Младенец мирно спал, и, уложив его в колыбель, Стратфорд вернулся туда, где до него молился Томас Бекет.

– Господи, прости мне эту смерть, – молился он. – Так было нужно для будущего Господи, позаботься о том, чтобы оба они – и Маркус, и Ориэль – обрели покой.

Встав, он прошел в большую церковь и там молился вместе со всеми – за тех, кто уже ушел, и за всех, кто остался и кому еще предстояло страдать.

С вершины Бэйнденекого холма можно было разглядеть приближающуюся к дому высокую худощавую фигуру. Издалека трудно было определить, мужчина это или женщина, но при резком повороте головы по плечам рассыпались густые длинные черные волосы, и стало ясно, что это молодая женщина идет по тропинке, подоткнув юбку, с корзинкой в руке, срывая длинными пальцами цветы и что-то напевая.

Поравнявшись с домом, девушка помахала рукой, но, не дождавшись ответа, продолжала путь в сторону Мэгфилда. Тропинка круто пошла вверх, и девушка слегка замедлила шаги, но не стала останавливаться, когда женщина, стоявшая в дверях одного из домиков с младенцем на руках, окликнула ее: «Доброе утро, Дженна!» Наконец, слегка запыхавшись, девушка достигла вершины холма, откуда открывался вид на всю деревню, и на мгновение остановилась. Широкая проселочная дорога, делившая деревню пополам и исполнявшая роль центральной улицы, вела к красивому дому, построенному для сэра Томаса Грэхема тридцать четыре года назад, в 1575 году. Это жилище выглядело гораздо более импозантно, чем старый Мэгфилдский замок, оказавшийся теперь не много в стороне от основной дороги.

Пройдя под аркой ворот, Дженна обогнула дворец и направилась в сторону кухонь. Из распахнутых дверей доносились обычные утренние запахи свежеиспеченного хлеба, парного мяса, только что достав ленной во дворец рыбы. Войдя внутрь, Дженна взяла в руки острый нож и без промедления атаковала гору лежавших на деревянной доске овощей. Попав в привычную обстановку, она успокоилась и почувствовала себя счастливой. Атмосфера Мэгфилдского дворца всегда так действовала на нее; самым ранним ее воспоминанием было то, как, сидя на плече у отца, она запрокидывает голову, чтобы полюбоваться аркой ворот. Дженна очень хорошо помнила, какая буря всколыхнулась у нес в душе, когда она впервые увидела благородные очертания каменных стен бывшей резиденции архиепископов Кентерберийских. Ни тогда, ни сейчас она не способна была объяснить это чувство – чувство неразрывной внутренней связи с этим строением.

Долгое время эта и другие странности в поведении Дженны оставались предметом семейных шуток, до тех пор, пока ее мать, лежа на смертном одре, не шепнула отцу: «Не повторяй того, что говорит девочка. Вспомни Алису». Упоминание о его покойной тетке заставило Даниэля Кэсслоу замолчать.

Отец часто рассказывал Дженне, как, будучи маленьким мальчиком, он вместе с другими жителями деревни стоял у дороги, наблюдая прибытие королевы, приехавшей навестить своего придворного сэра Томаса Грэхема. Как, вместе со всеми, он подпрыгивал, кричал и махал руками, как высокая, сверкающая драгоценными камнями женщина повернулась, чтобы взглянуть на своих смиренных верноподданных, показав им бледное напудренное лицо, странно контрастировавшее с рыжими, усыпанными жемчугом волосами. Даниэль клялся, что синие острые глаза королевы выделили его из толпы и остановились на нем, и что он успел разглядеть в них силу и уверенность, позволившие ей так долго и мудро править Англией. Но теперь век славной королевы Елизаветы кончился, и вот уже шестой год на английском троне сидел шотландец, король Джеймс.

Раздавшийся грохот оторвал Дженну от мыслей о великой королеве-девственнице, ночевавшей в спальне, где когда-то жили принесшие обет безбрачия архиепископы. Девушка бросилась на помощь подруге, стоявшей на коленях посреди рассыпанных столовых приборов.

– Ты поставила на скамеечку чересчур тяжелый поднос, вот она и сломалась, – назидательно произнес старший повар. – Пожалуй, следует тебя нака ать.

Но другой голос возразил:

– Здесь сейчас Бенджамин Мист, он ремонтирует стул из гостиной миледи. Отнесите ему скамеечку, пусть починит.

При одном упоминании имени молодого плотника руки Дженны задрожали, а сердце забилось быстрее. Ее щеки порозовели, и девушка низко наклонила голову, чтобы никто не заметил ее изменившегося лица. Достаточно было известия о том, что они с Бенджамином находятся под одной крышей, чтобы так взволновать Дженну – ибо, сколько она себя помнила, она была влюблена в Бенджамина Миста.

Даже когда они оба были детьми, ее тянуло к нему, но вместе с пробудившейся женственностью к Дженне пришло понимание того, что это не просто дружеская привязанность. Она любила его, любила так страстно и неистово, что порой дикая и необузданная сторона ее натуры одерживала верх, толкая на безрассудные поступки, как, например, в тот раз, когда Бенджамин поехал на ярмарку вместе с Деборой Вестон. Дженна подкараулила соперницу и столкнула ее в ручей возле Кокин-Милл.

К счастью, все закончилось сравнительно благополучно: Дебора отделалась простудой, а Дженна – нагоняем и ремнем Даниэля, но с тех пор Бенджамин начал избегать ее. При ее приближении взгляд мечтательных и немного сонных глаз плотника становился твердым и колючим, а несколько раз при виде Дженны он сворачивал в сторону, лишь бы уклониться от встречи. Поэтому сейчас она с готовностью предложила:

– Может быть, я отнесу скамейку, пока он не ушел? Где он работает?

– В конюшне. Но не вздумай тратить время на болтовню. Дел по горло, и миледи будет вне себя, если мы не управимся к возвращению сэра Томаса.

– Я только на минутку, – заверила Дженна, подхватив сломанную табуретку и торопясь выскользнуть за дверь, пока повар не передумал.

Утренняя прохлада и свежесть уже рассеялись, яркое весеннее солнце окрасило каменные стены в розовый цвет. Дженна остановилась возле конюшни и прислушалась. Из крайней двери доносился равно мерный стук молотка, и сразу же в такт ему забилось сердце Дженны. Ладони девушки увлажнились, она нерешительно двинулась вперед и остановилась в дверях, чтобы потихоньку полюбоваться своим избранником, пока он ее не заметил.

Бенджамин стоял спиной к ней на коленях. Перед ним лежал любимый резной стул леди Мэй. Дженна замерла, в восторге глядя на небольшие ловкие руки, некрупную, но крепкую и гибкую фигуру Миста, на завитки блестящих каштановых волос, опускавшихся на шею.

Дженну захлестнул такой мощный порыв любви, что из ее груди вырвался звук, похожий на рыдание. Бенджамин обернулся, доброжелательно улыбаясь, но когда он разглядел, кто это, улыбка сразу померкла.

– А, это ты, Дженна, – равнодушно произнес плотник.

Дженне показалось, что она видит себя со стороны – раскрасневшуюся, неловкую, высокую, худую, с растрепанными черными волосами.

– Извини, что побеспокоила, Бенджамин. Просто у нас на кухне сломалась табуретка, и старший повар послал меня узнать, сможешь ли ты ее починить.

Бенджамин встал и обтер ладони о штаны.

– Ну-ка, дай взглянуть.

Шагнув вперед, Дженна вручила ему табуретку, беспокоясь в этот момент только о том, что ее необычно высокий для женщины рост может показаться гигантским мужчине среднего телосложения.

– Да, это легко исправить, – сказал Бенджамин, повертев в руках обломки.

Дженна замешкалась, чувствуя, что плотник хочет, чтобы она ушла, но не желая сдаваться.

– Как раз вчера мой отец жаловался, что давно тебя не видел. Он велел узнать, может, ты захочешь как-нибудь зайти поужинать с нами.

Бенджамин молчал так долго, что, если бы на его месте был кто-либо другой, Дженна уже вспылила бы. Наконец он ответил.

– Хорошо. Передай Даниэлю, что я благодарю его за приглашение и зайду как-нибудь на днях.

– Завтра? – настаивала Дженна. – Или послезавтра? Когда?