— Люди недовольны, боевой дух упал. И все — по вашей вине.

— Нет, по вашей, — парировал Йоссариан. — Из-за того, что вы увеличили норму вылетов.

— Нет, по вашей, — возразил подполковник Корн. — Из-за того, что вы отказались выполнять норму. Пилоты выполняли столько заданий, сколько мы требовали, и были вполне довольны жизнью, потому что у них не было иного выбора. Теперь вы им подали идею, пробудили в них разные надежды, и они почувствовали себя несчастными. Так что вы кругом виноваты.

— Разве он не знает, что война еще продолжается? — угрюмо спросил полковник Кэткарт, не глядя на Йоссариана. Тяжелыми шагами он мерил кабинет.

— Знает, конечно, — ответил подполковник Корн. — Я даже подозреваю, что именно по этой причине он и отказывается летать.

— Выходит, ему безразлично — идет война или нет?

— Может быть, вспомнив о том, что война продолжается, вы откажетесь от своего решения? — с иронической серьезностью полюбопытствовал подполковник Корн, передразнивая полковника Кэткарта.

— Нет, сэр, — с лукавой усмешкой ответил Йоссариан: он уловил тон подполковника Корна.

— Ах, вот этого-то я и опасался, — заметил подполковник Корн с притворным вздохом и, сцепив руки, удобно положил их на свою обширную, сверкающую, загорелую лысину. — А ведь, знаете, откровенно говоря, мы относились к вам не так уж плохо. Мы вас кормили, вовремя выдавали жалованье, наградили орденом и даже сделали вас капитаном.

— Я никогда бы не дал ему капитана! — с горечью воскликнул полковник Кэткарт. — Я отдал бы его под суд, еще когда он наложил в штаны во время налета на Феррару и дважды зашел на цель.

— Я вам говорил, чтобы вы его не повышали, — сказал подполковник Корн, — но вы меня и слушать не захотели.

— Нет уж, простите, это вы меня убедили повысить его в звании. Разве не так?

— Я доказывал вам, что не надо его повышать. А вы все-таки меня не послушались.

— Если бы вы так сказали, я бы послушался.

— Вы никогда меня не слушаете, — твердил подполковник Корн. — Потому-то мы и торчим с вами в этой дыре.

— А-а, ладно, ерунда. Не будем толочь воду в ступе. — Полковник Кэткарт засунул руки в карманы и, ссутулясь, отвернулся. — Чем пикироваться со мной, подумайте-ка лучше, что нам делать с ним.

— Боюсь, что нам придется отправить его домой. — И торжествующе хихикнув, подполковник Корн повернулся к Йоссариану: — Ну, Йоссариан, для вас война окончилась. Мы намерены отправить вас домой. Вы, конечно, сами понимаете, что этого не заслужили, и это как раз одна из причин, почему я не возражаю против вашей отправки. Мы решили вернуть вас в Штаты, поскольку любой другой вариант будет еще более рискованным. Мы разработали одну небольшую сделку и предлагаем…

— Какую сделку? — насторожился Йоссариан. Подполковник Корн откинул голову и расхохотался:

— О, сделка преподлейшая. На этот счет можете не заблуждаться. Но, по-моему, она вас вполне устроит.

— Ну, это еще надо посмотреть.

— Устроит, нисколько не сомневаюсь, хотя сделка, скажем прямо, вонючая. Да, кстати, вы никому из пилотов не говорили, что отказались летать на задания?

— Нет, сэр, не говорил, — поспешно заверил его Йоссариан.

Подполковник Корн одобрительно кивнул:

— Превосходно. Мне нравится, как вы лихо лжете. Вы далеко пойдете, если направите свое честолюбие на что-нибудь стоящее.

— А известно ли ему, что война еще не кончена? — завопил вдруг полковник Кэткарт и энергично продул мундштук.

— Не сомневаюсь, что известно, — язвительно ответил подполковник Корн, — поскольку вы уже задавали ему этот вопрос. — Страдальческой гримасой подполковник Корн дал понять Йоссариану, как тяжко ему приходится с этим Кэткартом. Темные глаза Корна искрились нагловатой хитрецой. Упершись обеими руками в край письменного стола, он приподнял свои пухлые ляжки и уселся поглубже и поудобнее. Его короткие ножки болтались, не доставая до пола, а ботинки слегка постукивали по желтой тумбе дубового стола. Линялые коричневые носки без подвязок вялыми кольцами сползали ниже лодыжек — удивительно тоненьких и беленьких.

— А знаете, Йоссариан, — дружески заговорил подполковник Корн, будто осененный неожиданной мыслью, которая показалась ему одновременно и смешной и верной, — по правде говоря, я отчасти даже восхищаюсь вами. Вы умный человек с сильным характером, и вы отважились на исключительно смелый поступок. А я — человек умный, но бесхарактерный. Кто же лучше меня может оценить ваш поступок?

— Сейчас очень тяжелый момент, — обиженным тоном заявил полковник Кэткарт из дальнего угла кабинета, совершенно не обращая никакого внимания на подполковника Корна.

— Момент в самом деле трудный, — согласился подполковник Корн и миролюбиво кивнул. — Только что сменилось вышестоящее командование, и мы можем предстать в весьма неблагоприятном свете перед генералами Шейскопфом и Пеккемом. Вы это хотели сказать, полковник?

— Неужели он начисто лишен патриотизма?

— Неужели вы не хотите сражаться за родину? — спросил подполковник Корн, пародируя резкий и самодовольный тон полковника Кэткарта. — Неужели вам жаль отдать свою молодую жизнь за полковника Кэткарта и за меня?

Удивленный и встревоженный словами подполковника Корна, Йоссариан весь так и напрягся.

— Что-что? — воскликнул он. — А какое отношение вы и полковник Кэткарт имеете к родине? Родина — это одно, а вы — это совсем другое.

— Но как можно разделять нас? — спокойно, без тени возмущения спросил подполковник Корн: он продолжал паясничать, издеваясь над полковником Кэткартом.

— Верно! — с пафосом закричал полковник Каткарт. — Или вы для нас или вы против нас. Вопрос стоит только так.

— Думаю, что до него дошло, — сказал подполковник Корн и добавил: — Или вы для нас, или вы против родины. Все очень просто.

— Ну нет, подполковник, меня на этом не поймаешь.

Подполковник Корн был невозмутим:

— Откровенно говоря, меня тоже. Но многие на это клюют. Итак, ваше слово.

— Вы позорите ваш мундир! — яростно взревел полковник Кэткарт. В первый раз за весь разговор он взглянул прямо в лицо Йоссариану. — Хотел бы я знать, как вы пролезли в капитаны?

— Вы что, забыли, полковник? Ведь это вы его произвели, — мягко напомнил подполковник Корн, подавляя смешок.

— Да, и совершенно напрасно.

— А я говорил вам: не надо этого делать, — сказал подполковник Корн. — Но вы и слушать меня не хотели.

— Ладно; хватит толочь воду в ступе! — закричал полковник Кэткарт. Он упер кулаки в бока и, прищурившись, уставился на подполковника Корна злобным, подозрительным взглядом: — Послушайте, вы-то на чьей, собственно говоря, стороне?

— На вашей, полковник. На чьей же еще?

— Тогда прекратите поддевать меня и не морочьте мне голову.

— Конечно, я на вашей стороне, полковник. Я патриот до мозга костей.

— Так вот, почаще об этом вспоминайте. Полковник Кэткарт что-то проворчал и отвернулся, видимо еще не совсем убежденный в преданности подполковника Корна. Он снова размашисто зашагал взад-вперед, вертя в руках мундштук, и наконец указал большим пальцем на Йоссариана:

— Давайте решим, что с ним делать. Будь моя воля, я вывел бы его на улицу и пристрелил, как собаку. Вот что бы я сделал. И так же поступил бы генерал Дридл.

— Но генерала Дридла больше нет с нами, — сказал подполковник Корн. — Поэтому мы не можем вывести капитана на улицу и пристрелить. — Теперь, когда его мимолетный конфликт с полковником Кэткартом уладился, подполковник Корн снова почувствовал себя свободно, мягко застучал каблуками по тумбе и обратился к Йоссариану:

— Итак, мы намерены отправить вас домой. Пришлось немного пораскинуть мозгами, но в конце концов мы разработали чертовски симпатичный планчик, как отправить вас домой и при этом не вызвать особого недовольства среди ваших друзей, которых вы покидаете. Надеюсь, теперь-то вы счастливы?

— Что еще за планчик? Я не уверен, что он мне придется по душе.