— От какого ружья? — поинтересовался Хемингуэй.

— От одного из тех, которые мы пока не проверяли.

— Зачем Ладисласу было ждать три четверти часа, прежде чем застрелить Уорренби? Мы знаем, что в 5.30 его видели сворачивающим на Фокс-лейн. Если верить Крейлингу, наш дряхлый дед заявился в бар в 6.30, а значит, выстрел он услышал примерно в 6.15 или несколькими минутами ранее. Согласен, убийца не хотел торопиться, но ожидание в целых сорок пять минут — не многовато ли?

— Судя по вашему описанию, он парень темпераментный, нервный. Вдруг он волновался, не мог решиться?

— Нет, не годится! — отмахнулся Хемингуэй. — Если бы Ладислас тянул из-за нерешительности и никак не мог спустить курок, то скорее убрался бы восвояси, так его и не спустив!

— Значит, существует другое объяснение.

— Да. Где все это время находился его мотоцикл? Он что, оставил его стоять в проулке почти на два часа, чтобы любой прохожий убедился, что Ладислас болтается где-то неподалеку?

— Конечно, нет. Скорее уж спрятал мотоцикл в кустах на выгоне, чуть дальше по тропе, ведущей к наблюдательному пункту Бигглсвейда.

— Хотелось бы мне поглядеть на вашу попытку замаскировать в кустах мотоцикл! Старый греховодник сразу бы его засек!

— Пока бы он туда добрел, Ладислас успел бы забрать его и укатить!

— Дед услышал бы, как он его заводит. Почему-то он ничего такого не рассказывает.

— Это не значит, что дед не слышал звук мотора. Он наводит подозрение на Рега Дитчлинга, а мотоцикл все испортил бы.

— Что ж, с этим я готов согласиться. У Ладисласа был мотив для убийства. А как насчет Хасуэлла?

— О нем мало что можно сказать, и, прошу прощения, сэр, в этом вся беда. Мы даже не знаем, где он находился и что делал до возвращения домой в восемь вечера.

— Зато нам известно, что Хасуэлл пользуется автомобилем. Если выбирать между автомобилем и мотоциклом, то я бы лучше попытался спрятать мотоцикл.

— Должно существовать место, где можно спрятать и то, и другое, — возразил инспектор. — Чем дольше я об этом размышляю, тем больше уверен: без транспорта было не обойтись. — Он помолчал, а потом выпалил: — Как вам гараж самого убитого? Я обратил внимание, что он двухместный. Почему бы, застрелив Уорренби, не загнать туда машину и не держать ее там, пока мисс Уорренби не побежит за мисс Паттердейл?

— Что за пташка напела бы ему, как она поступит? — усмехнулся Хемингуэй. — Нет, Хорас, у вас определенно солнечный удар. Любой ждал бы, что она станет звонить в полицию или врачу, а не сбежит, потеряв голову!

— Девушки иногда теряют голову!

— Правильно, и не только девушки. Но когда так случается, не угадаешь заранее, что они выкинут, тем более к кому из четырех-пяти спятивших стариков они бросятся за утешением!

— Вы правы, — вздохнул Харботтл. — Но вообще-то странно, сэр, что мисс Уорренби потеряла голову. Мне она кажется, наоборот, очень собранной.

— Ничего странного, — произнес Хемингуэй. — Я от нее ничего иного и не ждал бы. Это ж какой удар для девушки, убедившей себя, что все вокруг купается в свете и любви! Немудрено потерять равновесие. — Он выбил трубку и поднялся. — Довольно! Бесполезно спорить, кто стрелял в 6.15, пока мы не убедились, что в это время выстрел действительно прозвучал. И если прозвучал, то в кого наш неизвестный стрелял во второй раз.

— Это равносильно поиску иголки в стоге сена, — мрачно изрек Харботтл. — Взял и выстрелил в землю, только и всего! — Видя насмешливо приподнятую бровь Хемингуэя, он добавил: — Нет, не в землю, иначе мисс Уорренби не услышала бы звук попадания пули.

— Своевременная оговорка, Хорас! — заметил Хемингуэй. — При вашем знании огнестрельного оружия… Вряд ли нам придется искать подходящий стог. Не будем забывать, что мы пытаемся разоблачить рискованный план. Неизвестный крался по острию ножа. Мисс Уорренби была нужна ему на месте как свидетельница. Выстрел должен был прозвучать натурально. Он не хотел, чтобы мы нашли пулю. Только деревья — подходящие мишени. Их много по ту сторону от проулка, на территории Фокс-Хауса, но до них далековато, можно и промахнуться. На его месте я целился бы в вяз. Это единственное дерево по эту сторону с подходящим толстым стволом. Пойдемте и проверим!

Они спустились в проулок и приблизились к вязу. Там инспектор оглянулся на кусты утесника, беззвучно шевеля губами.

— Вы низко смотрите, шеф, — наконец произнес он. — Если пуля в стволе, то примерно в десяти футах от земли.

— Вы считаете? — отозвался Хемингуэй, разглядывая ствол. — Вы молодец, Хорас. Что скажете об этой царапине?

Инспектор подскочил к нему и, задрав голову, уставился на светлое пятнышко: там от ствола откололась щепочка. Его лицо выражало изумление и даже суеверный ужас.

— Чтоб мне прова… Ваша правда, сэр!

— Нам нужна лесенка.

— А где ее взять?

— В доме. Если у Глэдис отгул, то поищем в сарае садовника.

— Он будет заперт, — предрек инспектор. — Если попросить лестницу у служанки, то она обязательно придет посмотреть, что мы делаем.

— Я задержу ее в кухне всякими глупыми вопросами.

Они двинулись по прямой тропе, тянувшейся от калитки к задней двери. Судя по громкой музыке, Глэдис не взяла отгул, а включила на полную мощь программу «Музыка для работающих». Слушая, она начищала столовое серебро и подошла к двери с бархоткой в руке. Из того, как она поприветствовала Хемингуэя, инспектор заключил, что в их прошлую встречу шеф не поленился наговорить ей комплиментов. Он саркастически взглянул на Хемингуэя, но тот уже завел с девушкой шутливую беседу. Спросив: «Зачем вам лестница?», Глэдис не увидела препятствий к тому, чтобы одолжить полицейским собственность своей хозяйки. Она вручила Харботтлу ключ от сарая, предупредив, что если лестница не вернется на место, то завтра садовник учинит скандал, а затем пригласила Хемингуэя в кухню, попить чаю. При появлении инспектора через четверть часа он прервал многообещающий тет-а-тет, причем Харботтлу показалось, что ему не пришлось задавать Глэдис никаких вопросов, включая глупые. Та сидела, упершись локтями в стол и грея ладони о чашку крепчайшего и сладчайшего чая. Инспектор застал ее за радостным хихиканьем и за восторженными похвалами его шефу.

— Если бы мой Берт услышал вас, даже не знаю, что он сделал бы! — весело заявила она.

Хемингуэй переглянулся с инспектором.

— Если бы я женихался, никакой Берт передо мной не устоял бы!

— Вот нахал! — Глэдис расхохоталась, потом оглянулась на Харботтла и вежливо, но без воодушевления предложила: — Может, вашему другу тоже налить чашечку чаю?

— Нет, он такого не пьет, — сказал Хемингуэй, вставая из-за стола. — И потом, третий — лишний. Ну, а теперь я должен кое-что проверить. Не возражаете пустить меня в кабинет?

Глэдис посмотрела на часы.

— Возражать вам, полицейским, себе дороже. Только немного подождите. Сейчас начнется «Дневник миссис Дейл». Садитесь и послушайте. Чудесная передача!

— Нам пора возвращаться в Беллингэм, — произнес Хемингуэй. — Можете не провожать нас в кабинет. Оставайтесь здесь и слушайте свою любимую передачу! Я прослежу, чтобы инспектор ничего не стащил.

— Лучше пусть он за вами приглядит! Вы же не перевернете там все вверх дном?

Хемингуэй заверил Глэдис, что сохранит в помещении образцовый порядок.

«Дневник миссис Дейл, — внезапно раздалось из радиоприемника. — Ежедневные события в жизни докторской жены».

Глэдис временно утратила интерес к Хемингуэю и прильнула к приемнику. Полицейские вышли в холл.

— Нашли? — спросил Хемингуэй.

Инспектор разжал ладонь, на которой лежал кусочек свинца.

— Наконец-то! — обрадовался Хемингуэй. — Отправим специалистам, пусть сравнят с пулей, вынутой из головы Уорренби. Пусть Нарсдейл заберет это сегодня вечером.

— Гильзу от пули можно не искать. Жаль! — заметил инспектор.

— Ее все равно уже нет. Наш неизвестный ничего не делал на авось. Другую гильзу он оставил под кустом специально. Вторую нам получить не положено.