Хуриг была жива. Юноша успокоил женщину, сказав, что госпожа скоро вернется и что отныне он не оставит их одних. В доме царило полное запустение, и Вардан твердо решил помочь Асмик благополучно дотянуть до родов. Он только не знал, как быть с женой.

Та ждала мужа возле потухшего очага. Пламя оплывшей свечи разгоняло ночные тени. Гаянэ была одета лишь в тонкую рубашку; девушка замерзла, но, погруженная в печальные думы, не ощущала этого.

Увидев жену, Вардан устало промолвил:

— Служанка жива. Асмик померещилось. Но там нет ни еды, ни лекарств, ни топлива. Завтра я привезу дрова. А Хуриг пошлю травы, которые сушила мать.

— Почему ты помогаешь Асмик? — прошептала девушка.

— Потому что она попросила о помощи. Ей больше не к кому обратиться.

— Только поэтому?

— Да.

Осмелев, Гаянэ смотрела на него в упор.

— Ты считаешь, что я никогда не нуждалась в поддержке? Даже когда жила одна?

— Нуждалась. Но ты многое пережила, ты — сильная, а она — нет.

— Ты презираешь меня за это?

— Напротив, уважаю, — искренне произнес Вардан.

Он подошел к жене, уложил Гаянэ на скамью, приподнял подол ее рубашки и опустился сверху.

— Ты хочешь, чтобы у нас был ребенок? — задыхаясь, спросила девушка.

— Да, хочу, — просто ответил Вардан и добавил с нежным смехом: — Как видишь, я все для этого делаю!

Гаянэ тоже засмеялась, а потом застонала. Она чувствовала кожей каждую неровность и шероховатость дерева, но это не умаляло наслаждения. Оно накатывало мощным потоком; мысль о том, что их в любую минуту может увидеть Каринэ, а особенно Асмик, возносила на гребне невидимой волны и оглушала, как удар грома.

Гаянэ решила, что таким образом Вардан признается ей в своих чувствах, в том, что она для него куда желаннее Асмик. Он всегда был немногословен; один лишь взгляд его сверкающих темных глаз мог сказать намного больше, чем любые слова.

— А теперь, — сказал Вардан, выпуская жену из объятий, — я хочу, чтобы ты согрела меня в постели.

Они добрались до кровати, юркнули под теплые овчины и там вновь занялись любовью.

Закрыв глаза, Вардан представлял, что ему отдается та, которая ночевала в соседней комнате. Он хотел, чтобы она ждала ребенка от него, а не от мусульманина, чтобы ее губы раскрывались в ожидании и жажде поцелуя навстречу его губам, а не губам другого мужчины, чтобы она думала и мечтала только о нем.

Он мог бы любить ее больше жизни, но она не хотела этого. Потому ему оставалось только служить ей, а утешаться — с Гаянэ.

До рассвета оставалось не так много времени, и Гаянэ не смогла заснуть. Вардан спал, из комнаты Каринэ тоже не доносилось ни звука. Стараясь не шуметь, девушка натянула платье, чулки, меховые сапоги и повязала платок. Немного подумав, Гаянэ нацепила на шею ожерелье из золотых монет, которое Вардан, как это было принято, подарил ей накануне венчания.

Помнится, она обрадовалась, как девочка, ведь у нее никогда не было даже хорошей одежды, не то что украшений! Помимо ожерелья жених преподнес невесте еще и налобник с двумя рядами серебряных монет и большой золотой в центре и золотыми пластинками у висков.

После свадьбы у Гаянэ не было повода надевать свои драгоценности, но сейчас она решила показать этой гордячке Асмик, что у нее тоже есть чем похвастать.

Гаянэ всегда сама доила коз, не дожидаясь, когда встанет свекровь. Животные успели привыкнуть к ней. Девушка любила сидеть в уютном полумраке, вдыхать резкий запах хлева, теплый аромат парного молока. Ей нравилось чувствовать себя хозяйкой в богатом доме.

Сегодня все было иначе. Сегодня она ощущала себя гостьей, потому что была вынуждена скрывать свои чувства: униженность, досаду, неприязнь к незваной гостье.

Закончив доить, Гаянэ вышла на улицу. В порозовевшем небе еще висела окутанная легкой дымкой луна. Ветра не было, но с гор тянуло холодом.

Войдя в дом с кувшином молока, девушка вздрогнула. В очаге полыхало яркое пламя. Асмик сидела на тонком войлочном тюфяке и расчесывала волосы гребнем, который ей дала Каринэ. Она посмотрела на Гаянэ, но не произнесла ни слова. В ее взоре девушке почудилось высокомерное спокойствие знатной особы, горделиво взирающей на простолюдинку.

В душе Гаянэ поднялась волна злобы. Молодая женщина со стуком поставила кувшин на стол и заявила:

— Кто-то из нас должен уйти отсюда.

— Я уйду. Ведь это твой дом и твой муж.

— Почему ты сюда пришла? — с вызовом произнесла Гаянэ. Вспомнив минувшую ночь, полную страсти и наслаждения, она внезапно ощутила свою силу. — Неужели тебе больше не у кого попросить помощи?!

— У меня никого не осталось. — Девушка опустила голову, ее тонкие пальцы перебирали складки платья.

— Ты сама виновата! — мстительно заявила жена Вардана, и Асмик побежденно промолвила:

— Я знаю.

Собравшись с силами, Гаянэ решила выяснить все до конца.

— В селении болтают, будто ты путалась с моим мужем.

Асмик вскинула испуганный взор.

— Это неправда. Мы с Варданом всегда были только друзьями.

Гаянэ прищурилась, впившись в гостью темными глазами.

— Я не верю в дружбу между мужчиной и женщиной.

— Возможно, ты права, — устало произнесла Асмик.

Явившись в дом Вардана, она совершила очередной безумный поступок. Однако минувшей ночью девушка впервые не видела страшных снов. Ей было хорошо в этом доме, доме, где она чувствовала любовь и заботу.

Каким-то образом Гаянэ прочитала мысли Асмик.

— Ты привыкла, чтобы о тебе заботились! — безжалостно произнесла молодая женщина. — Ты ничего не умеешь делать! Ни работать, ни принимать решения! Жила в Исфахане, как принцесса! А теперь ты просишь помощи у моего мужа, смеешь тревожить мой покой!

— Прости, — прошептала Асмик, — больше я никогда сюда не приду.

В комнату вошли Каринэ и Вардан в рубашке и меховой жилетке. Женщина хотела накормить гостью, но ее сын холодно проронил:

— Ей пора идти. — И обратился к Асмик: — Идем.

Гаянэ проводила их потемневшим от возмущения взглядом, но не посмела возразить.

Если Асмик прибежала в дом Вардана ночью, когда селение спало, то возвращалась обратно ясным утром. Юноша знал, что по селению поползут слухи, и это его злило. Он не смотрел на спутницу и не разговаривал с ней.

— Значит, Хуриг жива? — робко спросила Асмик.

— Да. Моя мать пришлет целебные травы; думаю, твоя служанка поправится. Сегодня работник привезет вам дрова, овчины и продукты. Вы не должны мерзнуть и голодать.

— Прости меня. Я не должна была приходить. Твоя жена очень расстроилась, — прошептала Асмик.

Вардан промолчал. Он проводил девушку до дома и в самом деле прислал работника, которому поручил выполнять все приказания Асмик.

Прошло несколько дней. Однажды, когда Гаянэ шла по селению, ее остановила Ануш, хитроватая, острая на язык женщина.

— Как поживаешь? Вижу, ты совсем не поправилась со дня свадьбы! Впрочем, твоему мужу приходится кормить сразу двух жен! — заявила Ануш и прищурилась. — Я хотела спросить, не поменял ли Вардан веру? Сдается, он ведет себя как мусульманин, а не как христианин!

Гаянэ бросилась бежать. Она ворвалась в дом вся в слезах и принялась жаловаться свекрови. Та молчала, не зная, что сказать. Каринэ чувствовала, что безумная страсть ее сына не приведет к добру. Что это только начало беды.

Пришла весна. В воздухе ощущалось дыхание южного ветра. С гор сошла безжизненная белесая пелена, лес сделался коричневато-черным. Синие небеса в обрамлении темных хребтов казались удивительно яркими.

Над холмами мчались быстрые весенние облака, по каналам весело бежала вода. На деревьях набухали почки. Тропа, ведущая в селение, была размыта, кое-где завалена камнями и местами непроходима. Каждую весну мужчины Луйса выходили чинить карнизы, убирать завалы, освобождая дорогу.

Ребенок Асмик должен был появиться на свет в первый летний месяц. Девушка втайне надеялась, что к тому времени Камран, если он, конечно, помнит о ней и хочет ее видеть, сумеет добраться до Луйса.