Над Магией висели крупные, похожие на виноградные гроздья звезды — не сравнить с небом над Нордейлом.

Она никак не могла понять, правильно ли сделала, поставив палатку в источнике. Но здесь, в отличие от остального леса, не капало, а от сырости уже ломило не только ноги, но и челюсть.

Свет струился из земли — мягкий и желтый; Марика, предварительно накормив сервала, разложила мокрую толстовку на крыше треугольного домика, выставила сапоги у тента, забралась внутрь и укуталась в одеяло.

Сон не шел.

Сегодня она шла особенно долго: никак не могла отыскать подходящую стоянку для ночлега. Остановилась было у прохладного ручейка, вытекающего из каменистого нагромождения, решила, что после заката вперед не пойдет, но через полчаса почему-то снялась с места. Стоянка не казалась «правильной».

А здесь тепло, сухо, спокойно, здесь легче дышалось.

Свет пробивался сквозь палатку, наполняя темноту крохотными золотыми искорками и тихим ощущением чуда. Так блестит в далеких снах воздух, так переливается неподвластное прикосновениям пальцев волшебство.

Сегодня Майкл не пришел.

Марика не стала додумывать ерунду, поняла, что на то, вероятно, были причины. Работа, затянувшееся занятие, возможно, экстренный вызов. В конце концов, мало ли дел у человека?

Несмотря на логику, легкая грустинка все же спряталась в сердце и теперь выглядывала наружу.

Приди Майкл, она рассказала бы ему про свой день, про размышления, спросила бы про этот источник и тот, который нашла ранее. Поделилась бы мыслями.

Она вообще привыкла с ним делиться — не скрываясь и не таясь — всем подряд: и страхами, и жалобами, и радостью. С другими не могла, а с ним — да. Наверное, потому что человек хороший — спокойный, расслабленный, всегда уверенный и гармоничный. С таким хотелось быть рядом и дышать одним и тем же воздухом, чтобы не пропустить заглянувшее на огонек чудо, рядом с таким верилось в свои силы. И не стыдно, что грязная и непричесанная. И без косметики…

В общем, да, она немножко скучала. И всячески пыталась себя убедить, что это нормально. Ведь это естественно — скучать по тому, с кем комфортно? Другу, просто мужчине, человеку?

Расплести клубок запутанных рассуждений Марика уже не смогла: потихоньку, ощущая парение крохотных огоньков сквозь закрытые веки, сползла в сон.

Во сне она увидела себя стоящей на той же поляне, что и днем. У погасшего источника и восьмиугольной плиты. То же время суток, та же морось вокруг, только необычно тихо. Совсем тихо, как не бывает наяву: ни шелеста крон, ни пения птиц, ни дуновения ветерка. Марика вновь обошла плиту по периметру и приблизилась к одному из парапетов с раскрытой книгой. Удивилась и обрадовалась, когда поняла, что непонятные ранее символы теперь превратились в слова, которые можно прочитать. Вгляделась в знак воздушного потока, затаила дыхание и прошептала:

«Соедини эмоции в покой,

Стремления к нулю сведи,

Соединись с собой и успокой,

Все то, что разум бередит».

Вопросов почему-то не возникло. Строчки проникли в разум беспрепятственно и породили там ощущение безмятежности. Нужно просто отпустить эмоции, отпустить вообще все… перестать быть привязанным — вот что там сказано.

Она кивнула самой себе, убрала ладонь с прохладной каменной страницы и отправилась ко второй книге.

Здесь знак звезды и тоже что-то сказано. Рука легла на строчки, зашевелились губы.

«Всем виден свет из темноты,

Его сиянье очевидно,

Но если тени пропадут,

Вдруг станет ничего не видно».

Марика задумалась. О чем пытается сказать эта надпись? Что нет белого без черного? О контрасте, который позволяет различить, что хорошо, а что плохо? О том, что если вокруг все станет хорошо, то пропадет истинная суть вещей — все перестанет восприниматься тем, чем должно?

Любопытно. И загадочно.

Она, словно опасаясь не успеть, быстро зашагала к следующей книге. Нужно узнать, что написано в остальных двух. Обязательно узнать.

На той странице, где сверху лежал знак цветка, обнаружилось следующее послание.

«Где стихнет Ветер, вступит Лотос,

Позволит Путь не потерять,

Глаза откроет спящий Хронос,

И время бег воротит вспять».

Здесь она не поняла ровным счетом ничего. Слова, вроде бы, ясны, а вот смысл ускользал. Ладно, заучит строки, попробует разобраться позже. И, бормоча только что прочитанное четверостишие себе под нос, Марика подошла к четвертой последней книге.

Здесь символ Крыльев. Или же это Врата?

Зашевелились в тишине губы; поползли по строкам пальцы.

«Один прервется. Быстротечно.

Увереннее голоса двоих,

Но чтобы звук прошел три мира,

Прошенье нужно…»

Тут она запнулась, не в силах разобрать последний символ — «от живых»? Там сказано «от живых»? Нет-нет, что-то другое… Марика зажмурилась, напряглась, пытаясь ухватить расползающийся в сознании ответ — правильный ответ, — и едва не застонала, чувствуя, что не выходит. Ну, давай же, сложись последнее слово! Пальцы застыли над знаками; ладонь дрожала.

— Четверых. Там сказано «четверых»! — выдохнула она секунду спустя с триумфом. — «Прошенье нужно четверых».

Стоило ей сложить текст со всех четырех книг воедино, как плита в центре засветилась; от нее вверх начали струиться лучи.

— Это же… — Зрачки непроизвольно расширились, а сердце перешло на галоп. От нахлынувшего вдруг осознания Марика вдруг начала дрожать, как осиновый лист, и все никак не могла закончить фразу. — Это же Источник Здоровья!

Прозвучавшая в воздухе фраза губительным образом повлияла на сон — окружение завращалось и принялось рассыпаться, тонуть в бурой пыли.

— Нет, только не это… еще не сейчас… я ведь не успела…

Марика попыталась задержать разрушающуюся на глазах картину, бросилась в центр воронки, но обо что-то запнулась и начала медленно падать — сползать в ничто, кружа посреди осколков восьмигранной плиты.

А затем вздрогнула и проснулась. Сжала пальцами край стеганого одеяла, повернулась на пружинистой кровати, посмотрела на бордовую в белый цветочек занавеску, сквозь которую светит луна и… застыла.

Создатель помоги ей!

Она проснулась не там. Не в палатке, где должна была, где спит сейчас.

Марика распахнула глаза, резко приняла вертикальное положение, свесила ноги на деревянный пол и от волнения почти полностью перестала соображать. Каким-то образом она знала (не предполагала, но зналасовершенно точно), что продолжает спать в палатке, там, на поляне в источнике, но почему-то одновременно пребывает здесь, у Майкла в коттедже, где ее по умолчанию не должно быть!

Все ощущалось до тошноты реальным: стены, пол, коттедж, темнота, которую можно потрогать, штаны на собственных ногах, край простыни, и вместо страха ее вдруг накрыл восторг — восторг призрака, вторгнувшегося в чужие владения сквозь стену.

Вот это да-а-а-а…

Чувствуя себя незваным гостем — не то волшебником, не то шпионом, — она встала с постели, подошла к двери и выглянула наружу, в безмолвный коридор. Осторожно, ожидая в любую минуту встретить хозяина дома, спустилась по ступеням, вышла в гостиную и замерла посреди комнаты, глядя на погасший камин.

Она в коттедже. Нет, спит в палатке. И в коттедже. Она пребывает одновременно в двух местах. Как такое может быть?

Наверное, что-то пошло не так… Начались погружения по слоям, путаница, раздвоение личности?

Надо проснуться. Надо срочно проснуться.

Марика сжала голову руками и напряглась.

Она должна проснуться!

И проснулась. В своей собственной постели, в спальне.

В квартире на восемнадцатом этаже.

Ощущая себя в полубреду, вновь выбралась из-под одеяла как была — в кофте и штанах — и долго смотрела на знакомые, но успевшие уже подзабыться стены.

Здесь она когда-то пила. Здесь часто кружила по комнате, продумывая сценарии. Здесь засыпала, мечтая о премиях и о том, чтобы что-то изменилось. Что-то глобальное, правильное. Здесь же легла спать перед тем, как отправиться утром на Биссонет, а после шагнуть в распахнутую бабкой дверь и очутиться на Магии.