Они поехали дальше и скоро достигли владений Изабель. Маркус остановился возле большого пруда, заросшего серебристыми ивами, склонившими головы до самой темно-зеленой воды, и спешился. И хотя место было совершенно безлюдное, кто-то, судя по всему, начал строить здесь дом – на берегу пруда возвышались обмазанные глиной стены.

– Иди сюда, – предложил Маркус, решив больше не срывать гнев на маленьком человечке, – я покажу тебе, как бросать камешки, чтобы они прыгали по воде.

Он швырнул несколько плоских камней, один за другим, наблюдая, как они запрыгали по гладкой поверхности.

– Как здорово! Дай, дай я попробую! – Колин подпрыгивал от нетерпения, совсем как ребенок; может быть, такому невинному существу и в самом деле неведомы плотские желания?

Камешек, брошенный Колином, сразу утонул, но он тут же поднял следующий и, закусив нижнюю губу, старательно начал овладевать новой игрой, всецело погрузившись в это занятие. С улыбкой наблюдая за ним, Маркус сел на землю, прислонившись спиной к дереву, и снял куртку. Скатав в валик, он подложил ее к себе под голову и, разморенный жарой, прикрыл глаза.

Должно быть, он моментально уснул, потому что ему сразу же начал сниться какой-то необычный сон. Как будто он, проснувшись, увидел достроенный дом возле пруда, а рядом с домом девушку, долговязую худощавую девушку с длинными черными волосами. Напевая что-то себе под нос, она собирала цветы. Из открытой двери домика доносилось жужжание веретена, на крыльце спал большой белый кот.

Маркус встал, и это движение, видимо, привлекло внимание девушки, потому что она выпрямилась и взглянула на него. Он увидел ее лицо – узкое, худое, даже, пожалуй, костистое, а на лбу поросшее волосами родимое пятно, увидел ее блестящие глаза и бледную кожу.

– Ты должен был прийти, – сказала она.

Эти слова почему-то так напугали Маркуса, что он сразу проснулся, на этот раз по-настоящему, и, тяжело дыша, сел. Колин, все еще швырявший камешки, обернулся и поглядел на него.

– Я уже научился, – сообщил он.

– Молодец, ты очень быстро освоил эту игру. – Маркус поднялся на ноги, с удивлением ощущая, как у него ноет все тело.

Колин с серьезным видом разглядывал его.

– Это заняло не так уж мало времени, – сказал он. – Посмотри, солнце уже садится.

Он был прав. Вода в пруду уже не блестела под прямыми солнечными лучами, а тускло мерцала и казалась совершенно неподвижной. Маркус взглянул на дом и вновь увидел недостроенные стены, без крыши и окон.

– Должно быть, я немного поспал.

– Да, хотя глаза у тебя были открыты. Ты все время смотрел.

– На что?

– На этот маленький домик.

– Там кто-нибудь был?

– Нет, никого. Мы все время были здесь только вдвоем.

Маркусу вдруг стало холодно.

– Пойдем отсюда. Становится прохладно. Пора домой.

– Мы вернемся сюда завтра?

– Нет, не стоит. Завтра поедем на речку, как обычно.

Они сели на лошадей и в молчании направились в Мэгфелд. Поднявшись на вершину холма, откуда уже хорошо был виден дворец, они увидели, как из его главных дверей вышли ярко и пышно разодетые мужчина и женщина. Фигура мужчины показалась Маркусу знакомой.

– Кто это? – спросил он. Колин прищурился.

– Пьер Шарден, брат Ориэль.

У Маркуса упало сердце. В последний раз он видел Пьера над истекающим кровью телом Джеймса Молешаля.

Не поднимая глаз на Роберта, Ориэль сглотнула и снова уставилась на пол.

– Скажи же что-нибудь! – нетерпеливо потребовал Шарден. – Ну же, девочка, не стой, будто ты проглотила язык! Пойдешь ли ты за брата архиепископа? – Не дожидаясь ответа, он продолжал: – Я даю тебе возможность отказаться, Ориэль, невзирая на твое обещание беспрекословно мне повиноваться. Почему я это делаю? Только потому, что считаю Колина де Стратфорда сумасшедшим лунатиком, вот почему.

– Это неправда.

– Что ты сказала?

– Он не сумасшедший, он просто большой ребенок.

Глаза Ориэль, обычно столь ясные и добрые, вдруг гневно засверкали, но она сразу же опять опустила их. Уже гораздо спокойнее Роберт примирительно уточнил:

– Значит, ты не находишь его отталкивающим? – Где-то в стороне от себя Роберт уловил движение обтянутой синим чулком ноги Маргарет, подающей дочери знак. Сделав вид, что он ничего не заметил, Шарден продолжал: – Если так, для нашей семьи будет большой честью породниться с самим архиепископом. – Он откашлялся. – Видишь ли, меня считают возможным кандидатом на пост шерифа графства. Когда настанет время делать выбор, Стратфорд может соответствующим образом повлиять на короля.

Роберт замолчал, и Ориэль мягко ответила:

– Отец, я благодарю вас за то, что вы дали мне возможность отказаться. Однако Колин очень добр, и я согласна выйти за него.

Выйдя из тени, заговорила Маргарет:

– Ты уверена в этом, Ориэль? Честолюбивые планы твоего отца ничто по сравнению с необходимостью прожить жизнь рядом с человеком, которого, по самым скромным меркам, нельзя назвать иначе, как неполноценным.

Роберт повернулся к жене, но Маргарет встретила его таким твердым взглядом, какого он не видел у нее ни разу в жизни. Шарден мельком подумал, что его жена превращается в женщину, с которой нельзя не считаться.

Наступившую тишину нарушила Ориэль:

– Нет нужды больше говорить об этом. Мне пора наконец выйти за кого-то замуж, и Колин не хуже всякого другого.

– В таком случае, я сейчас же поеду и сообщу им, – решил Роберт и отвернулся к окну, чтобы Маргарет не увидела на его лице борьбу эмоций.

Но ему не пришлось предаваться раздумьям, ибо его внимание привлекла необычная кавалькада, приближавшаяся к замку. В сопровождении нескольких верховых рука об руку ехали разряженные в пух и прах его сын Пьер и Джулиана де Молешаль.

Даже на расстоянии Роберту было видно, что одежда Пьера сшита из самой дорогой ткани и украшена бриллиантами, а на голове Джулианы развевается расшитая золотом вуаль.

– Господи спаси, это еще что? – изумился Роберт, в то время как Маргарет и Ориэль, позабыв о только что закончившейся дискуссии, с не меньшим удивлением смотрели в окно.

– Так вот, значит, где он пропадал! – со злостью заметила Маргарет.

– Утешал несчастную мать! – в тон ей отозвался Роберт.

Процессия миновала подвесной мост, и вскоре из холла послышался пронзительно-возбужденный голос Пьера:

– Где мой отец?

– Здесь, здесь, – крикнул Роберт, перегнувшись через перила. – Где, интересно знать, тебя черти носили? – Он делал вид, будто не замечает Джулианы, семенившей за Пьером.

– Сэр! – драматически произнес Пьер и, решив держаться соответствующим образом, бросился перед отцом на колени.

– Встань, встань сейчас же! – сердито приказал Роберт, но пришел в ужас, увидев, как Джулиана, в свою очередь, опустилась на колени рядом с его сыном.

– Мы просим вашего благословения, отец, – сладким голосом произнес Пьер.

– Помилуй нас, Господи! – возопил Роберт. – Что ты еще натворил?

– Я женился, сэр. Женился!

– Ушам своим не верю! – воскликнула Маргарет. – Мадам, позвольте узнать, что здесь происходит?

Вместо ответа Джулиана, тяжело поднявшись на ноги, бросилась к Маргарет, взывая:

– Матушка! Матушка!

Роберт тяжело осел на ступеньку.

– Коггер, принеси мне вина! Единственное, что мне остается, чтобы перенести все это – как следует выпить.

Широко раскрыв глаза, Ориэль обратилась к матери:

– Неужели Джулиана теперь действительно моя невестка?

– Да, да, именно так, – подтвердил Пьер, поднимаясь на ноги и трепля сестру по голове скорее безжалостно, чем нежно. – Вчера у нас побывал священник, мы обвенчаны, наш брак скреплен как полагается, и мы уже побывали с визитом у архиепископа. Все, что нам нужно, чтобы окончательно подтвердить наше счастье – это ваше благословение.

Он вызывающе смотрел на Роберта, как бы говоря: «Да, я сделал это! Я женился на богатстве Молешалей, и можешь отправляться к черту, если тебе это не по вкусу!» Но губы Пьера продолжали победно улыбаться, в то время как Джулиана неуклюже приседала перед своими новоявленными свекрами.