— Это механический театр; Амброзиус сделал его на юбилей города, — объяснил господин директор. — Детишки очень его любят, а вот взрослые как-то опасаются. Этот театр показывает только одно представление: историю безглазого разбойника Иоахима Грабба. Дети любят страшные сказки. А взрослые, увы, благодаря жизненному опыту знают, что в каждой страшной сказке есть большая доля правды.

Господин Анвил аккуратно снял пиджак и сунул его директору. Закатал рукава рубашки, натянул перчатки с обрезанными пальцами, нырнул за ящик и начал возиться.

— Готовит механизм, — с почтительным трепетом объяснил директор.

Чиркнула спичка; изобретатель зажег лампу внутри ящика, и в щели из-за железной занавески полился таинственный свет. Изобретатель взялся обеими руками за рычаг и начал с натугой его крутить. Внутри ящика скрипело и жужжало. Я с любопытством следила за его действиями, испытывая детское предвкушение чуда.

— Развлекаетесь? — произнес прямо за моей спиной низкий глуховатый голос, я подпрыгнула от неожиданности, развернулась и уткнулась глазами в безупречный узел черного галстука.

Господин Роберваль стоял так близко, что я чувствовала его дыхание на своей щеке. И почувствовала аромат его одеколона: древесный, смоляной, с дымными нотками — очень ему подходящий.

Глава попечительского совета держал за руку дочь. В другой руке Регина сжимала надкусанную плитку шоколада в золотой фольге. Ее губы были перемазаны коричневым. Она выглядела такой хорошенькой и невинной, что я невольно залюбовалась.

— Папа водил меня в кондитерскую, — похвасталась она.

Отец немного притянул ее к себе. Дочь ответила ему сияющей улыбкой.

Пусть глаза господина Роберваля оставались по-прежнему непроницаемыми, его поза не могла лгать: было видно, что он очень любит дочь, а она любит его. Наверное, он позволяет Регине все и никогда ее не ругает.

«Совсем избаловал девчонку», мысленно одернула я себя, но в то же время ощутила легкую зависть. Я завидовала их любви. Своих родителей я не знала; они умерли от лихорадки вскоре после моего рождения.

Никто и никогда не любил меня... Я погрустнела. Конечно, у меня есть подруга Анна. Она любит меня, вот! Но у Анны есть жених, скоро они поженятся, у нее будут свои дети, и она не сможет проводить со мной столько времени, сколько раньше.

Я вздохнула и приказала себе не раскисать. Кто знает, что приготовила для меня жизнь! И вообще, я одиночка. Могу прекрасно жить сама по себе, ни перед кем не отчитываясь.

— Ну вот, — мрачно объявил изобретатель. — Можно начинать. Давайте полкронодора.

— Зачем? — удивилась я.

— Один сеанс стоит полкронодора, — господин Анвил указал на узкую щель для монет в торце ящика. — Не думаете же вы, что я буду развлекать горожан бесплатно? Мои приборы и инструменты дорого обходятся.

— Я не захватил кошелек, — виновато развел руками директор.

— Я тоже, — промямлила я. Полкронодора! Столько стоит билет в дорогой столичный синематограф с мягкими креслами!

— Я заплачу, — господин Роберваль достал бумажник, выудил монету и сунул в щель. Регина протиснулась ближе к ящику, чтобы ничего не упустить.

— Обожаю механический театр и сказку про Грабба! Хотя она страшная. Наверное, госпожа Верден испугается!

— Сейчас проверим ее храбрость, — сказал Роберваль. Я отвернулась и почувствовала, как он подошел еще ближе. Если я сделаю шажок назад, моя спина упрется в его грудь.

Неожиданно я разволновалась, а мое сердце часто забилось. Но тут началось представление, и я забыла о прочих опасениях.

Металлическая шторка сложилась гармошкой и отъехала в сторону. За стеклом внутри ящика я увидела подобие диорамы, подсвеченной лампой. На заднем плане торчали жестяные деревья.

Потом снизу со скрипом выдвинулась плоская фигурка размером с куклу.

Это был широкоплечий мужчина в зеленом камзоле и треугольной шляпе, с саблей в руке, заросший бородой. На щеке из-под бороды виднелся край страшного шрама, намалеванный красной краской. Вместо глаз у мужчины были два черных кружка.

Кукла была такой страшной, что я невольно отшатнулась — и, конечно же, тут же натолкнулась на господина Роберваля. Он придержал меня рукой за талию и с удовлетворением заметил:

— Ага, уже испугалась! То ли еще будет…

Я невольно покосилась на него, отметив и шрам на щеке, и черные мертвые глаза. Сейчас они смотрели на меня насмешливо. Ну, хоть какие-то эмоции.

— Давным-давно в наши края заявился знаменитый преступник, — начал директор рассказ замогильным голосом. — Звали его Иоахим Грабб. В молодости он плавал на пиратском судне под командованием Рыжебородого Генри. Знаете такого?

Я кивнула: кто не знает лихого Рыжебородого Генри! Про него написана куча книг и сняты приключенческие синематографические ленты. Когда-то я и в детстве воображала себя на носу его «Черной ундины» с абордажной саблей в руках!

— Когда Генри поймали и вздернули на виселице, Иоахим решил осесть на суше. Он стал, что называется, лихим портняжкой — на большой дороге шил дубовой иглой... То есть, занялся разбойным ремеслом. Построил в здешних лесах среди болот дом, где и поселился. Горожане жили в постоянном страхе. Он обложил их данью, и не было на него управы.

За спиной Иоахима, среди жестяных деревьев, появился силуэт мрачного дома с двумя башенками на углах. Рядом с фигуркой Иоахима выдвинулись согбенные силуэты горожан. Их руки были заломлены в жесте отчаяния.

Потом дом с башенками провалился, с двух сторон выехали каменные дома, и я узнала плошадь Крипвуда, на которой сейчас стояла.

— Но Иоахим требовал не только серебро. Он забирал к себе тех, кто имел колдовской талант. Людей, которые умели заговаривать боль, приказывать животным и растениям, предсказывать будущее, призывать дождь или видеть сквозь стены. Знахарей, лозоходцев, ведьм, колдунов.

— Одаренных, — поправила я. — Эти люди наверняка были Одаренными. Умели интуитивно управлять эфирными потоками и менять реальность.

— Тогда таких слов не знали. Их величали колдунами, — ответил господин Роберваль. — Наука была в зачаточном состоянии. Процветали суеверия.

— Немногое же изменилось в вашем городе.

Роберваль промолчал, наблюдая, как в миниатюрном театре из-под жестяных облаков на веревочках запрыгали молнии, закачались крохотные деревья, а из крыши ярко раскрашенного дома метнулись красные лоскутки ткани, изображая пожар.

Директор продолжил рассказ.

— Иоахим заставлял колдунов помогать себе. С их помощью он заманивал путников в ловушки, грабил и убивал. Поджигал дома, останавливал экипажи. Но и колдунов не жалел. Когда они становились ему не нужны, он их тоже убивал. Но не просто убивал… Иоахим был дружен со знаменитым изобретателем и анатомом мастером Жакемаром. Наверняка вы слышали про него: он создавал страшных кукол и причудливые механизмы, занимался алхимией. И сам был сильным колдуном. То есть, Одаренным! А вот Иоахим Одаренным не был. Но он мечтал овладеть запретным даром. Жакемар проводил опыты. Он убивал колдунов, а их души заключал в драгоценные камни. Человек, владеющий таким камнем, получал дар убитого колдуна.

— Это ерунда какая-то, — заметила я. — Талант Одаренного нельзя передать.

— Говорят, можно, — заметил господин Роберваль. — И сейчас проводятся опыты по считыванию энергетической ауры Одаренных. Кристаллическая структура некоторых драгоценных камней может создать ее копию. Знаете, как записывают звук на восковом валике или граммофонной пластинке?

— Это неподтвержденные данные.

— Любые научные данные были поначалу неподтвержденными. Вероятно, Жакемар как раз этим и занимался — забирал у Одаренных их ауру. Эфирную копию их тела и способностей.

— Не перебивайте, Корнелиус! — воскликнул директор. — Дайте закончить рассказ. Вот вам подтверждение: в одной из стычек Иоахим лишился зрения. Тогда Жакемар вставил ему в глаза черные камни. Он забрал зрение у одного из несчастных Одаренных, которого он убил. А Иоахим получил возможность видеть, причем видеть сквозь стены. С тех пор его величали безглазым разбойником. Но при этом он не был слеп.