сбавить скорость.

— Вот когда мне придется жарко, не так ли, генерал? — отозвался Римо, отворачиваясь от иллюминатора.

— Жарко придется нам всем, господин штатский, — уточнил командир. — Если нас перехватят красные радары, они, естественно, примут нас за сбившийся с курса гражданский лайнер. И тогда запросто откроют огонь. Русские обожают пулять по цели, со стороны которой им ничто не грозит.

— Но мы-то можем открыть ответный огонь.

— Можем, — согласился генерал Лейбер. — Но не станем.

— Это почему же?

— Поработай головой, парень! — возмутился генерал. — Это означало бы международный конфликт. Если не третью мировую войну!

— У меня есть для вас новость, — сказал Римо. — Если вы не сумеете сбросить меня над Москвой в целости и сохранности, вам больше не надо будет тревожиться по поводу третьей мировой войны. Я вам ее гарантирую. В настоящий момент в руках русских находится оружие пострашней любой ядерной бомбы. Оно-то и является моей главной целью.

— Да? Ну, тогда... гм... Видите ли, молодой человек, я не могу взять на себя ответственность за действия, которые вызовут обмен термоядерными ударами, как это называется на языке военных.

— Это еще почему?

— Если я это сделаю, то лишусь вот этих серебряных звездочек. Для вас они, возможно, ничего не значат, но я чертовски горжусь ими, а также всем тем, что они символизируют, — добродетельным голосом заявил генерал Мартин Лейбер, на самом деле думая о генеральской пенсии в десять тысяч долларов в год.

— Значит, вы боитесь потерять свои звезды, — медленно произнес Римо. — А третьей мировой войны — нет? Только если она произойдет по вашей вине?

— Я солдат, молодой человек, — горделиво изрек генерал. — И мне платят за то, что я стою на страже родины. Но я не для того тридцать лет прослужил в авиации, чтобы на старости лет получать страховое пособие и жрать собачью еду.