— О да, с другого конца города, — сказала она, почувствовав расположение к этому человеку с мягким голосом.

— Погодка-то для прогулок не больно подходящая, леди, — неодобрительно заметил солдат, — да еще когда столько народу гриппом больны. А вот и командный пост, леди… Что это с вами?

— Этот дом… В этом доме — ваш штаб? — Скарлетт посмотрела на прелестное старинное здание, выходившее фасадом на площадь, и чуть не расплакалась. Здесь во время войны она танцевала на стольких балах и вечеринках. Это был чудесный, веселый дом, а теперь… теперь над ним развевался большущий флаг Соединенных Штатов.

— Что с вами?

— Ничего… только… только… я знала людей, которые жили здесь.

— Что ж, жаль, конечно. Думаю, они и сами не узнали бы сейчас свой дом, потому как внутри все ободрано. А теперь идите туда, мэм, и спросите капитана.

Скарлетт поднялась по ступенькам, ласково поглаживая рукой поломанные белые перила, и толкнула входную дверь. В холле было темно и холодно, как в склепе; продрогший часовой стоял, прислонясь к закрытым раздвижным дверям, которые в лучшие времена вели в столовую.

— Я хочу видеть капитана, — сказала Скарлетт.

Часовой раздвинул двери, и она вошла в комнату — сердце ее учащенно билось, лицо пылало от волнения и замешательства. В комнате стоял спертый дух — пахло дымом, табаком, кожей, мокрым сукном мундиров и немытыми телами. Она как в тумане увидела голые стены с ободранными кое-где обоями, ряды синих шинелей и широкополых шляп, висевших на крючках, яркий огонь в камине, длинный стол, заваленный бумагами, и нескольких офицеров в синей форме с медными пуговицами.

Скарлетт судорожно глотнула и почувствовала, что обрела голос. Только не показать этим янки, что она боится. Она должна выглядеть и держаться как можно лучше и независимее.

— Капитан?

— Ну, я — капитан, — сказал толстяк в расстегнутом мундире.

— Я хочу видеть вашего арестанта — капитана Ретта Батлера.

— Опять Батлера? Ну, и спрос же на этого мужика, — расхохотался капитан, вынимая изо рта изжеванную сигару. — Вы ему родственницей приходитесь, мэм?

— Да… я его… его сестра.

Он снова расхохотался.

— Много же у него сестер, одна была тут как раз вчера.

Скарлетт вспыхнула. Наверняка какая-нибудь из этих тварей, с которыми водится Ретт, — должно быть, Уотлинг. Ну и, конечно, янки решили, что она — такая же. Нет, это невыносимо. Даже ради Тары не станет она терпеть оскорбления и не пробудет здесь больше ни минуты. Она было повернулась и с гневным видом взялась за ручку двери, но рядом с ней уже стоял другой офицер. Он был молодой, гладко выбритый, с добрыми шустрыми глазами.

— Минуточку, мэм. Может быть, вы присядете и погреетесь у огня? А я схожу и выясню, что можно для вас сделать. Как вас зовут? Он отказался видеть ту… даму, которая приходила вчера.

Бросив сердитый взгляд на незадачливого толстяка капитана, Скарлетт опустилась в предложенное кресло и назвала себя. Приятный молодой офицер накинул шинель и вышел из комнаты, а остальные столпились у дальнего конца стола и принялись тихо переговариваться, время от времени тыча пальцем в бумаги. Скарлетт с облегчением протянула ноги к огню и только тут почувствовала, как они застыли, пожалела, что не подумала подложить картонку в туфлю, на подошве которой была дырка. Через некоторое время за дверью послышались голоса, и до нее донесся смех Ретта. Дверь открылась, в комнату ворвалось дыхание холодного воздуха, и появился Ретт, без шляпы, в небрежно наброшенной на плечи длинной накидке. Он был грязный, небритый, без галстука и все же элегантный; при виде Скарлетт черные глаза его радостно сверкнули.

— Скарлетт!

Он схватил обе ее руки, и, как всегда при его прикосновении, ее обдало жаром. Не успела она опомниться, как он нагнулся и поцеловал ее в щеку, слегка щекотнув кончиками усов. Скарлетт вздрогнула, и почувствовав, что она пытается отстраниться, он обхватил ее за плечи и сказал: «Милая моя сестренка!» — и усмехнулся, глядя на нее сверху вниз и наслаждаясь ее беспомощностью, ибо она ведь не могла отклонить его ласку. Скарлетт невольно рассмеялась: лихо он воспользовался своим преимуществом. Прожженный негодяй! И тюрьма ни чуточки его не изменила.

Толстяк капитан, не вынимая изо рта сигары, буркнул шустроглазому офицеру:

— Не по правилам. Он должен находиться в каланче. Ты же знаешь приказ.

— Да будет тебе, Генри, дамочка замерзла бы там.

— Ну, ладно, ладно! Ты отвечаешь.

— Заверяю вас, джентльмены, — сказал Ретт, поворачиваясь к ним, но не выпуская из объятий Скарлетт, — моя… сестренка не принесла мне ни пилы, ни напильника, с помощью которых я мог бы бежать.

Все рассмеялись, и Скарлетт быстрым взглядом окинула комнату. Силы небесные, неужели ей придется разговаривать с Реттом в присутствии шести офицеров-янки! Неужели он такой опасный преступник, что должен находиться все время под наблюдением? Заметив ее волнение, предупредительный офицер распахнул какую-то дверь и тихо сказал что-то двум солдатам, которые тотчас вскочили на ноги при его появлении. Они взяли свои ружья и вышли в холл, закрыв за собой дверь.

— Если хотите, можете посидеть здесь, в канцелярии, — предложил молодой капитан, — но не пытайтесь бежать через ту дверь. Снаружи стоят солдаты.

— Видишь, Скарлетт, какой я отпетый тип, — сказал Ретт. — Спасибо, капитан. Вы очень добры.

Он небрежно кивнул капитану и, взяв Скарлетт за локоть, втолкнул в грязную канцелярию. Комната эта не сохранилась в памяти Скарлетт, она запомнила лишь, что там было тесно, темно, отнюдь не тепло, на ободранных стенах висели какие-то написанные от руки бумаги, а стулья были обтянуты невыделанной воловьей кожей.

Затворив дверь, Ретт стремительно шагнул к Скарлетт и склонился над ней. Понимая, чего он хочет, она поспешно отвернула голову, но при этом кокетливо взглянула на него краешком глаза.

— Могу я, наконец, по-настоящему вас поцеловать?

— В лоб — как положено примерному братцу, — с притворной скромностью сказала она.

— В таком случае нет, благодарю. Я предпочитаю подождать в надежде на лучшее. — Взгляд его остановился на ее губах. — Но как это все же мило, что вы пришли навестить меня, Скарлетт! Вы первая из почтенных горожан, кто нанес мне визит в моем заточении, а когда сидишь в тюрьме, особенно ценишь друзей. Давно вы в городе?

— Со вчерашнего дня.

— И уже сегодня утром отправились ко мне? Ну, моя дорогая, это более чем мило с вашей стороны. — И глядя на нее сверху вниз, он улыбнулся с искренней радостью — такой улыбки она никогда еще у него не видала. И Скарлетт улыбнулась про себя, чувствуя, как нарастает в ней возбуждение, а сама потупилась с притворным смущением.

— Конечно, я сразу же поехала к вам. Тетя Питти рассказала мне про вас вчера вечером, и я… ну, просто глаз всю ночь не могла сомкнуть от ужаса. Ретт, я так огорчена!

— Да что вы, Скарлетт!

Он произнес это тихо, но таким дрогнувшим голосом, что она взглянула ему в лицо — в нем не было ни тени обычного цинизма и столь хорошо знакомой насмешки. Он смотрел на нее в упор, и она, уже действительно смешавшись, опустила под его взглядом глаза. Все выходило куда лучше, чем она могла надеяться.

— Стоило сесть в тюрьму, чтобы увидеть вас снова и услышать от вас такие слова. Я просто ушам своим не поверил, когда мне сообщили ваше имя. Видите ли, я не ожидал, что вы когда-либо простите мне то, как я поступил тогда ночью, на дороге у Раф-энд-Реди. Но насколько я понимаю, этот ваш визит означает, что вы простили меня?

Скарлетт почувствовала, как даже сейчас, через столько времени, при одной мысли о той ночи в ней закипает гнев, но она подавила его и тряхнула головой, чтобы затанцевали сережки.

— Нет, я вас не простила, — сказала она и надула губки.

— Еще одна надежда лопнула. И это после того, как я добровольно пошел сражаться за родину и сражался босой, на снегу под Франклином, да еще вдобавок ко всем мукам подцепил чудовищную дизентерию!