— Вовсе нет, мама! — возмутилась Синтия.

— Вздор! А если не был, то напрасно, — вмешалась мисс Пикхилл. — Вы мистер Харт? Много о вас слышала и очень рада с вами познакомиться! Боже, дитя мое, вытри лицо! Гадость с ресниц испачкала тебе щеки. Нет, что будет с современными девушками? Стыдись, Лили, зачем ты позволяешь ей портить облик, дарованный Всевышним?

— Вы ничего не понимаете! — огрызнулась Синтия.

— Потому что не хочу! — ответила тетушка, смягчая резкость тона снисходительностью, с которой она взирала на это очаровательное создание, сломленное горем. — Я понимаю одно: ты замешана в отвратительном скандале! Я всегда знала, что этим закончится. Сейчас речь не о моих чувствах, хотя кровь не водица: я сообщила Брусли, что не смогу присутствовать на сегодняшнем собрании, и бросилась в Лондон. Мой бедный отец! Наверное, он переворачивается в гробу!

— Лорд Гизборо! — провозгласил из дверей Фримби, уподобившись Провидению.

— Ланс! — взвизгнула Синтия и, к облегчению Тимоти, метнулась на шею вновь прибывшему. — Вы — ангел!

— Синтия, дорогая! — предостерегла дочь миссис Хаддингтон.

Мисс Пикхилл схватила пенсне, прикрепленное длинной золотой цепочкой к специальной пуговке на ее впалой груди, и водрузила его себе на переносицу.

— Он! — неодобрительно изрекла она. — Тот самый молодой человек, о котором я наслышана? Ну-ну…

Ее тон свидетельствовал, что его светлости не следует рассчитывать на сочувствие. Но самолюбие Гизборо от этого не пострадало: он был так очарован и опьянен столь лестным для него поведением прекраснейшей девушки Лондона, что почти не заметил мисс Пикхилл. То, как стремительно исчез траур Синтии, ничуть не поколебало его восхищения. Считая по никому не ведомой причине, что в России траур отправлен в утиль вместе с другими бессмысленными условностями побежденной буржуазии, он выступил с пламенной речью. Ее суть сводилась к тому, что самым правильным для Синтии способом почтить память старого друга, которого постигла столь ужасная судьба, было бы немедленно нырнуть в омут разнузданных увеселений, предлагаемых Лондоном, — предпочтительно в его обществе.

— Молодой человек, — не вытерпела мисс Пикхилл, — вы несете вздор! Одно дело — избыточно горевать, и совсем другое — скакать по Лондону еще до того, как беднягу предадут земле!

Оригинальные воззрения каким-то образом сочетались у лорда Гизборо со впитанным с молоком матери почтением к буржуазным условностям. Поколебавшись, он уточнил:

— Приглашаю вас на спокойный ужин со мной и Трикси. Мы втроем, больше никого.

— Нет, милый Ланс, только не это! — воскликнула Синтия. — В Трикси я, конечно, души не чаю, но уж слишком она тусклая и вялая. Не хватало, чтобы она стала мне внушать, что мне понравилось бы жить в России, где непонятные люди обращались бы ко мне «товарищ» и где я все делала бы из-под палки и имела бы не больше денег, чем остальные. Мне это совершенно ни к чему, особенно сегодня!

— Ничего подобного! — оскорбился Гизборо. — У вас извращенное представление о коммунистическом государстве, вами владеют предрассудки и предубеждения…

— Не понимаю, почему ваши представления должны быть предпочтительнее моих! — возразила Синтия. — Вы же там не были, откуда вам знать? И вообще, это же смертная тоска — беспрерывно болтать о замшелой загранице, которая, наверное, в подметки не годится Англии!

— Это Англия не годится ей в подметки, — отозвался уязвленный Гизборо.

— А вот и нет! Пусть русские живут как хотят, но это же уму непостижимо, когда такие люди, как вы с Трикси, строите восторженные гримасы, стоит кому-нибудь обмолвиться о России, будто она — ваша религия! Будьте осторожны, вас того и гляди примут за русских. Какое падение, Ланс!

Глаза его светлости вспыхнули, он побелел. Было ясно, что при всем ослеплении Синтией он не станет безропотно проглатывать богохульство. Прежде чем с его дрожащих губ слетели подобающие серьезности случая слова, Тимоти поспешил откланяться. Миссис Хаддингтон не пожалела для него самой ослепительной улыбки, подчеркнув этим, что хорошо понимает его нежелание долго оставаться в обществе лорда Гизборо. Задержав руку Тимоти в своих ладонях, она промолвила:

— Учтите, вы здесь всегда желанный гость. Жду вас через день-два на неформальную встречу в узком кругу!

Он ограничился ничего не значащими фразами вежливости, избежав определенного ответа, попросил миссис Хаддингтон не вызывать звонком дворецкого и не провожать его вниз, после чего удрал, чувствуя себя оленем, чудом увернувшимся от наседающих гончих.

Сбегая вниз, Тимоти соображал, где искать Бьюлу. Стук пишущей машинки привел его в библиотеку. Войдя и бесшумно затворив за собой дверь, он радостно произнес:

— Привет, милая! Как ты сегодня?

— Тимоти! — воскликнула она. — Что ты здесь делаешь? Миссис Хаддингтон знает?

— Что я у тебя — нет. Надеюсь, она не крадется за мной по пятам. — Он наклонился и чмокнул Бьюлу в макушку. — Прекрасно выглядишь! Что делаешь?

— Сочиняю грубое письмо в шляпную мастерскую.

— То есть развлекаешься. Послушай, мое сердечко, ты надолго занята? Может, поужинаешь со мной?

— Вряд ли, хотя… Нет, лучше не надо!

— Я противоположного мнения!

Она неуверенно улыбнулась:

— Не напирай! Я не знаю, как быть, Тимоти!

— Не волнуйся, любимая, мы все обсудим в «Арманд». Лучше бы ты, конечно, не тянула с согласием выйти за меня замуж, это спасло бы меня от Хаддингтонов. Только что это адское отродье залило мне слезами весь пиджак, а старая карга-мамаша смущала меня неподобающим намеками. Дался же я им! В восемь часов — тебя устраивает?

Бьюла молча уставилась на клавиши машинки. Тимоти провел пальцем по ее затылку.

— Договорились?

Неожиданно она обернулась и обвила ему шею руками.

— Решено! — крикнула Бьюла. — Да, мне все равно! Я выйду за тебя!

Наградой ей стали удушающие объятия.

— Отлично! — сказал Тимоти. — Тогда — шампанского! Ничего, Джим не отвертится. Знаешь, мой брат сейчас в Лондоне и хочет с тобой познакомиться. Я позвал его в «Арманд».

Она высвободилась из его объятий.

— Наверное, он приехал отговорить тебя жениться на мне?

— Вовсе нет, дитя мое, успокойся! Он хороший парень, главное, будь с ним вежлива, и он благословит наш брак. А теперь мне лучше исчезнуть, а то меня застанут тут и обвинят в заигрываниях с тобой. Полиция больше не наведывалась?

— Пока нет.

— В случае чего будь повежливее и с Хемингуэем. Он тоже хороший парень и, главное, совсем не дурак, — предупредил Тимоти.

Через несколько часов ему в контору позвонил Джеймс Кейн:

— Тимоти, я уже вернулся. Все прошло в целом неплохо.

— Слава богу! Как они?

— Мать в порядке, у твоего отца опять приступ бронхита. Ты познакомишь меня с Бьюлой?

— Да, причем уже как со своей невестой.

— Неужели? Не зря я предупреждал мать, что все к этому идет.

— Что ты ей наговорил?

— Практически то же самое, что ты мне.

— Что?!

— Все хорошо, разве ты ее не знаешь? Достаточно только показать ей человека, нуждающегося в защите. Я не утверждаю, что она — сторонница этого брака, но готова подождать моего суждения о Бьюле. Более того, мать сказала, что если суждение окажется благоприятным, то она с радостью пригласит Бьюлу в Чамфриз на уик-энд, чтобы самой с ней познакомиться.

— Чудесно, Джим! Ты не представляешь, как я тебе благодарен! Сегодня шампанское за мной!

Благодаря, главным образом, приятным манерам Джеймса Кейна, а также поведению его младшего брата ужин прошел более-менее успешно. Бьюла стеснялась, говорила мало, зато прекрасно выглядела и, держа Джима на расстоянии, все же не проявляла враждебности. Он наблюдал за ней исподтишка и присудил ей весомые очки. Сам он питал пристрастие к блондинкам, но был готов отдать Бьюле должное. Ему понравились ее разлетающиеся ото лба волосы, изящные руки, трогательный затылок. Сначала его насторожил ее натянутый вид, но стоило ей улыбнуться — и вся она преобразилась. Кейн решил, что Тимоти покорила именно ее улыбка. Бьюла улыбалась редко, но уж когда это случалось, глаза переставали смотреть сумрачно и она делалась на несколько лет моложе. Голос имел приятный тембр, она не проглатывала гласные, но и не бубнила в нос, что, увы, пользовалось популярностью среди ее сверстниц. Чего ей не хватало, так это светскости и утонченного очарования, она не старалась придать беседе легкость, на обращенные к ней вопросы порой отвечала отрывисто. Раньше Кейн не мог представить, что его бойкого брата привлечет такая девушка, и на протяжении ужина он вновь и вновь задавался вопросом, что побудило Тимоти отдать сердце этой холодноватой и даже грубоватой особе. Но, увидев, как они с Тимоти смотрят друг на друга, он был сражен. Со значением этого пылающего взора нельзя было ошибиться: Бьюла по уши влюблена в Тимоти.