– Юг Франции, – ответил Кембл, оглядывая большой зал.

– Я удивлен, что ты приехал, – по-видимому, нисколько не обидевшись, сказал граф. – Что тебя заставило?

– Шантаж.

– Не шантаж, – поправил низкий голос де Венденхайма. – Просто Кем вступил во владение тем, что я назову незаконно присвоенной люстрой Верзелини, – совершенно случайно, конечно. Однако ему пришлось принести извинения.

Но мистер Кембл, очевидно, больше его не слушал. Его проницательный взгляд был устремлен на булаву и щит, висевшие наверху на галерее.

– Дания, пятнадцатый век, – одобрительно пробормотал он. – Мне это нравится, старина. Тебя можно уговорить поделиться?

– Спасибо, нет. Надеюсь, ваше путешествие было не слишком утомительным?

Обри тихо послала лакея забрать у гостей плащи и шляпы, а де Венденхайм бросил Кемблу предупреждающий взгляд.

– Оно было приятным. Знаешь, Джайлз, не перейти ли нам к делу? У Кема есть папка с документами, так что нам понадобится большой стол. И конечно, твой мировой судья.

– Разумеется. Миссис Монтфорд, – обратился граф к Обри, – будьте добры проследить, чтобы приготовили комнаты и отнесли наверх вещи.

– Да, конечно.

Стоя в центре большого зала, Обри смотрела вслед лорду Уолрейфену и мистеру Кемблу, которые по обе стороны от де Венденхайма поднимались по лестнице на галерею. Все трое тихо разговаривали, и Обри, начав понимать, зачем приехали эти люди, слегка поежилась. Почему граф не сказал, что ожидает их приезда?

На верхней ступеньке граф остановился и обернулся с бесстрастным выражением на лице.

– Миссис Монтфорд, пожалуйста, найдите Огилви, а потом пошлите экипаж за мистером Хиггинсом. Я хотел бы, чтобы они оба присоединились к нам в библиотеке.

В библиотеке мистер Кембл целый час распаковывал свой крошечный портфель и аккуратными рядами раскладывал документы на одном из столов для чтения, а Джайлз, сидя во главе стола, смотрел на них сверху вниз. Кем и Макс производили впечатление людей, занятых важной работой.

– Слева у нас списки твоих слуг, – объяснял Макс. – В центре черновые наброски леди Делакорт относительно местонахождения каждого на момент смерти Элиаса и того, что, по их словам, они видели, знали или подозревали, если они вообще о чем-либо заявляли.

– Другими словами, сплетни, – заговорщическим шепотом уточнил Кем. – Самый интересный сорт улик.

– Далее, – продолжил Макс, мрачно взглянув на него, – у нас есть план этажа, показывающий расположение библиотеки относительно других комнат в этом крыле.

– Святые небеса, – заметил Уолрейфен, – вы оба основательно подготовились.

– Леди Делакорт была очень пунктуальна, – доложил Макс, снова опускаясь в кресло. – Ее заметки великолепны, но существует одна вещь, Джайлз, которую я не могу полностью понять.

– И что же это такое?

Макс поставил локти на стол и сцепил пальцы.

– Есть одно имя, которое постоянно повторяется в этих заметках, – имя твоей экономки, миссис Монтфорд.

– Это нелепо, – сказал Джайлз.

– Именно так говорит и леди Делакорт, – вставил Кем с легкой улыбкой. – И, тем не менее, имя повторяется снова и снова в каждой ее собственной заметке.

– Что ты знаешь об этой женщине? – перебил его Макс. – Откуда она приехала?

– Откуда-то с севера, как я понимаю. – Джайлз не пропустил выразительного взгляда, который Огилви бросил в его сторону. – Но Огилви не соглашается со мной.

– Вот как? – Макс поднял брови.

– Знаете, я сам из Керкубри, – покраснев, сказал юноша.

– Ну и?..

– Иногда, – пожав плечами, пояснил Огилви, – когда миссис Монтфорд сердится, у нее, как мне кажется, проскальзывает шотландский акцент. Но какое это имеет значение?

– Действительно, какое, – пробормотал Макс, снова обратив взгляд к разложенным бумагам.

– Ладно, давайте двигаться дальше, – предложил Кембл; все еще стоя, он уперся в стол кончиками пальцев. – Мы должны посмотреть заявления, которые твой полицейский принял в качестве доказательств, и проверить результаты опросов коронера.

– И что потом? – Джайлз мрачно нахмурился.

– А потом начнем сначала, – пожал плечами Кембл. – Я потолкаюсь среди слуг, пока Макс будет заниматься арендаторами и жителями деревни. Все нужно проверить заново.

В это время в комнату вошел Хиггинс, неся с собой еще бумаги. Джайлз представил мужчин друг другу и отошел к окну с чашкой свежего чая, оставив Огилви заниматься переписыванием. Он больше ничего не мог добавить и просто стоял у письменного стола своего дяди, пил чай и смотрел в окно, вполуха слушая обсуждение за своей спиной. Постепенно разговор стал менее официальным, Кембл, по-видимому, очаровывал мистера Хиггинса, и вскоре Джайлз совсем перестал прислушиваться, зная, что дело в надежных руках. У Макса был многолетний опыт работы в полиции, и у Кембла тоже был многолетний опыт – в какой именно области, Джайлз точно не знал. По всей видимости, Кембл был специалистом в области антиквариата, раритетов и драгоценностей, у него были друзья как в высших, так и в низших слоях общества, и всеслышащее ухо, и, конечно же, ловкие руки.

Джайлз пристально всматривался в вид, открывавшийся из окна у письменного стола Элиаса. «Наверное, это же самое видел и дядя в тот день, который стал последним днем его жизни. Видел ли он серый, унылый дождь, хлещущий по стенам замка и капающий с деревьев, когда сидел за своим письменным столом? – размышлял Джайлз. – Нет, вероятно, нет, потому что это был день осенней ярмарки, теплый и солнечный. Однако дождь наполнил ведра». Джайлзу не приходило в голову спросить об этом, но Обри должна была знать.

Обри. Обри, которая, очевидно, знала все, но не говорила почти ничего, – теперь она никогда надолго не покидала мыслей Джайлза. Казалось, что в душе у них обоих что-то изменилось, но ни один из них не мог подобрать слов, чтобы это выразить. Возможно, они даже не признавали, что это произошло. Он считал, что они вступили в любовную связь, она считала... что? Что просто угождает его хозяйским потребностям? От одной этой мысли Джайлзу стало плохо.

Безусловно, Обри ему не доверяла, в то время как он упорно старался верить ей. Это привело к напряженным отношениям между ними, и в последнюю неделю они стали избегать друг друга. Как сейчас обнаружил Джайлз, он даже забыл сказать ей, что ожидает гостей. Он надеялся, что Обри говорила правду и что Певзнер будет молчать о часах, но среди слуг чувствовалась необычная напряженность.

Проходя через помещения для прислуги – а ему приходилось это делать два-три раза в день, – он почти ощущал ее: странные взгляды, приглушенные перешептывания, резко обрывающиеся разговоры и быстро захлопывающиеся двери.

Услышав позади себя за столом смех, Джайлз оглянулся, увидел, что теперь там сложилась непринужденная рабочая обстановка, и сразу же снова забыл о своих гостях. Он думал об Обри и о том, что можно сделать, чтобы выйти из тупика, в который они зашли. Джайлз старался понять, чего она от него хочет – всего? Ничего? И чего хочет он сам?

Он не хотел остаться без нее – это была единственная мысль, которую его мозг мог четко сформулировать.

Внезапно Джайлз осознал, что позади него установилась мертвая тишина, и, поставив чайную чашку на широкий каменный подоконник, медленно повернулся – все взгляды были прикованы к нему.

– Джайлз, – тихо обратился к нему Макс, – можно тебя на минуту?

– Конечно. – Джайлз вернулся к столу.

– Это отчет об украденных часах. – Макс указал на лежавший на столе лист бумаги, и его черные как вороново крыло брови сошлись вместе. – Насколько я понимаю, пропажа нашлась? В имуществе твоей экономки?

– Да, у нее, – как можно спокойнее ответил граф, сразу вспомнив, что уже упоминал о часах. – Она говорит, что их ей дал Элиас, и я ей верю.

– Ты ей веришь? – эхом повторил Макс.

– Во всем, что она говорила, есть смысл. – Он пересказал объяснение Обри.

– О, Уолрейфен, – глаза у Кембла неприятно заблестели, – я не уверен, что проглотил бы это.