А что, тут кремы и гели от прыщей не в ходу? Наверное, Вархар счел их «бабскими средствами» и запретил во веки веков. С него станется.

– А ну прекратить хулиганить! – приказала я, все больше сама себе удивляясь. Сердце глухо ударилось о грудную клетку. Что, если они не послушают? Что, если поднимут на смех?

В меня вонзились десятки пытливых взглядов. Скандры и мрагулы в едином порыве скрестили руки на груди и широко расставили ноги, будто готовились оказать достойное сопротивление лектору-выскочке. Таллины вытянулись и застыли, словно и впрямь пустили корни. Истлы, напротив, ссутулились, как хищники перед броском. Только оскалов и не хватало. Леплеры следили за всеми снизу вверх, почти синхронно поворачивая головы. Сальфов среди зевак не обнаружилось.

Галдеж постепенно смолк.

Положение было отчаянным для всех. И для меня ничуть не меньше, чем для студентов.

Все уважение ко мне, как к преподавателю, как к главе общежития, вылетит в трубу, если не оседлаю ситуацию. И никакими контрмерами – наказаниями, колами, пересдачами – его не вернуть.

– Новенькая преподша, – ухмыльнулся мрагул, только что обвиненный в нападении на слабых. Его кивок на уважительный смахивал не больше, чем крокодил на черепаху.

– Да, новенькая, – уперла я руки в бока, стараясь выглядеть внушительней. Трудно держать марку, когда вокруг одни Муромцы, Поповичи, дубы и воинственные гномы.

– А ты ниче, – добавил нахал, смерив меня взглядом под стать вархаровскому. У них это, похоже, тут общее, в Академии-то. Такое ощущение, что ничему другому здесь и не учат.

– Я тебе сейчас покажу «ниче»! – вспыхнула я, ответив хулигану как можно более суровым взглядом. – И погасите-ка свои шарики! Огонь детям не игрушка!

Мрагул усмехнулся и вразвалочку шагнул навстречу, лихо перебрасывая молнию из руки в руку, как мячик на физкультуре.

Гнев накрутил мой пульс до невиданных высот, воздух распирал грудь. Да что ж такое-то? Ладно, Вархар меня не уважает, да и, судя по всему, уже не будет. Варвар, чего с него взять, кроме искусства раздевать взглядом? Но этим молокососам я так с собой обращаться не позволю!

Сообразить не успела, как одна из «замороженных» мною молний ударила в пол, у самых сапог мрагула, а следом вторая и третья. Парня обдало искрами с ног до головы, струйка серого дыма окутала его до колен. Мрагул закашлялся и нервно отскочил, не разбирая дороги. Выронил огненный шарик и натолкнулся на двух других спорщиков. Их «не игрушки» тоже покатились по полу, и тот запылал.

Вернее, не совсем так. Запылали стыки камней, пламя поползло в мою сторону, очерчивая глыбы красивыми протуберанцами. Таллины и истлы принялись шарахаться туда-сюда, натыкаясь друг на друга. Где-то внизу копошились поваленные леплеры – верзилы перестали смотреть под ноги.

Мрагулы со скандрами лихо перепрыгивали через низкорослых крепышей, ловко огибали остальных и нарезали круги, натыкаясь на стены.

Вместо улюлюканья и восторженного подстрекания коридор наполнился воплями ужаса.

Ахнуть не успела, как языки пламени взвились на высоту человеческого роста, отрезав половину ребят от выхода.

Хорошо же начался мой первый рабочий день!

Я огляделась вокруг. Черт! Я же заведующий кафедры, в названии которой есть слово огонь. Но управлять огнем я не умею, максимум – что-нибудь поджечь. Да и то не по заказу. Никак не затушить.

Пламя зашипело, лизнуло языками стены и радостно взлетело по ним, все больше захватывая студентов в плен.

Запах гари становился невыносимым, удушливый дым разъедал глаза. Я прикрыла рот и нос рукавом и огляделась в поисках обычного для учебных корпусов огнетушителя. Но его нигде не было. Вот тебе и техника безопасности! Да с такими студентами огнетушители тут должны висеть как шары на новогодней елке!

Черт! Что же делать? Может, все это сон? Надежда растаяла, а вот дым и не собирался этого делать. В мгновение ока в черно-сером тумане пропали ближайшие стены, вокруг закашлялись невидимые в нем студенты. Скрипучими голосами бранились таллины, рычали скандры и мрагулы, заглушая истлов. Громыхали, как несмазанные телеги, леплеры, издавая лишь нечленораздельные звуки.

Я поспешно закрыла рот рукавом, но это не помогло. То ли дым отличался особой едкостью, то ли ткань моей одежды потеряла все земные свойства, но каркающий кашель вырвался из горла.

Слезы хлынули из глаз, голова закружилась. Заходясь кашлем, я судорожно прикидывала, что бы предпринять. И тут меня в буквальном смысле слова схватили за шкирку, закинули на плечо и вынесли наружу.

Судя по трехэтажным чертыханиям низким, бархатистым голосом, спасителем оказался Вархар.

Поставив меня на плиты академического дворика и успев при этом защупать где только можно и даже там где нельзя, проректор бросился в корпус.

И я, может, осталась бы снаружи, с упоением вдыхая свежий воздух, напоененный пряным ароматом цветочного нектара. Но уже в дверях Вархар рявкнул:

– Стой тут, женщина! И не вздумай вернуться, пока не разрешу!

Это распоряжение, в нерабочее время, возымело совершенно обратный эффект.

Все эмансипированные древними феминистками гены проснулись во мне со страшной силой. И, как часто водится у женщин, толкнули на необдуманные, глупые поступки, которые преспокойненько можно было доверить такому настоящему мужчине, как Вархар.

Я втянула побольше воздуха, закрыла рот рукой и рванула назад, в дым, гарь и смрад.

Зрелище, которое встретило меня в корпусе, забыть удалось не скоро.

Вархар возвышался посреди коридора, широко расставив ноги. В руках его был невесть откуда взявшийся шланг, толщиной не меньше руки проректора. Вода выстреливала из него под таким напором, что разлеталась в стороны фонтаном, легко накрывая и стены, и пол, и студентов. Мокрые, как курицы, они ежились под мощной струей. «Везунчики» поскальзывались, падали и оставались лежать, не в силах подняться в мощном потоке.

В тщетной попытке выползти из водяного плена, истлы скребли острыми когтями по камням пола. Таллины скрежетали по ним ладонями – только сейчас я заметила, что руки их сплошняком покрывали наросты, похожие на сучки, а ногтей не было вовсе. Леплеры катались в потоке как мячики. А мрагулы и скандры отчаянно подскакивали на четвереньках, как огромные коты, силясь перемахнуть через мощные струи. Но чаще всего случался «недолет», и ребята распластывались снова.

Вархар продолжал поливать коридор, хотя огонь давно угас, а дым куда-то испарился. Кажется, проректор получал от этого ни с чем не сравнимое удовольствие.

– Может, хватит уже? – спросила я в спину Вархара.

– Я тебе что сказал, женщина? – громыхнул проректор.

– А я тебе вот что скажу, мужчина! Хватит поливать студентов! Отпусти их сушиться. Нарушителей я видела, и наказание придумаю завтра.

Мой ответ удивил не только Вархара. Несколько мрагулов и скандров присвистнули и оглядели меня с ног до головы так, словно не сделали это всего несколько минут назад.

Похоже, то были немые похвалы, в стиле «ты растешь в моих глазах».

Правда, у меня складывалось странное впечатление, что в их глазах я росла не только вверх. Груди уделялось не меньше внимания, нежели макушке. Чего уж говорить о ягодицах…

В коридоре повисла напряженная тишина. Вархар молчал, не прекращая поливать студентов и лишая их шанса выбраться из сногсшибательного, в прямом смысле слова, потока. Я поспешно прикидывала, что бы такое выдать, чтобы проректор прекратил истязать ребят. Студенты переводили взгляды с меня на Вархара, и в глазах их читался ну просто суеверный трепет. На ногах оставались уже лишь несколько леплеров. Низкорослые крепыши бешено выпучили глаза и раскачивались как неваляшки, с трудом удерживая равновесие.

– Ты прекратишь или нет? Как маленький, ей-Богу! А еще воин, проректор, наконец, – попыталась я осадить Вархара снова. – В детстве в водные бои не наигрался, что ли?

Он только хохотнул в ответ. Пошире расставил ноги, и поток воды так ускорился, что, спустя считанные мгновения, уже все студенты распластались на полу. Скандры и мрагулы пытались на четвереньках перебраться через тела сокурсников, не стесняясь наступать на головы, лица и другие части тела. Таллины катались бревнами, леплеры – мячиками. Истлы пытались ползти, цепляясь за пол когтями. Бррр… Аж мурашки бежали по телу.