— И что же ты услышал? — последовал отстраненный вопрос.

Это было знакомо, наставник Фархад тоже часто спрашивал его о том, что он увидел и про выводы из того. И тоже был не слишком доволен.

— Что у меня нет нужных… — мальчик наконец набрался сил озвучить свою беду, — ну, свойств, чтобы быть достойным своего рода и служить ему…

Пришла пора Амана изумляться. Он даже сел на ближайшее, что подвернулось — громадную каменную чашу, окружавшую одно из немногих растущих в Мансуре деревьев. Справившись с первым потрясением, прикрыв глаза и набрав в грудь воздуха, как перед прыжком в глубину, юноша резко встал, снова заставляя Тарика смотреть прямо в глаза, и приказал:

— Посмотри на меня. Что ты видишь? — от ответа зависели все последующие ходы.

Он ожидал всего, кроме того, что прозвучало! Светло-карие глаза плеснули вдруг благоговейным восхищением…

— Вы очень красивы, умны, прекрасно образованы и так много знаете, умеете… — Тарик смущенно запнулся.

— Спасибо, — сраженный перечисленным, а особенно восторженным тоном, Амани растеряно отступил от мальчика, но сразу овладел собой, вернувшись к главному. — И по-твоему, все это свалилось мне с неба в единый миг по бесконечной милости Аллаха?

Неразличимым слитным движением расправился гибкий стан, точно крылья развернулись совершенные плечи, а глава поднялась так, будто несла на себе все короны мира…

— Тратя время на слезы, естественно ты останешься никем, — утвердительно сообщил Аман, и добил. — Тебе ведь нравилась медицина? Так твою мечту никто не преподнесет вдруг на золотом блюдечке, такого даже в сказках не бывает. Так что, советую: реши, хочешь ты чего или готов смириться с любым решением по твоему поводу…

С пунцовыми пятнами на щеках, прижав стиснутые кулаки к груди, Тарик уже задыхался от избытка чувств, стоя перед воплощенным ифритом, не в силах оторвать от него взгляд: чего он хочет?… А как же долг… Вот глупости, ведь он хочет исполнить долг воина твердыни!

И правильно, на пути воина не может быть места слезам и слабостям с сомнениями… Стыдно-то как!! Мальчик улыбнулся с вымученной благодарностью, и поклонился по канону, — приложив руку к сердцу:

— Благодарю за знание, муалим-аху!

Этого только еще не хватало! Аман поперхнулся вздохом от подобного титулования.

Гладя сытую, а потому сонную и довольную жизнью Баст, в отличие от нее Аман разве что не шипел от злости. Будь проклята блаженная человеческая глупость и невежественная слепота, которою почему-то принято умиленно величать душевной чистотой! Будь проклят тот час, когда он в помрачении решил привязать к себе мальчишку. Будь проклят тот миг, когда Амир Фахд возжелал его, вынуждая теперь снова пробираться почти ощупью к более-менее устойчивому положению под ногами… И будь проклят тот день и час, когда в пропитые мозги хитрого отродья шакала Фирода, взбрела идея подарить наместнику экзотическое своей невинностью «чудо», обрушив пусть не безоблачный, но до йоты знакомый мир!!!

Отлично! Дела чем дальше, тем забористее… Непосредственное дитя назвал его своим учителем. При таком раскладе Амани без затраты лишних усилий сохраняет свое превосходство в будущих взаимоотношениях, и может себе позволить избежать участи задушевного приятеля… А недовольство премилого господина «лекаря», — который запросто называет князя по имени, был выбран наставником его племяннику и может себе позволить сделать замечание Надебу, — так, легкий пустячок! Ведь некий мальчишка смотрит на него, как на явление Пророка!

Каким-то невероятным образом Амани сдержался и оставил при себе все возможные «восторги» — статусу, даже придуманному, нужно соответствовать. Юноша вновь вздернул подбородок мальчика вверх так, что жестко сомкнутые пальцы держались параллельно земле, ребром упираясь над кадыком:

— Первый урок: я хочу, чтобы ты всегда ходил именно так!

— Зачем… — потерянно выдавил Тарик, сглотнув, отчего Аман ощутил прошедшую по горлу волну.

— Когда поймешь, — ядовито сообщил Аленький цветочек, — будет урок второй.

Осчастливленный как христианский проповедник откровениями Исы бен Мариам, Тарик ушел, оставив своего нечаянного учителя в блаженном одиночестве, но предварительно, запинаясь, пообещал найти музыку. Оставалось надеяться хотя бы на то, что этот «кто-то» будет способен извлекать из инструмента иные звуки, кроме тех, что напоминали Баст с несварением желудка!..

Возможно, настроение юноши все же передалось котенку через небрежные поглаживания, либо Амани чересчур отвлекся, пока раздумывал, как безболезненно свести на нет возникшую вдруг ситуацию с Седым Фархадом, но острые зубки внезапно и без предупреждения впились в предплечье, пропоров кожу до крови.

Пантерыш оказался на удивление ласковым, легко привыкнув к рукам, но все равно приходилось оставаться начеку, чтобы быть готовым, когда хищный нрав давал о себе знать. В этот раз юноша был виноват сам, за что и поплатился, но сжав пальцы на загривке взрослеющего звереныша, Аман не торопился отрывать Бастет от себя, хотя кровь уже заливала руку. Он немного знал о животных, зато достаточно изучил схожих с ними людей, чтобы представлять как себя вести: кошка должна убедиться и привыкнуть к тому, что в любом случае хозяин — высшее существо.

Юноша постепенно сжимал хватку на шкирке котенка, пока не побелели костяшки, а когда это не принесло результатов, — слегка повернул кисть, отворачивая голову пантеры под неестественным углом… Зубы разжались, и «котенок» тут же полетел через всю комнату. Извернулся, прыгнул обратно с обиженным рыканием… и получил по чувствительному носу подхваченной с дивана подушкой. Со все силы. Еще, еще и еще.

Уже больше обиженная, чем разозленная Бастет выскочила на открытую площадку, обрывавшуюся вниз гладкой стеной на три, а то и пять человеческих ростов. Аман не дрогнул — леопарды превосходно лазают по деревьям, а значит, держат высоту. Он вышел следом, нашел звереныша, сжал, выкручивая загривок и вжимая горлом в песок, подержал, давая почувствовать чужую силу… но почти сразу погладил нежные ушки.

И только потом перевел взгляд на свою правую руку — от локтя до кисти кровь обволакивала ее, как тонкая перчатка, тягучие капли тяжело, но торопливо срывались с кончиков пальцев.

— Теперь, шрамы точно останутся, — констатировал юноша.

Пережав жилу, Аман вышел из своих комнат, но увы — вдохновленный Тарик умчался в неизвестном направлении и еще не появился, видимо днем с огнем разыскивая музыкантов. Князя не было, его запертые покои пустовали, и охрана не маячила у дверей… И вообще знойно звенел заполдень. Пока шел, Амани несколько раз казалось, что он кого-то видел, но ощущение исчезало раньше, чем он успевал сосредоточиться, поэтому списывал его на то, как часто кровяные ручейки сбегали вниз и падали на плиты, отмечая проделанный путь. Слишком часто…

Переступая порог жилища лекаря Фархада, юноша всерьез опасался, что все-таки не сможет устоять на ногах и впервые упадет в обморок, но сразу сесть себе не позволил. Незнакомому парню, открывшему ему двери в этот раз, досталась улыбка, полная очарования в своей небрежности, прежде чем помощник лекаря ошеломленно отступил в тень при виде его залитой кровью руки. Амани еще хватило изобразить учтивый поклон вышедшему Фархаду, чьи седые брови от открывшегося зрелища стремительно удалялись куда-то в сторону затылка:

— Эфенди, чтя вашу мудрость, я позволил себе нескромно воспользоваться вашим расположением, поэтому явился немедленно, как вы и советовали…

Многое мог бы ответить почтенный Фархад, но ни одна из фраз, в которых он от души поминал внезапное помрачение Амира, дурной норов самого упрямого мальчишки, и вопиющую безалаберность тех, кто должен был по крайней мере находиться подле него, — абсолютно не соответствовала бы принятому Амани изысканно-вежливому, церемонному тону! Зато все не сказанное, вложилось в коротко брошенные уже на ходу слова воистину убойной составляющей: