Теперь понятно, почему почти все местные преподши носили брюки такого же мешковатого кроя, что и мужчины. Мало ли с чем доведется столкнуться в очередной рабочий день?!

– Женщина, – на какой-то минуте поездки оживился Вархар, словно бы невзначай погладив меня пятернями по бедрам. – Ты наконец-то пришла в себя? Или все еще трясешься после камнестрела?

И пока я отчаянно боролась с желанием выпалить нечто совсем не интеллигентное или даже нецензурное, Вархар нейтральным тоном поведал:

– Крипсы прислали Езенграсу энергетическое послание. Требуют, чтобы мы пропустили их в ваш мир. Мы тут с соседней Академией подсуетились. На другом перекрестье миров есть еще одна. Не такая, правда, как наша… Но не суть. – Вархар презрительно скривился. – Академия Внушения и Наваждения называется. Они там мозги всем промывают направо и налево. Так вот, вместе мы сварганили энергетические стены. Теперь перейти в ваш мир из любого другого можно только через перекрестье. Короче, только через нас или через внушателей. Вот крипсы и психуют. Говорят: не пропустим – придут с нами воевать. Артисты! – Казалось, для Вархара чье-то желание воевать с ним равноценно желанию играть в прятки со стаей голодных раптеров. – И ведь не жалко же энергии! Ты представляешь, сколько надо сил, чтобы дистанционно у нас что-то взрывать?! А уж чтобы, как сегодня, пол разрушать… Это почище взрыва будет! Тут они орудуют внутри Академии, где какие-никакие щиты стоят. Ну, от внешнего воздействия. Их еще пробить надо. Ишь, как приперло. Дескать: мы можем у вас даже пол под ногами разобрать… Вот и шли бы… в гастарбайтеры…

Я судорожно пыталась осмыслить услышанное, а скандр, без малейшего перехода, сел на любимого конька.

– Женщина! А ты легче, чем предполагал, – заявил так громко, что у меня загорелись уши.

Студенты зашушукались, захихикали, монолитная стена вмиг обратилась в море, и оно заволновалось. Вархар окатил соседей «лазерным взглядом» и рявкнул так, что я подскочила на его шее на добрых пару сантиметров.

– Кого-то оставить вне антимагнитной зоны? Только дайте повод! Меньше народу – больше кислороду!

Испуганная тишина накрыла нас с головой. Пролети муха, показалось бы – вертолетные лопасти рассекают воздух. Похоже, я одна задалась вопросом – как можно на ходу высадить кого-то из лифта? Или я чего-то не знала? Но студенты верили Вархару безоговорочно и взирали на него ну просто с суеверным ужасом. Откуда-то снизу послышался хрюкающий смешок леплера и тут же стих.

В оглушительном беззвучии проректор продолжил комментировать мои «прелести»:

– Вроде бы и грудь шикарная, и попа что надо. А держу тебя, почти не чувствуя. Это очень даже хорошо, отлично даже. В некоторых случаях великолепно. И удобно, и полезно.

Море студентов у моих ног заволновалось вновь. Особо озабоченные задергались, пытаясь разглядеть то, что так красочно рекламировал Вархар.

– А вот твоя фигура могла бы быть и поизящней, – ответила я проректору той же монетой.

– Моя фигура? Изящней? – Казалось, Вархар вообще не ожидал услышать эти слова в одном предложении. Без видимых усилий проректор вывернул голову так, что у меня наверняка бы свело шею, и посмотрел как на ненормальную. – Женщина! – хмыкнул он, пригрозив пальцем. – Да ты понимаешь, что говоришь?! Мужчина должен быть крепким как дуб и мощным как скала. Желательно еще и быстрым, как змея. Никогда при мне не произноси слово «изящный» в отношении мужчины. Еще студенты подхватят этот вирус. Перестанут понимать – что такое настоящий мужчина. Что мне потом с этими изящтунами делать?

Я невольно хихикнула над изобретенным проректором словом.

– Короче! Считаю твою фигуру и вес очень даже годными для отличного времяпрепровождения. А твой характер не сахарным, но приемлемым для более серьезных отношений.

Странно, но соседство пары сотен учащихся нисколько не смущало Вархара. В отличие от меня. Жар опалил лицо и грудь, до ужаса хотелось нырнуть в толпу студентов и провалиться в подполье.

– А я считаю, что мой срок годности давно вышел, – постаралась как можно беззаботней парировать я. – Хватит с меня уже отношений.

Внезапно изнутри поднялось странное, незнакомое мне прежде воодушевление. Или то было замаскированное чувство противоречия? Хотя, какая разница!

Раз пошла такая пьянка, плевать на толпу, разберемся по-свойски!

– Да чтоб ты понимала, женщина. – Вархар казался непробиваемым для сарказма и намеков. – Женщина с опытом самое оно. Тем более что мой, после набегов, тебе все равно не переплюнуть, – и он смачно хлопнул меня по пятой точке.

Положение было безнадежным. Спрыгнуть с проректора я не могла. Только отползти по головам студентов, что набились в лифт как сельди в бочку – хоть сейчас маринуй.

Лифт и не думал останавливаться – ехал себе и ехал, словно планировал отвезти нас, как минимум, в другую Галактику.

Похоже, угрозы Вархара впечатляли студентов все меньше, а его комплименты и намеки в мой адрес все больше.

Многие, не в силах сдержаться, начали похохатывать. Звуки сильно походили на хрюканье. И я совсем не уверена, что виной тому тактичность или смущение. Каждого студента мощно прессовала толпа соседей. Скорее всего, учащиеся просто не могли вдохнуть полной грудью, чтобы загоготать в голос.

Но стоило Вархару уронить взгляд в толпу, лифт вновь погружался в звенящую тишину.

– Еще раз меня шлепнешь, я тебе все волосы повыдеру, – после недолгой паузы нашлась я и вцепилась в шевелюру проректора так, что он дернулся и взвыл.

Несколько слов на неизвестном мне языке почудились трехэтажным матом, пока Вархар не загоготал и не перевел:

– Женщина! Ты такая воинственная. Такая несгибаемая. Заводишь прям с пол-оборота. Жаль, тут полно народу.

Я тоже очень об этом жалела, но совсем по другой причине.

Еще пару секунд во мне жила тщедушная надежда на то, что проректор шутит. Но его мутный взгляд и бесстыдно разгоряченные руки добили ее. Если не насмерть, то до глубокой комы уж точно.

Я напряжено ждала, когда же лифт остановится. И уже было совершенно все равно где – на Луне, на соседней планете, в открытом космосе. Лишь бы сбежать от Вархара подальше.

И вот когда я совсем отчаялась, а жаркие руки проректора поползли к бедрам снова, лифт дернулся, встал, и двери его распахнулись.

– К уклонению от предметов го-отовьсь! – скомандовал проректор, словно мы в армии. И я уже предположила, что он шутит в своей незабываемой варварской манере. Но не тут-то было.

Перед моими глазами, со свистом вспарывая воздух, носилась мебель. Столы и стулья, шкафы и сейфы летали получше иных пернатых: туда-сюда, вверх-вниз, нарезали круги и описывали замысловатые зигзаги.

От мебели шарахались по громадному залу студенты и преподы – кто во что горазд. Масштабы помещения впечатляли – хоть в качестве самолетного ангара используй…

И не успела я удивиться, испугаться, в нас ринулся стол. Ножками он метил прямиком в головы студентов, внизу меня. Чуть повыше несся стул, нацелившись уже в мою бедовую голову. Кажется, даже в глаза.

Деваться всем было решительно некуда. И народ запаниковал. Студенты истошно задергались, затрепыхались. Посыпались смачные ругательства скандров и мрагулов. Зарычали истлы, жалобно заскрежетали таллины, загундели леплеры, высоко и истошно запричитали сальфы. А мебель уже влетала в двери лифта.

Только Вархар не растерялся, даже бровью не повел. Обеими руками толкнул студентов по сторонам от себя.

Ребята покачнулись, пригнулись и вылетели из лифта.

С десяток леплеров кубарем покатились по полу. Четверо истлов приземлились на четвереньки и пружинами вскочили на ноги. Чуть больше десятка таллинов повалились бревнами, покатились по каменным плитам и сбили с ног семерых сальфов. Те взмахнули руками и со стонами рухнули навзничь. Мрагулы и скандры встали как вкопанные, даже не пошатнулись. В кабинке резко стало свободно, и задние ряды пригнулись, а Вархар отскочил в сторону.