— Ему пришлось вернуться, — доказывал Йоссариан в тщетной попытке развеселить мрачного широкоплечего индейца, чье литое медно-красное лицо с каждым днем тускнело и приобретало известково-серый оттенок. — При такой погоде в лесу он бы сдох.

— Нет, желтопузая крыса вернулась не поэтому, — упрямо гнул свое Вождь Белый Овес. Жестом провидца он постучал себя пальцем по лбу. — Нет, ваше высочество, он что-то чует. Он чует, что настал мой час помирать от воспаления легких, вот что он почуял. И поэтому я знаю, что мой час пробил.

— А что говорит доктор Дейника?

— Мне не разрешают ничего говорить, — печально сказал доктор Дейника, сидя на своем стульчике в темном углу палатки. Его гладкое остренькое личико казалось мертвенно-зеленоватым в мерцающем пламени свечи. От всего вокруг разило плесенью. Несколько дней назад лампочка в палатке разбилась, и оба обитателя палатки все никак не могли собраться с силами, чтобы заменить ее новой.

— Мне больше не позволяют заниматься медициной, — добавил доктор Дейника.

— Он мертвец, — злорадно заявил Вождь Белый Овес и рассмеялся хрипло и вяло. — Вот уж действительно потеха.

— Я даже жалованья больше не получаю.

— Вот уж действительно потеха, — повторил Вождь Белый Овес. — Он все время измывался надо мной, и вот посмотри, что с ним стало. Его погубила собственная жадность.

— Нет, не это меня погубило, — заметил доктор Дейника спокойным, бесстрастным голосом. — Жадность здесь ни при чем. Во всем виноват этот паршивый доктор Стаббс. Он восстановил полковника Кэткарта и подполковника Корна против всех полковых врачей. Из-за его принципиальности слово «врач» стало бранным словом. Если он не будет вести себя осторожней, медицинская ассоциация штата его забаллотирует и не пустит на порог ни одной больницы.

Йоссариан смотрел, как Вождь Белый Овес осторожно разливает виски в три пустых пузырька из-под шампуня и засовывает их в рюкзак вместе с другими пожитками.

— Ты не мог бы по дороге в госпиталь зайти ко мне в палатку и двинуть по носу одному из моих соседей? Сделай это ради меня, — задумчиво сказал Йоссариан. — Их четверо, и они норовят выжить меня из палатки.

— А знаешь, нечто вроде этого стряслось однажды со всем моим племенем, — сочувственно заметил Вождь Белый Овес и со смешком откинулся на койке. — Почему бы тебе не попросить капитана Блэка вышвырнуть этих мальчишек? Капитан Блэк любит выставлять людей за порог.

Йоссариана передернуло при одном упоминании о капитане Блэке. Капитан Блэк постоянно издевался над новыми летчиками, приходившими в разведотдел за картами или разведданными. Вспомнив про Блэка, Йоссариан сразу почувствовал жалость к своим соседям по палатке, ему захотелось взять их под свое крыло. Не их вина, что они так молоды и веселы, говорил он себе, посвечивая в темноте карманным фонариком, и ему тоже захотелось стать молодым и веселым. Не их вина, что они такие бесшабашные, доверчивые и беззаботные. Просто надо терпеливо обождать, покуда убьют одного или двух из них, а остальных ранят, и тогда все пойдет, как надо. Он поклялся быть с ними более терпимым и великодушным, но, когда он с самыми дружескими намерениями нырнул в свою палатку, высокое золотистое пламя трещало в камине, и он, ужаснувшись, застыл на месте. Чудесные березовые поленья Орра горели, окутанные дымом! Его соседи предали их огню. Он уставился на бездушные раскрасневшиеся физиономии, и ему захотелось облаять их последними словами и столкнуть друг с другом лбами, а они громко, компанейски приветствовали его и великодушно пригласили разделить с ними каштаны и печеную картошку. Ну что с такими поделаешь?

А на следующее утро они спровадили покойника из его палатки. Просто взяли и вымели. Они вынесли его койку и пожитки прямо в кусты, и все это свалили там в кучу, а сделав дело, отряхнули руки и бодрым шагом вернулись в палатку. Йоссариана поразила их бьющая через край энергия и задор, их простой, практичный подход к делу. За какие-то несколько секунд они так легко и просто разрешили проблему, над которой Йоссариан и сержант Таусер безуспешно бились долгие месяцы. Йоссариан не на шутку встревожился: чего доброго, они так же лихо избавятся и от него! Он помчался к Заморышу Джо и смылся с ним в Рим.

В Риме Йоссариан так сильно тосковал по сестре Даккит, что начал рыскать по римским улицам в надежде найти Лючану с ее незабываемым смехом и шрамом под сорочкой или хотя бы ту самую пьяную, волоокую потаскушку в расстегнутой оранжевой сатиновой блузке. Но он тщетно разыскивал их. Вместо Лючаны он нашел Аарфи, который прибыл в Рим вместе с Данбэром, Нейтли и Доббсом. Аарфи не пожелал идти в этот вечер с хмельной ватагой однополчан выручать нейтлеву красотку, которую какие-то военные заточили в отеле и не хотели выпускать, покуда она не скажет «дядя».

— С какой стати я должен рисковать собой только ради того, чтобы помочь ей оттуда выбраться? — высокомерно вопрошал Аарфи. — Но вы не передавайте Нейтли моих слов. Скажите ему просто, что у меня на сегодня назначена встреча с крупным деятелем из моей молодежной организации.

Уже немолодые, важные шишки не хотели отпускать нейтлеву красотку, покуда она сама, добровольно, без принуждения не скажет «дядя».

— Скажи «дядя», — говорили они ей.

— Дядя.

— Нет, нет. Ты сама скажи «дядя».

— Дядя.

— Никак она не поймет.

— Ну что ты, не понимаешь? Ты не должна говорить «дядя», когда я велю тебе говорить «дядя». Договорились? Ну скажи «дядя».

— Дядя, — сказала она.

— Нет, ты не говори «дядя». Ну скажи «дядя».

На сей раз она промолчала.

— Вот это хорошо!

— Прекрасно.

— Так, начало положено. Ну скажи «дядя».

— Дядя, — сказала она.

— Вот это нехорошо.

— Нет, так дело не пойдет. Мы для нее — пустое место. Что за интерес добиваться от нее, чтобы она по своей охоте сказала «дядя», когда ей плевать, хотим мы от нее услышать «дядя» или нет.

Она относилась к ним с полнейшим безразличием, и это их ужасно огорчало. Стоило ей зевнуть, как они принимались ее грубо тормошить. Казалось, что девку ничто не волновало, даже их угрозы выкинуть ее из окошка. Ей все наскучило, ее ничто не интересовало, и больше всего ей хотелось спать. Сквозь одолевавшую ее дрему она размышляла, зачем им все это надо. «Интересно, — думала она, — что означает слово „дядя“»? С приоткрытым ртом она сидела на тахте, флегматичная, вялая, оцепенелая. Сидела и думала, долго ли еще они будут требовать, чтобы она сказала «дядя». Тем временем старая подружка Орра, то и дело хихикая над пьяными выходками Йоссариана и Данбэра, привела в отель Нейтли и других участников шутовской спасательной экспедиции.

Нейтли, увидев через приоткрытую дверь комнаты свою девчонку, сидящую на тахте, проскочил вперед, ватага его друзей хлынула за ним и ворвалась в самую гущу развлекающейся компании. При виде их всех Заморыш Джо истерически расхохотался. Он хватался за голову, держался за бока и, не веря глазам своим, тыкал в каждого пальцем. Двое дородных джентльменов с воинственным видом двинулись было им навстречу, но вовремя обратили внимание на необычайную агрессивность пришельцев, а также на то, что Доббс, словно двуручным мечом, размахивает сварной железной пепельницей. Нейтли уже стоял подле своей девицы. Несколько секунд она взирала на него, не узнавая. Потом слабо улыбнулась и, закрыв глаза, уронила голову ему на плечо. Нейтли пришел в восторг — прежде она ему никогда не улыбалась.

— Господи, да забирайте ее, — обрадованно воскликнул один из джентльменов. — С ней одна морока. За те сто долларов, что мы ей дали, она могла хотя бы злиться и ругаться. Но она даже этого не пожелала делать. Ваш очаровательный юный друг, кажется, не на шутку к ней привязан?

Йоссариан помог Нейтли вывести его девицу в коридор и посадить в лифт. На лице ее блуждала улыбка, как будто ей снился сладкий сон, а голова покоилась на плече Нейтли. Доббс и Данбэр побежали за извозчиком.