— Сообщение для вас, сэр! — весело доложил он.

Хемингуэй уставился на него:

— Живо выкладывайте! Зачем мне ваши усмешки?

— Прошу прощения, сэр. От мистера Драйбека! — доложил сержант.

— Другое дело! Что ему надо?

— Попросил меня передать вам это, сэр, причем осторожно. Находка сделана рядом с местом преступления, в высокой траве около кустов утесника. Он огорчился, не застав вас, сначала хотел вернуться позднее, но я сказал, что мы не ждем вас до вечера.

— Вы перспективный сотрудник, — похвалил Хемингуэй. — Что он нашел? Шпильку для волос, принадлежащую, по его мнению, мисс Уорренби?

Сержант, доставший из ящика у себя над головой маленький предмет, завернутый в льняной носовой платок, поднял голову.

— Сэр, вы почти угадали, — сказал он, разворачивая платок. — Но, оставляя это мне, мистер Драйбек попросил обратить ваше внимание на инициал.

— Ясно, — проронил Хемингуэй, с отвращением глядя на компактную пудреницу из розовой пластмассы с буквой М, выложенной из поддельных рубинов на крышке.

— Он добавил, — продолжил сержант, подбирая слова, — что делать выводы не его дело, он предоставляет это вам.

— Как предусмотрительно! Предвкушаю выражение на лице сержанта Карсторна, когда он узнает, что проглядел это при поисках гильзы! Повесьте-ка перед участком объявление, что найдена ценная пудреница. Наверняка это подарок девушке от ухажера, и она захочет вернуть его.

— Вы серьезно, сэр?

— Конечно! Или вы решили, что я возьму ее себе?

— Честно говоря, я усомнился, что мисс Уорренби могла пользоваться такой пудреницей, — признался сержант.

— Ни одна юная леди вроде нее не стала бы ей пользоваться. Дешевка!

— Но инициал… Однако вам виднее, сэр!

— Как вы думаете, у скольких девушек в Беллингеме имя начинается с М? Пудреницы не было в кустах, когда там шарил Карсторн с компанией, не было ее и когда Фокс-Хаус посетил я. Зато я знаю, что происходило на выгоне позднее: там томились зеваки! Даже при мне побывала какая-то парочка: я их видел. Уже к вечеру воскресенья об убийстве должен был пронюхать весь город. Представляю, каково было бедной мисс Уорренби наблюдать всех этих праздношатающихся! Более того, она не пользуется пудрой! А даже если бы она пользовалась пудрой, то где девушки держат пудреницы? В сумочках! Одно могу сказать: если вы воображаете, будто, перед тем как застрелить дядюшку, мисс Уорренби пудрила носик, то вам прямая дорога к психиатру!

— Так точно, сэр! — отчеканил сержант с улыбкой.

— Если это платок Драйбека, отдайте его ему. А вот и Карсторн. Ну, как?

— Я привез три ствола, которые вы заказали, сэр.

— Молодец! Какие-нибудь проблемы?

— С мистером Эйнстейблом и в «Кедрах» — никаких. Эйнстейбл понял, зачем нам его винтовка, и не возражал. Она хранилась в летнем домике, чтобы Экфорду, агенту сквайра, не приходилось каждый раз ходить через хозяйский дом. Сквайр сам меня туда отвел. Не стану утверждать, что ружье не могли сначала оттуда забрать, а потом вернуть. Хасуэлл-младший завернул свое ружье в мешковину и попросил мать отдать его нам, если мы за ним явимся. Он сам взял его из шкафа в чулане, сэр. Это мог бы сделать любой из теннисистов, а потом спрятать — хотя в последнем я сомневаюсь.

— Что с оружием Линдейла?

— Оно тоже у меня, сэр. Он был недоволен: заявил, что никто не мог бы взять оружие без его ведома. Проблема возникла не с ним, а с миссис Линдейл. Когда я приехал, хозяина не было. Миссис Линдейл послала поденщицу за мужем на ферму, хотя я объяснил, что хочу всего лишь проверить оружие. Она вела себя враждебно — думаю, от страха. Принялась нападать на меня — сами знаете, как ведут себя женщины в подобных ситуациях. Но стоило появиться мужу, она притихла. По-моему, они очень друг к другу привязаны. Муж сказал, что я могу забрать ружье, но он будет чрезвычайно нам обязан, если мы больше не станем тревожить его супругу, потому что она сильно нервничает и такие события, как убийство, ее огорчают.

— В таком случае, — произнес Хемингуэй, — я столкнусь с враждебностью, потому что сегодня днем намерен ее побеспокоить.

Старшего инспектора сопровождал в Торнден тот же молодой констебль, который возил его туда накануне. Но на сей раз целью являлась ферма Рашифорд, поэтому констебль Мелкинторп за Беллингемом свернул направо, на Хоуксхэд. Через несколько миль дорога пересекала общинный выгон, а затем, за четверть мили до Рашифорда, с нее стал виден гравийный карьер сквайра. Там кипела работа; на вопрос Хемингуэя, что это за люди, Мелкинторп назвал местную компанию и добавил, что Эйнстейбл дает ей заработать. Далее констебль Мелкинторп, наслаждавшийся своим теперешним заданием и мечтавший о подвигах, осторожно повернул на узкую дорожку перед фермой и с надеждой осведомился, нужен ли он старшему инспектору в доме.

— Только в том случае, если до вас донесется мой крик, — ответил тот, вылезая из машины. — Тогда бегите меня спасать.

Захлопнув дверцу, Хемингуэй постоял, любуясь домом — живописной постройкой посреди небольшого сада. Служебные помещения примыкали к нему с одной стороны. Входная дверь была распахнута, тем не менее Хемингуэй вежливо постучал и стал ждать разрешения войти. Ответ последовал только после второй попытки. На голой дубовой лестнице появилась миссис Линдейл, судорожно снимая и отбрасывая в сторону фартук.

— Извините! Моя помощница поехала в Беллингэм, а я не могла спуститься раньше. Вам нужен мистер Линдейл?

— Хотелось бы поговорить с ним, мадам, — ответил он. — Старший инспектор уголовной полиции Хемингуэй. Вот моя карточка.

Она не сделала попытки взять карточку, а застыла на пороге, словно не собиралась впускать его.

— Сегодня один детектив у нас уже побывал. Что понадобилось вам? Зачем вы нас донимаете? Мой муж был едва знаком с мистером Уорренби. Всему есть предел!

— Согласен, мы доставляем вам неудобства. Но если не позволять нам проводить расследование, мы не продвинемся дальше, согласны?

— Мы с мужем ничем не можем вам помочь! Что вы хотите узнать?

— Просто задать вам обоим пару-тройку вопросов. Можно войти?

Поколебавшись, миссис Линдейл нехотя посторонилась и, открыв дверь справа, вздохнула:

— Что ж, так и быть, входите. Я пошлю за мужем.

Она скрылась в коридоре, откуда вскоре донесся ее голос: миссис Линдейл отправляла какого-то Уолтера за мужем. В гостиную она вернулась по-прежнему воинственная, однако выдавила со слабой улыбкой:

— Извините. Поймите, это слишком. Мы уже рассказали полиции все, что знали о субботних событиях, вернее — ничего! Я покинула «Кедры» в половине седьмого и вернулась домой, чтобы уложить дочь спать. Точно сказать, когда оттуда ушел муж, я не могу: когда я уходила, он еще играл в теннис. Но знаю, что, когда застрелили Уорренби, его не было даже рядом с Фокс-лейн.

Хемингуэй, редко заглядывавший в свои записи, произнес:

— Наверное, местная полиция запамятовала мне это сообщить. Откуда вам об этом известно, мадам?

— Он шел от заливного луга, — ответила она, смело глядя ему в лицо. — Я видела его там!

— Правда?

— Хотите, поднимемся наверх, и я покажу вам окно. Оттуда виден заливной луг. Я зачем-то поднялась наверх — мы держим на чердаке много вещей — и заметила мужа. — После паузы она добавила: — Уверена, что говорила об этом другому детективу, когда он явился сюда в первый раз. Готова поклясться!

— Не сомневаюсь, — кивнул Хемингуэй. — Однако у вас могли быть свои причины, чтобы не сказать об этом сержанту Карсторну.

— Какие же?

— Например, при первом визите сержанта вы еще не поняли, что могли видеть луг с чердачного окна, — предположил Хемингуэй.

Миссис Линдейл вспыхнула, ее обычно бледное лицо зарумянилось.

— Если я не сказала об этом сержанту, то лишь потому, что была потрясена известием об убийстве мистера Уорренби и плохо соображала.

— Что заставило вас это вспомнить?