— Дайте Ланзо сладкого чая, и он быстро придет в себя! — крикнула я ему вслед. Пусть Виктор и был плохим отцом, но в этот миг я была уверена, что он позаботится о сыне.

Со второй попытки я поднялась. Мельком глянула на кабана: тот лежал как мертвый, но его бок мерно поднимался и опускался, подергивалось волосатое ухо.

Громко заговорил бургомистр Флегг, разрядив ситуацию:

— Все хорошо, что хорошо кончается! Мы должны поблагодарить госпожу Верден. Она проявила хладнокровие в непредвиденной ситуации и пришла на выручку своим ученикам! Только благодаря ее смекалке и ее дару катастрофу удалось предотвратить!

После томительной паузы раздались несмелые хлопки, а потом и все разразились аплодисментами.

— Спасибо вам, госпожа учительница! Спасибо! — выкрикнула госпожа Ракочи, и госпожа Барбута подхватила:

— Ловко вы это все уладили! И кабана завалили, и мальчишку остановили! Я такого даже в синематографе не видела!

Я выпрямилась и поправила косынку, стараясь выглядеть невозмутимо. Что было непросто. Потому что, несмотря на аплодисменты, далеко не все направленные на меня взгляды лучились восторгом и благодарностью. Злых и настороженных взоров хватало с избытком.

Бургомистр Флегг взял из рук помощника рупор и забубнил:

— Господа, праздник продолжается! Забудем же поскорей это досадное происшествие. Нас почтили присутствием столичные гости; покажем же им все чудеса нашего маленького, но прекрасного города! Сейчас на площади у городской ратуши будут танцы и конкурсы. А завтра нас ожидает нечто небывалое: бал и фейерверк в лесном особняке, чья история потрясает воображение жителей Крипвуда на протяжении уже двух веков! Оркестр, музыку!

Несмотря на призывы бургомистра, люди не торопились расходиться. Им было что обсудить, и было на что поглазеть.

Рабочие споро убирали обломки навеса, а я стояла, опустив плечи, и не знала, что делать. Навалилось такое изнеможение, что хотелось лечь рядом с кабаном и закрыть глаза.

Но пришлось взять себя в руки. Казалось, все до одного жители Крипвуда вознамерились перекинуться со мной парой слов, высказать недовольство или похвалить. Меня гладили, тормошили и успокаивали, бранили и наставляли. Предлагали мятного чая, горячих лепешек и умыться.

Я согласилась лишь на предложение Хеймо и старика Герхарда присмотреть за кабаном и отвести его обратно в Кривой дом. У Герхарда при себе полно яблок, Хеймо не отличается умом, но он плечистый, здоровый, кабану не уступит. Вдвоем они справятся, а мне проблемой меньше...

— Госпожа Верден... Эрика... вы в порядке? — Корнелиус тронул меня за локоть, мы обменялись быстрыми взглядами, как заговорщики. Я знала, что ему хочется обнять меня и утешить, но сделать этого он сейчас не мог, и поэтому лишь сказал то, что говорили другие: — Вы опять показали себя настоящей героиней. Совершенно не думали о себе, когда кинулись укрощать это животное, — добавил он с досадой.

— Того, кто отвязал кабана да нарядил Граббом, надо примерно наказать, — заявил аптекарь.

— Ваш сын, между прочим, был зачинщиком этой шалости, — грозно сказал директор. — Он нацепил на животное парик и бороду и выпустил его на волю.

Аптекарь не смутился: он раздул ноздри и потер ладонь о ладонь. Кажется, у Владисласа вечером опять будет болеть мягкое место.

— Если бы не госпожа Верден и ее дар, неизвестно, чем бы все кончилось! — разорялся директор. — Кабан мог покалечить детей. Кого-нибудь могло придавить навесом!

И тут заговорил усатый столичный господин, который все это время стоял рядом и прислушивался.

— Удачно, что в центре этой... кутерьмы оказался столь талантливый сенситив, — произнес он своим неприятным вкрадчивым голосом, щуря бесцветные глаза и нервно теребя пальцами отворот пиджака. — Насколько я понял, вы обладаете даром зоомансера, госпожа Верден? В таких глухих уездах их называют заклинателями животных.

— Я не применяла дар, — учтиво ответила я. — Доброе слово куда сильнее любого заклинания.

— Кто же удержал от обрушения тот тяжелый брус? — не отставал усатый. — Тот мальчик, которого вы обнимали? Этот ребенок владеет даром двигать вещи на расстоянии? Весьма, весьма любопытно!

— Госпожа Верден преподает в школе предмет, призванный разбудить в детях зачатки сенситивного таланта, — ответил за меня бургомистр, который задержался послушать занятный разговор. — Признаться, мы не ожидали такого результата. Этот мальчик, Ланзо Лукаш… он же полоумный! — он постучал по виску согнутым жирным пальцем.

— Ланзо не полоумный! Ему прямая дорога в Академию, — горячо вступилась я за ученика. — Он сообразительный и обладает огромным даром! Считаю, городские власти должны оказать ему поддержку. Ланзо нужно отправить в столицу прямо сейчас, попросить профессоров заняться им!

— Госпожа Верден, мне кажется, вы торопитесь в своих выводах, — вдруг прервал меня Корнелиус.

Я ошарашенно глянула на него, а он продолжал:

— Мальчику не под силу провернуть такой трюк. Нельзя говорить о наличии дара в столь юном возрасте. Как и пытаться развить его. Это не приведет ни к чему хорошему.

Опять он за свое! Я была готова пуститься в спор, но меня перебили.

— Я вас всецело в этом поддерживаю, — прозвучал знакомый голос, и я ненавидяще посмотрела на человека, который продолжал говорить размеренно, поучительно — ух, сколько раз эта интонация доводила меня до белого каления! — Желание иметь магический дар сенситива развивает в детях нездоровые амбиции и направляет их на путь саморазрушения, — закончил мой дядя и вздернул подбородок.

Значит, Хант продолжал наблюдать за мной украдкой из толпы и стал свидетелем этого спектакля! И не выдержал — решил подойти и прилюдно меня унизить, не иначе...

Корнелиус резко спросил:

— С кем имею честь беседовать?

— Эбнер Хант, финансист. Дядя госпожи Эрики Хант и ее законный опекун, — ответил мой дядя, кривовато улыбнувшись и заложил руки за спину, как всегда делал, когда нервничал.

Корнелиус не представился в ответ; он продолжал сверлить моего родственника взглядом.

— Эрики Хант? — изумился директор. — В нашей школе работает госпожа Эрика Верден.

— Видимо, она для каких-то целей решила воспользоваться фамилией своей матери, — весьма язвительно ответил дядя.

Все взгляды обратились на меня.

— Именно так, — подтвердила я сквозь стиснутые зубы. — Верден — моя настоящая фамилия, и я горжусь ей.

— Что же привело вас в Крипвуд, господин Хант? Решили проведать племянницу?

— Разумеется. Она так внезапно уехала, никого не предупредив... Я беспокоился за нее. Вижу, Эрика, ты нашла здесь свое место. Однако я удивлен, что ты учишь детей тому, в чем сама не преуспела.

— Что вы имеете в виду? — переспросил директор. — Как мы успели убедиться, госпожа Верден — весьма одаренный сенситив. Детям полезно знать, что так называемая магия — молочная сестра науки, и бояться ее не стоит.

— Весьма одаренный сенситив? — дядя поднял брови. — Отнюдь! Ее практически признали дефективом. Человеком, который едва ли может управлять этими… как их там... эфирными потоками. Она едва окончила академию, и то лишь потому, что училась в ней за свои деньги.

У меня запылало лицо. Дядя не изменяет себе!

Он всегда стыдился того, что его племянница — Одаренная, как будто это было пороком. Бывало, стоит знакомым заговорить о моем даре, он тут же начинает его отрицать и ставить мои способности под сомнение. И теперь не удержался!

— Вот оно что! — с непередаваемо злорадной интонацией протянул аптекарь. — Выходит, вы ввели господина директора в заблуждение?

— Я никогда не утверждала, что владею сильным даром, — ответила я. — Он вовсе не обязателен для учителя. Но я разбираюсь в том, как научить детей принять то, что в них заложено природой. Разве я не справилась со своей задачей?

— Вы подошли к этой задаче крайне легкомысленно! — негодующе воскликнула госпожа Лотар. — Начали своевольничать. Вышли за рамки того, что было предусмотрено программой. Я считаю это нарушением закона! Господин директор, я требую разбирательства.