– Я не знаю, что за чертовщина здесь происходит, но я иду с вами, – сказал он, дрожа и бледнея.

– Не стоит, – ответил Римо. – Сейчас слишком холодно, да вам все равно не поспеть за нами.

– Здесь как-то жутко, – пожаловался он. – Все кричат о каком-то кровавом убийстве. Здесь происходит что-то ужасное. Я хочу помочь.

– Вы ничего не можете сделать. В радиусе двадцати миль отсюда нет ни домов, ни бензоколонок. Каждый, кто проведет на улице при такой погоде больше десяти минут, замерзнет насмерть.

– Но вы-то уходите!

– Мы не такие как все, – сказал Римо. – А вы оставайтесь в доме. Я пришлю помощь при первой возможности.

Прежде чем уйти, Римо оглянулся и еще раз посмотрел на Пози Понзелли. Она несла из кухни в зал две зажженных свечи. В их свете, в своей греческой тоге, она казалось похожей на прозрачную красивую статую. Он почти полюбил ее и за это он всегда будет ей благодарен. Под его взглядом она подняла голову и посмотрела на него. Пози улыбнулась. В этом момент она была более красива, чем когда-либо еще.

Ее губы беззвучно произнесли одно единственное слово.

– Прощай, – сказала она, повернулась и ушла.

Чиун уже был за воротами. Взамен тоги на нем переливалось длинное желтое кимоно. Следы колес Фоксова джипа уходили вдаль по заснеженной дороге. На стоянке машин не было. И тут Римо понял, что Фокс все спланировал заранее.

Фокс не мог бы выбрать для бегства более удобного времени. Уже через пять минут после того, как Римо перепрыгнул через железный забор Шангри-ла, повалил сильный снег, а еще через двадцать минут все следы были заметены.

Холод был Римо нипочем. Подобно ящерице, Римо научился принимать температуру окружающей среды. В шестидесятые годы научные круги Америки буквально стояли на ушах: прошел слух, будто советские космонавты начали эксперименты по регулированию температуры тела и дошли до того, что научились понижать температуру большого пальца ноги. Римо же мог снизить температуру большого пальца ноги даже во сне. Управлять температурой тела было для него столь же естественно, как дышать, и он уже подошел к тому рубежу, когда в зависимости от погоды температура тела меняется автоматически, точно так же, как у обычного человека во сне уменьшается пульс.

Так что мороз Римо совсем не мешал, зато раздражала плохая видимость.

– Приехали, – сказал он, добравшись до развилки.

Расходившиеся в стороны дороги были занесены снегом; под темным, беззвездным небом не было и намека на следы автомобильных шин.

– Все шутишь, – проворчал Чиун, выбегая на дорогу. Он двигался с такой скоростью, что, казалось, летит – над землей. – И к тому же весьма неудачно. Прежде чем шутить, научись быть смешным, гласит корейская народная мудрость.

– Я не шучу. Слушай, а откуда у тебя такая уверенность, что он поехал налево? По следам вполне можно предположить, что Фокс вместе в джипом взлетел в небеса.

Чиун обернулся, его миндалевидные глаза округлились от удивления.

– Ты это серьезно? У тебя что, носа нет?

– А при чем здесь нос?

Старец поднял пригоршню пушистого снега, даже не подтаявшего в его сухих ладонях.

– А ты принюхайся!

Римо принюхался. В условиях разбушевавшейся метели он полностью сосредоточился на температуре тела и просто забыл, что у него существуют органы чувств. Но стоило ему переключиться на ощущения, как он действительно уловил какой-то запах. Высокооктановый бензин, моторное масло, резина, металл днища… Хотя все это существовало в крайне малых дозах, так что даже электронный микроскоп вряд ли обнаружил бы частицы этих веществ, но они все же присутствовали здесь, упорно пробиваясь сквозь снег.

– Действительно! Просто я не мог стоя их унюхать! – удивленно воскликнул Римо и тут же смутился: его слова прозвучали так, словно он оправдывается.

Он пристыженно посмотрел на Чиуна, но тот только улыбнулся.

– Вот почему я все еще Мастер Синанджу, а ты лишь ученик.

Он прав, думал Римо, следуя за хрупким старцем сквозь снежный буран. Чиун мог быть невыносим, но когда касалось дела, он по-прежнему умел распознать под снегом каплю машинного масла, даже выпрямившись во весь рост. Он умел скользить по снежному покрову, почти не касаясь его. И бросок в воздух двойной спиралью тоже был очень хорош.

– Папочка, ты действительно молодец!

Чиун удивленно обернулся к нему. На лице его мелькнуло выражение, свойственное малышам: радость от похвалы, – но это длилось лишь один миг.

– Дурак, – проворчал Чиун.

Джип Фокса с еще не остывшим мотором стоял на стоянке у небольшого, освещенного синим светом аэропорта Грэхэм милях в двенадцати от Энвуда. Там была короткая взлетно-посадочная полоса, серое бетонное здание, вышка и другие постройки. Римо подошел к машине: блок зажигания был снят. Фокс предпринял все меры предосторожности на случай погони.

В здании аэропорта сидел диспетчер, толстяк с хриплым фальцетом, звучавшим, как из граммофонной трубы. На нем был ярко-оранжевый жилет, мешковатые коричневые брюки и охотничья шляпа с опущенными полями. При дыхании изо рта у него валил пар. Несколько минут он тупо глядел на парчовое кимоно Чиуна и тенниску Римо и никак не мог взять в толк, чего от него хотят.

– …зарегистрировался или как?

– Чего вам надо, ребята?

– Я говорю, парень, который только что улетел, зарегистрировался или нет?

Диспетчер с явной неохотой поднялся со стула и лениво подошел к заляпанной пластиковой стойке. Там лежал регистрационный листок, придавленный бумажным стаканчиком с недопитым и уже остывшим кофе.

– Точно. Вот здесь, – сказал диспетчер, держа лист на вытянутой руке и щуря глаза. – Фокс, что ли?

– Он самый.

– Здесь сказано, он полетел в Дивер. Только Дивер закрыт.

Он швырнул регистрационный лист обратно на стойку.

– Что еще за «дивер»?

– Да, на летчика вы явно не тянете, – хмыкнул толстяк. – Дивер – это аэропорт. Возле Клейтона, Южная Дакота.

Неожиданно Римо вспомнил рассказ Пози, которая говорила, что в Южную Дакоту регулярно переправлялись ящики с прокаином.

– А этот Дивер случайно не в районе Черных гор?

Диспетчер издал смешок, больше напоминающий кашель.

– Точно. – Он покачал головой. – Только сумасшедший мог полететь туда в такую погоду. Именно в Черных горах. Я слыхал, там сейчас минус тридцать и снега по грудь. Я его предупреждал, но этим любителям полетать все нипочем: глотнут виски и уже готовы на Северный полюс улететь. – Он пожал плечами. – Похоже, самолет его собственный.

– Нам нужно срочно чуда попасть, – сказал Римо. – Не найдется ли здесь пилот, который согласился бы подкинуть нас в этот Дивер?

Хриплый смех диспетчера перешел в радостный гогот, живот заходил ходуном.

– Послушай меня, сынок. Во всей стране не сыщется пилота, который согласился бы вылететь сейчас в эту дыру. Сейчас во всей Южной Дакоте такая погода, что туда и птица-то вряд ли долетит. Я говорил этому психу Фоксу, что Дивер закрыт и ему придется садиться в чистом поле, но он меня не послушал. Нехорошо, конечно, так говорить, но я не удивлюсь, если он и вовсе не долетит. – Он слегка тронул Римо за плечо. – Послушай моего совета, сынок: оставайся здесь. Не знаю уж, чего ты нанюхался, что заявился сюда в одной майке, но точно тебе говорю: воспаления легких тебе не миновать. Так что иди-ка ты лучше домой.

Его глаза светились искренним сочувствием, добрые глаза, столько раз наблюдавшие, как хорошие ребята прощались с жизнью из-за юношеской импульсивности.

И тут вдруг Римо вспомнил про гостей в Шангри-ла.

– Можно от вас позвонить? Тут недалеко есть дом, где сидят люди без телефона и электричества. Хочу вызвать полицию.

– Вы, городские, вечно паникуете, – прохрипел диспетчер. – В этих местах вечно отключают электричество и вырубают телефон. Здешний тоже не работает.

– Но у вас должна быть рация или что-то в этом роде, – настаивал Римо. – Ведь должен же этот Фокс как-то связываться с вами во время полета.