— Мисс Уорренби, дядя был аккуратным человеком?

— О, да! Терпеть не мог, когда что-то лежало не на Месте.

— Понятно. Если не возражаете, я это заберу, чтобы покопаться. Тогда у вас в доме не будут толпиться полицейские. Вам все обязательно возвратят. — Он встал. — Займитесь этим, Харботтл. Какие еще бумаги есть в доме, мисс Уорренби? В доме имеется сейф?

— Нет. Дядя держал все свои важные бумаги на работе.

— В таком случае не буду больше вас отвлекать.

Мэвис проводила Хемингуэя обратно в холл, где к ним присоединились миссис Миджхолм вместе с собачками. Деликатность не позволила миссис Миджхолм находиться с ними в кабинете, но было видно, что ее пожирает любопытство. Она бы дорого заплатила, чтобы выпытать у старшего инспектора, нашел ли он отгадку, но ей помешала некстати появившаяся мисс Паттердейл. Ее сопровождал неуклюжий четвероногий друг, что вызвало шумную суматоху: миссис Миджхолм испуганно заверещала, а обе Ультимы набросились на лабрадора — Улисс самым беспардонным образом, Унтиди как бесстыдная кокетка. Рекс при всем своем добродушии не проявлял к Ультимам никакого интереса, но миссис Миджхолм не отпускал страх, что однажды ему надоест их назойливость и им не поздоровится. Когда ей удалось наконец отловить своих любимиц, Мэвис успела объяснить мисс Паттердейл, что незнакомец — детектив из Скотленд-Ярда. Мисс Паттердейл, самоотверженно стиснув глазницей стекло, оглядела его с ног до головы и заявила, что сожалеет об этом.

— Так и знала, что возникнут неприятности, — заявила она. — Конечно, я ни при чем, но надеюсь, что вы не устроите в Торндене скандал?

— Что вы, мисс Паттердейл! Уверена, причин для скандала нет, — заверила Мэвис.

— Вздор! В жизни любого человека найдется нечто такое, что он желал бы скрыть. Как вас зовут?

— Старший инспектор Хемингуэй, мадам. Согласен, в ваших словах немало правды. Тем не менее мы стараемся соблюдать сдержанность.

— Что до меня, — вмешалась миссис Миджхолм, — то я часто называю свою жизнь открытой книгой. Пусть любой ее читает, даже полицейские!

— Вряд ли у полиции есть даже крупица желания этим заниматься, — сказала мисс Паттердейл, верно истолковав чувства старшего инспектора. — Я заглянула узнать, как ты себя чувствуешь, Мэвис, и пригласить ко мне поужинать. Абби ушла к Хасуэллам.

— Я здесь с той же целью! — воскликнула миссис Миджхолм, удивленная совпадением. — Лайон с радостью проводил бы ее обратно, но разве она проявит благоразумие и согласится? Нет же!

— Вы обе чрезвычайно добры, — промолвила Мэвис, — однако сегодня я побыла бы одна дома.

— Оставляю тебя с мисс Паттердейл, — произнесла миссис Миджхолм, сообразив, что Хемингуэй собирается уйти, и решив увязаться за ним.

С Ультимами под мышками она вышла вместе с ним в сад, загадочно заявив, что у нее есть для него важное сообщение.

— Я не могла говорить об этом при мисс Уорренби и тянула время, пока не осталась с вами с глазу на глаз, — доверительно начала она.

Сержант переживал из-за того, что не успел предостеречь Хемингуэя о заведомом отсутствии у миссис Миджхолм сведений, представляющих хоть малейший интерес. Тот адресовал Хардботтлу выразительную гримасу, но угрюмый полицейский отделался ухмылкой и покачал головой.

Ободренная вопросительным взглядом Хемингуэя, миссис Миджхолм заговорила:

— Я нисколько не сомневаюсь, кто стрелял в Уорренби. Один из двоих — но хотя я всегда считала Делию Линдейл суровой особой, застрелить человека она вряд ли смогла бы. Не люблю я людей с бледно-голубыми глазами, но мне не хотелось бы, чтобы у вас возникла мысль, будто я подозреваю Делию! Нет, это ее муж! Более того, если это он, то, уверена, она знает. Сегодня утром я к ней заглянула, просто поболтать, но стоило мне открыть рот, как она постаралась поменять тему. Мне показалось, будто Делия сильно взволнована, даже напугана. Говорила как-то неестественно и не могла оставаться спокойной даже пять минут. То ей казалось, что плачет ее дочь, то возникала необходимость что-то сказать миссис Мертон, приходящей домработнице. Я сразу подумала: здесь что-то не так. — Она немного помолчала и неожиданно сказала: — Но я совсем о другом… Может, это и Кенелм Линдейл. А вдруг другой, Ладислас Зама-не-помню-как-там дальше?

— Я все ждал, когда всплывет его имя, — любезно отозвался Хемингуэй.

— Я не могла его упомянуть при мисс Уорренби, потому что бедняжке он очень нравится. Я всегда считала, что он ей не пара, а уж если это он убил мистера Уорренби, то и подавно.

— Если это его рук дело, мадам, то ему не удастся жениться на мисс Уорренби. Но почему вы подумали на него?

— Если бы вы знали, как он преследует Мэвис, то не спрашивали бы, — хмуро ответила миссис Миджхолм.

— Бесспорно, но я, видите ли, новичок в ваших краях.

— Именно поэтому я с вами совершенно откровенна. Мой муж говорит, что словами делу не поможешь, но я с ним не согласна. Наш долг рассказать полиции все. Я знаю, что Сэмпсон Уорренби никогда не одобрил бы этот брак. Он запретил племяннице встречаться с Ладисласом. Если бы Уорренби догадался, что она втайне от него продолжает с ним видеться, то с молодым человеком было бы покончено!

— Думаете, тот решил стрелять?

— Нет, так далеко я не захожу. Не сомневаюсь, что он на это способен, но слишком умен и хитер. Он лишился бы работы и был бы вынужден уехать отсюда. Не спрашивайте, как Уорренби это устроил бы! Ладислас не мог не догадываться, что дядя оставит свои деньги племяннице. Кстати, в тот день поляка видели в том проулке! Если он не знал, что мисс Уорренби ушла к Хасуэллам, то остается лишь развести руками. Получается, он там был и имел мотив. Вот я и спрашиваю: чего вам еще?

— Кое-чего все-таки недостает, — заметил Хемингуэй. — Я вам очень признателен и запомню все сказанное вами. В чем там извалялась Ультима Унтиди?

Хитрость сработала. Миссис Миджхолм, спустившая своих Ультим на землю за пределами сада, с криком устремилась к Унтиди. Старший инспектор поспешно прыгнул в машину к своим коллегам, и они уехали.

Сержант озабоченно проговорил:

— Простите за миссис Миджхолм, сэр, и за напрасную трату времени. Знал бы — предупредил бы вас заранее.

— Вот это и было бы напрасной тратой времени, — подал голос с переднего сиденья Харботтл. — Шеф любит болтунов.

Это было сказано безнадежным тоном человека, вынужденного терпеть слабость, которую не одобряет.

— Действительно, люблю, — радостно подтвердил Хемингуэй. — Никогда не знаешь, что они выболтают. От миссис Миджхолм я узнал много важного.

— Неужели, сэр? — недоверчиво спросил сержант.

— А как же! Например, приехав в Торнден, я не различал пекинесов, а теперь я специалист. На пенсии может пригодиться.

Сержант усмехнулся:

— Ее собачонки выигрывают много призов.

— У меня отличная память, и мне не нужно ни о чем напоминать. — Переведя дух, Хемингуэй продолжил: — Собственно, я имел в виду не пекинесов. И не поляка. Меня заинтересовал ее рассказ про Линдейлов.

— Разве все это сказано не со зла, сэр?

— Вы правы, она их не любит, но злобной я бы ее не назвал. Вряд ли в словах миссис Миджхолм о них была неправда. Вы считаете, что ее болтовня кого угодно выведет из себя. Сам я был готов повеситься, все это выслушивая. Хотя это так по-людски — от души поболтать на такую тему! Зная, конечно, что ты на стороне добра. Что известно про Линдейлов?

— Почти ничего, сэр. Вроде спокойные уважаемые люди, общаются с другими мало, но иного от них и не следует ждать. У мужа полно дел на ферме, у жены маленький ребенок и только одна приходящая домработница.

— Ясно, — кивнул Хемингуэй. — А как насчет того, что у них никто никогда не ночует?

— Не знаю… — протянул сержант. — Что об этом скажете вы, сэр?

— Я тоже не знаю. Но, думаю, к ним следует приглядеться. Возьмите это на себя, Хорас. Если Линдейл был членом Фондовой биржи, о нем будет нетрудно навести справки.