— Я успел многому научить его, пока он находился у меня в подчинении. Как вы с ним ладите?

— Можно было бы и хуже. Если Грант по любому поводу не дышал на меня своим гэльским наречием, мне было бы не в чем его упрекнуть.

— Не пойму, почему он пристрастился к чесноку![1] Передайте, пусть немедленно прекратит!

— Грант его не ест, только говорит на нем, по крайней мере утверждает. На Рождество ему дали отпуск, и он запрыгнул в первый же поезд до Инвернесса. Насколько я понял, Грант целые сутки добирался до своей деревни, но воображает, будто не зря потратил время. Забудем о нем! Лучше скажите, вы помните некоего Сэтона-Кэрью, когда-то обходившегося первой половинкой этой фамилии?

— Представьте, помню! Скользкий тип, Стэнли.

— Если он выскользнет из мертвецкой, я признаю вашу правоту. А пока был бы рад услышать, из-за чего вы за ним следили: инстинкт требовал или имелись улики?

— Уликами я бы это не назвал, скорее намеки. Зато их было много. Впрочем, ни один не привел меня к его дверям. Если надо, я подниму свои старые дела, только вряд ли они вам помогут.

— Необязательно. Когда вы расправились с той бандой, что стало с нашим приятелем Кэрью?

— Он как сквозь землю провалился. У меня сложилось впечатление, что он удрал во Францию.

— Французская полиция им не занималась?

— Неизвестно.

— Я отправил в его квартиру Кэтеркотта, но наркотики — не моя специализация, так что буду признателен за любую подсказку. Стал бы он хранить их у себя дома?

— Не исключено — чтобы своевременно сбывать. Хотя я знавал типа, который снимал для своего товара сейф. Так он и попался: подозрительно наведываться в хранилище два-три раза в неделю!

— Думаете, мы найдем искомое?

— Запросто. Если он сбывал его таким людям, как ваша леди Нест, то вам нужен белый порошок, он же «снег»: героин, морфий… Только не «трава»! Его товар на вес золота и может обнаружиться где угодно. Не пропускайте сигареты — впрочем, Кэтеркотт сам не вчера родился. Клиент мог сбывать товар покупателям в виде пакетиков с порошком. Один сообразительный мошенник шлепал на свои пакетики аптекарские наклейки, вроде «борной кислоты», и запечатывал их красным воском. Точь-в-точь настоящие!

— Это ему больше подходит, чем сигаретные пачки, — заметил проницательный Хемингуэй. — Если Сэтон-Кэрью специализировался на этом, то ходил на приемы, чтобы сбывать товар. Он был очень осторожен и спешил уничтожить любые письменные улики, разве что обнаружится секретный сейф с бумагами. Не удивлюсь, что именно здесь вы и оплошали: спугнули его, а расхлебывать теперь мне!

— Что ж, — промолвил Дарлистон, потянувшись за пивной кружкой, — я не стану вас осуждать, Стэнли, за желание найти убийцу, это ваша работа. Но я насмотрелся на страшные дела, которые творили такие, как он, поэтому скажу: совершено благое дело, за какое и медали не жаль! Более того, — добавил он, наполняя стакан старшего инспектора, — из-за этих мерзавцев я поверил в ад! Если бы их там не жарили на сильном огне, мне были бы гарантированы бессонные ночи.

Вернувшись в Лондон в десятом часу вечера, старший инспектор направился в Скотленд-Ярд и застал в кабинете терпеливо ожидающего его инспектора Гранта. Тот сидел за столом и изучал какое-то дело. При появлении шефа он встал и закрыл папку.

— Так и знал, что вы сюда заглянете! — сказал он.

— То же самое я хотел сказать вам, Сэнди. — Хемингуэй повесил на вешалку шляпу и пальто. — Ценю вашу добросовестность. Есть что-нибудь для меня?

— Боюсь, немного. Недавно звонил Кэтеркотт, спрашивал, продолжать обыск или нет. Они все-таки нашли в самом неожиданном месте сейф и долго возились, прежде чем он открылся. Внутри было двести-триста фунтов банкнотами, немного ценных бумаг и ни грана «снега». Никаких следов, что он хранился там раньше. Столько трудиться, потом выбиваться из сил, вскрывая чертов сейф, — и ни малейшего удовлетворения! Понятно, что он в бешенстве! Еще сержант Кринглфорд нашел в столе секретный ящик. Можете не сомневаться, они и его сумели открыть!

— Вы велели ему продолжать? — усмехнулся Хемингуэй.

— Да, скрепя сердце. Но если Сэтону-Кэрью было что прятать, то почему не в сейфе?

— Не знаю. Логично, казалось бы, но старый Дарлистон не зря предупреждал, что клиент у нас исключительно скользкий. Остроумно, ничего не скажешь: завести секретный сейф только для того, чтобы сбить со следа Кэтеркотта со всей сворой! Двести-триста фунтов, говорите? Сдается мне, Кэтеркотт так старательно вынюхивал наркотики, что не почуял крысу. Я бы на его месте не оплошал. Зачем держать дома такие деньжищи? Чтобы сбежать, если мы пожалуем к нему среди ночи?

— Иметь под рукой деньги — не преступление, — заметил инспектор.

— Разумеется. Например, когда владеешь крупным поместьем, иногда приходится класть в сейф много наличных, чтобы расплачиваться с работниками. Но если вы объясните, зачем понадобилась пачка банкнот в городской квартирке, то я буду вам признателен! Между прочим, вы обратили внимание на рассказ мисс Бертли про скандал, который закатила ее хозяйка из-за забытого в туалете полотенца? Вы проверили, с чего бы это?

— Не получилось. Надо было спрашивать старшую горничную, но она уже два дня как слегла с гриппом. Не мог же я ломиться к ней в спальню!

— Вы правы, деликатность прежде всего. Недопустимо, чтобы наши сотрудники бросили на себя малейшую тень!

— Я мог бы заразиться от нее гриппом, — сурово произнес инспектор Грант. — Ни за что не стал бы так рисковать!

— Ничего страшного, — успокоил Хемингуэй. — Проверить не мешало бы, но риск компрометации велик. Когда люди друг друга чернят почем зря, нам не пристало попадаться на удочку. Другое дело, что с миссис Хаддингтон связано слишком много необъяснимого. Будь я в силах поверить, что дама, в которой, на мой взгляд, не больше страсти, чем в мороженой треске, способна убить близкого друга за то, что тот волочился за ее дочерью, сидеть бы ей в кутузке!

Инспектор Грант давно раскусил своего шефа, но от этих слов изумленно разинул рот, а потом пробормотал по-гэльски:

— А улики? Вы шутите?

— Уверен, — сурово изрек Хемингуэй, — что, бомбардируя меня своим несносным гэльским, вы просто издеваетесь, зная, что я ни слова не пойму! Берегитесь, вот возьму и овладею этим языком. Тогда вам будет грозить разжалование, милый мой! Нет никаких улик — хотя еще вопрос, что называть уликами! — против любого из них, в том-то и беда! Взять хотя бы старшую Хаддингтон: тем вечером у Сэтона-Кэрью вышла с ней размолвка…

— Как и у мисс Бертли.

— Да. Не воображайте, будто я вычеркнул ее из списка подозреваемых! Но это еще не значит, что у нее был мотив удавить его.

— Может, она боялась, что он скажет Харту, что она сидела в тюрьме?

— Не исключено. Но что выигрывал сам наш клиент, выбалтывая Ужасному Тимоти ее секрет?

— Не знаю, — вздохнул Грант.

— Так и со всеми остальными. Иначе пришлось бы согласиться, что у нее были основания разделаться с кучей народу. Если на то пошло, то наушничать Ужасному Тимоти скорее стала бы сама миссис Хаддингтон. Он — неплохой кандидат в мужья для ее дочери, очень даже неплохой! Его папаша был состоятельным человеком, да еще и баронетом. Отвлечемся на время от злополучной Бертли. Чем мы располагаем против каменной матроны? Ну, повздорила с Сэтоном-Кэрью. Известно, что тот был ее любовником. Почти нет сомнений — он ухлестывал за ее дочерью. Она знала, что в тот вечер он ждал звонка, даже время, когда позвонят. Имела возможность совершить убийство. Ее показания некому подтвердить. Знаете, чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что по ней плачут наручники.

— А как же остальные? Взять хоть молодого Баттеруика…

— Потому-то она и на свободе. Вы видели его сегодня?

— Да, но ума не приложу, как с ним поступить! Ясно, что он опасается за свою жизнь. То рыдает, то вдруг начинает бушевать, того и гляди, сам кого-нибудь лишит жизни! Я осторожно намекнул ему, что, если верить миссис Хаддингтон, он бывал в ее доме всего дважды, и то по случаю больших приемов, когда вряд ли мог услышать телефонный звонок. Баттеруик побледнел, и я испугался, что он хлопнется в обморок. Мол, однажды, ужиная у Хаддингтонов, он слышал звонок. Спросите у миссис Хаддингтон, говорит, зачем она нас обманывает. Мы дураки, если считаем, что он способен на убийство друга. Об этом человеке сообщается такое, что даже вы, сэр, покраснели бы! Баттеруик твердил, что близок к помешательству, — думаю, это было единственной правдой во всех его речах. У него ушло не более пяти минут, чтобы доказать мне, как широк выбор убийц Сэтона-Кэрью: тут и миссис Хаддингтон, и мисс Бертли, и Паултон, и Харт. Потом этот глупец стал мне внушать, что рассказы о его ссоре с бесценным другом в тот вечер — наглое вранье. Ну, как с таким работать?