— Можно дать ему общий наркоз. Эфир под рукой?

— Не надо мне ваших наркозов, — сказал Йоссариан.

— Опять голос из провинции, — сказал доктор.

— Давай дадим ему общий, и он утихомирится. Тогда мы что захотим, то и сделаем.

Они дали Йоссариану общий наркоз, и он утихомирился. Очнулся он в отдельной комнате, умирая от жажды, преследуемый запахом эфира. У кровати сидел подполковник Корн в шерстяной мешковатой грязно-оливковой форме и терпеливо дожидался, когда Йоссариан придет в себя. Любезная, флегматичная улыбка блуждала на его коричневом, давно не бритом лице. Кончиками пальцев он мягко постукивал себя по лысине. Как только Йоссариан раскрыл глаза, подполковник Корн, посмеиваясь, наклонился над ним и заверил, что их сделка остается в силе, если, конечно, Йоссариан не умрет. Йоссариана начало рвать. При первых же спазмах подполковник Корн вскочил на ноги и, морщась от отвращения пулей выскочил вон, а Йоссариан, подумав, что нет худа без добра, снова впал в удушливую дремоту. Чьи-то жесткие пальцы грубо вернули его к действительности. Повернувшись, он открыл глаза и увидел незнакомого человека с гнусным лицом. Презрительно-насмешливо скривив губы, незнакомец похвастался:

— Попался нам твой приятель, дружок. Попался он нам в лапы.

Йоссариан похолодел, его прошиб пот. В голове все поплыло.

— Какой приятель? — спросил он, когда увидел капеллана на том месте, где только что сидел подполковник Корн.

— Может быть, это я — ваш приятель? — ответил капеллан.

Но Йоссариан не слышал его и снова смежил веки. Кто-то дал ему глотнуть воды и на цыпочках вышел. Йоссариан проснулся в отличном настроении и повернулся, чтобы улыбнуться капеллану, но вместо него увидел Аарфи. Йоссариан невольно застонал и сморщился от нестерпимого отвращения. Аарфи, хохотнув, спросил, как он себя чувствует. В ответ Йоссариан спросил Аарфи, почему он не в тюрьме, чем сильно его озадачил. Йоссариан закрыл глаза, надеясь, что Аарфи уберется вон. Когда он открыл глаза, Аарфи не было, зато рядом сидел капеллан. Заметив, что капеллан весело ухмыляется, Йоссариан спросил, чему он, черт возьми, так радуется.

— Я счастлив за вас, — признался взволнованный капеллан. — Я узнал в штабе, что вы серьезно ранены и, если вы поправитесь, вас отправят домой. Подполковник Корн сказал, что вы на краю смерти. Но только что от одного врача мне удалось узнать, что на самом деле рана пустяковая и через день-другой вас выпишут. Вы вне опасности. Так что дела ваши совсем неплохи.

Йоссариан выслушал сообщение капеллана, и на душе у него полегчало.

— Это хорошо.

— Да, — сказал капеллан, и щеки его покраснели от застенчивой радости, — Да, это хорошо.

Йоссариан засмеялся, вспомнив свой первый разговор с капелланом.

— Интересно получается: впервые я увидел вас в госпитале. Теперь мы опять встретились в госпитале. В последнее время мы видимся главным образом в госпитале. Где вы пропадали все это время?

Капеллан пожал плечами.

— Я много молился, — признался он. — Я старался подольше оставаться в палатке, и как только сержант Уитком отлучался, я молился: мне не хотелось, чтобы он застал меня за этим занятием.

— Ну и как, помогли молитвы?

— Это отвлекало меня от мрачных мыслей, — ответил капеллан, еще раз пожав плечами. — И потом — хоть какое-то дело.

— Значит, все-таки от молитвы польза есть?

— Да, — с энтузиазмом согласился капеллан, будто подобная мысль никогда прежде не приходила ему в голову. — Да, по-моему, молитвы помогают. — Капеллан подался вперед и с неловкой заботливостью спросил: — Йоссариан, не могу ли я что-нибудь для вас сделать, ну там… что-нибудь вам принести?

— Ну, скажем, игрушки, шоколад, жевательную резинку, да? — поддел его добродушно Йоссариан.

Капеллан снова вспыхнул, застенчиво улыбнулся и почтительно проговорил:

— Может быть, книги или еще что-нибудь такое? Мне хотелось бы сделать вам приятное. Вы знаете, Йоссариан, мы ведь все очень гордимся вами.

— Гордитесь?

— Конечно, ведь вы, рискуя жизнью, грудью преградили путь нацистскому убийце.

— Какому нацистскому убийце?

— Который хотел прикончить полковника Кэткарта и подполковника Корна. А вы их спасли. Он вполне мог вас зарезать во время этой потасовки на галерее. Как чудесно, что вы уцелели!

Йоссариан насмешливо фыркнул:

— Это был не нацистский убийца.

— Как не убийца? Нам сказал подполковник Корн.

— Это была приятельница Нейтли. Она пришла по мою душу, а вовсе не за Кэткартом и Корном. С тех пор как я огорошил ее известием о гибели Нейтли, она норовит меня прикончить.

— Но позвольте, как же так? — живо запротестовал капеллан. Он растерялся и немного обиделся. — Полковник Кэткарт и подполковник Корн оба видели, как убегал убийца. Официальное сообщение гласит, что вы грудью защитили командира полка от ножа нацистского убийцы.

— Не верьте официальным сообщениям, — сухо посоветовал Йоссариан. — Это просто часть сделки.

— Какой сделки?

— Которую со мной заключили полковник Кэткарт и подполковник Корн. Они отправляют меня на родину как великого героя, а я обязуюсь расхваливать их на всех перекрестках и никогда не осуждать за то, что они сверх всякой нормы гоняют летчиков на боевые задания.

Капеллан испуганно привстал со стула:

— Но ведь это ужасно! Это постыдная, скандальная сделка, ведь верно?

— Гнусная, — ответил Йоссариан. Он лежал на спине, одеревенело уставившись в потолок. — Гнусная — это как раз то слово, на котором мы сошлись с подполковником Корном.

— Почему же вы на это пошли?

— Или так, или военно-полевой суд, капеллан.

— О!.. — с неподдельным раскаянием воскликнул капеллан и прикрыл рот тыльной стороной ладони. Он неловко опустился на стул. — В таком случае я немедленно беру свои слова обратно.

— Они бы засадили меня в камеру к уголовникам.

— Да, да, это безусловно. Да, конечно, вы должны поступать так, как считаете нужным. — Капеллан утвердительно кивнул головой, будто подводя итог их спора, и растерянно смолк.

Йоссариан невесело рассмеялся:

— Не беспокойтесь, я на эту сделку не пойду.

— Но вам придется на это пойти, — настаивал капеллан, озабоченно склонившись над Йоссарианом. — Серьезно, вам надо согласиться на их условия. Я не имел права оказывать на вас давление. Мне не нужно было ничего говорить.

— Вы на меня не давили. — Йоссариан перевернулся на бок и с наигранной серьезностью покачал головой: — Боже мой, подумать только, какой это был бы грех — спасти жизнь полковнику Кэткарту! Нет, таким преступлением я не хотел бы запятнать свое доброе имя.

Капеллан осторожно вернулся к первоначальной теме разговора:

— Но что вы намерены делать? Не хотите же вы, чтобы вас упрятали в тюрьму?

— Буду продолжать летать. А может, дезертирую, и пусть ловят. И ведь, скорее всего, поймают…

— И посадят за решетку, к чему вы, я полагаю, совсем не стремитесь.

— М-да… Ну тогда, значит, придется летать до конца войны. Кто-то ведь должен остаться в живых.

— А если вас собьют?

— Да, тогда лучше, пожалуй, не летать.

— Что же вы будете делать?

— Не знаю.

— А вы поедете домой, если они вас отправят?

— Не знаю. На улице жарко? Здесь ужасно душно.

— На улице холодина, — сказал капеллан.

— Послушайте, — вспомнил Йоссариан, — со мной произошла смешная штука, а может, мне это только приснилось. Будто бы в палату приходил какой-то странный человек и сказал, что ему в лапы попался мой дружок. Интересно, померещилось это мне или нет?

— Думаю, что не померещилось, — сказал капеллан. — В прошлый мой визит вы тоже принимались рассказывать об этом.

— Значит, он и в самом деле приходил. Он вошел и сказал: „А твой-то, приятель у нас в лапах, дружище, попался твой приятель“. Никогда в жизни я не видывал человека с более зловещими повадками. Интересно, о каком моем приятеле он толковал?

— Мне было бы приятно сознавать, Йоссариан, что этот приятель — я, — сказал капеллан, стесняясь своей искренности. — Я действительно у них в руках. Они взяли меня на карандаш и держат под наблюдением. В любом месте и в любой момент, когда им понадобится, они могут меня задержать.