Евгений не стал никого собирать, а просто зло подумал: «Теперь с военными будем работать, только если на коленях приползут!».

Больше всех в этом мире преуспевают неторопливые люди. Ну, и, наверное, молчаливые. Первые — из-за того, что не успевают делать глупости, а вторые — потому, что не говорят гадости другим. Кроме прочего — им, обычно, никто не завидует. Счастливы ли они при этом — неизвестно, никто у них не спрашивал. Да и вообще, счастье — быстро проходящая штука, особенно с возрастом.

После напрасно потраченных усилий с военным министерством, Аркадьев приказал Костовичу вести постройку и испытания самолета без огласки, пока не будет достигнут надежный результат. Так как строили уже улучшенный вариант, то первая же попытка взлета едва не закончилась катастрофой. Началась кропотливая и неторопливая работа по улучшению конструкции. Дело шло довольно медленно в силу того, что самолетом мог заниматься только Костович, а у остальных инженеров хватало забот. Аркадьев нарочно не форсировал испытания из-за нехватки средств и неясности с перспективами.

Зато до зимы они сумели изготовить двухцилиндровый нефтяной двигатель с воспламенением от сжатия мощностью 20 л.с. и испытали его на небольшом катере. Это была большая удача, к.п. д нового двигателя в два раза превышал паровые машины. Хуже было то, что основные детали, особенно литые, приходилось заказывать на заводе Нобеля, хозяин которого очень внимательно следил за деятельностью «Русского двигателя».

Людвиг Нобель сумел на заводе своего отца развернуть производство самых сложных изделий, в том числе для армии. Особенно быстро производство начало развиваться после создания нефтяной компании «Товарищество Братьев Нобель», захватившей большую часть нефтедобычи и переработки нефти в России. Они сумели вытеснить конкурентов из Европы по продаже керосина. Все оборудование для добычи и перекачки нефти изготавливали на заводе в Петербурге, достигнув высочайшего технического уровня в России, вполне конкурентного с оборудованием из Германии.

С самого начала «Русский двигатель» тесно сотрудничал с заводом Нобеля и продавал им значительную часть двигателей для привода нефтяных насосов. Присс через знакомого инженера сумел разведать, что Людвиг Нобель собирается приобрести привилегию на «нефтяной» двигатель и полностью производить для своих нужд и всей Европы. Причем, как сказал этот инженер, он готов заплатить «любые деньги».

Аркадьев ожидал примерно такой сценарий, хотя больше надеялся на немецкие компании — патент на свои двигатели ему удалось получить через суд и в Германии. Евгений уже понимал, что на своем заводе не сможет наладить серийное производство «нефтянок» — слишком много денег нужно вложить и очень долго ждать отдачи. Зато бензиновые двигатели получались отлично и собственными силами, а ставили их на свою же продукцию: автомобили и мотоциклы, да и на самолеты. Продать патент и привилегию на «нефтяной» двигатель стало идеей фикс для Аркадьева, но делится этим с соратниками он не спешил, ожидая первых шагов от покупателей.

Новый 1885 год справляли по привычной схеме, но в этот раз пригласили и всех молодых инженеров с семьями. Из-за этого праздник получился слишком шумным, но закончили его задолго до полуночи, что всем женщинам особенно понравилось, естественно, кроме совсем уж молодых. И, хотя, Серафиму трудно было отнести к возрастным женщинам, она тоже с удовольствием уехала с мужем до полуночи в свою просторную, но такую уютную квартиру. Екатерина, как обычно, была главной заводилой вечера, но очень тщательно следила, чтобы не остаться с Аркадьевым наедине, а в конце хотела попросить Аркадьевых подвезти ее до квартиры, но, неожиданно, ее законный муж Мошков вызвался проводить. Это вызвало череду ехидных шуток со стороны друзей.

Аркадьев был уверен, что до Рождества не произойдет ничего интересного, но неожиданно 3 января на завод приехал сам Людвиг Эммануилович Нобель, предварительно договорившись о встрече. Время было обеденное и Евгений организовал небольшой стол с закусками и вином. Пока его накрывали Аркадьев рассматривал шведа. Приятный мужчина 50 лет с чисто русской растительностью на лице, не производил впечатление жесткого капиталиста, а, скорее, инженера-изобретателя, что и соответствовало действительности. Видимо, его несколько смущала молодость Аркадьева и его графский титул, но они уже работали вместе четыре года, поэтому все недомолвки между ними были решены. Друзьями они, конечно, не стали, но взаимную выгоду соблюдали свято.

— Вы, Евгений Львович, вроде раньше не употребляли вина или я отстал от жизни?

— Что вы, что вы, Людвиг Эммануилович! Держу сухой закон, как и на заводе, но с лучшим промышленником России можно и пригубить хорошего вина, — простодушно польстил Евгений, ожидая начала основного разговора.

— Ну-ну, ваше сиятельство, — хитро улыбаясь сказал Нобель. — Жизнь показывает, что именно вы прочно уселись на локомотив прогресса.

— Есть немного, но ведь половину деталей для наших игрушек делают на вашем заводе. К взаимной выгоде, да?

— Разумеется. Однако у вас такая номенклатура оригинальнейших изделий, что трудно будет долго держать по всем мировой уровень, да и денег нужно много.

— Согласен, Людвиг Эммануилович, совсем я зашился, — притворно вздохнул Евгений. — Надо бы расширяться, но все разработки еще сырые — их доводить и доводить. Годы уйдут, разве что поделится с кем-нибудь привилегией, но найдется ли охотник рисковать? — И Аркадьев в упор взглянул в глаза Нобеля.

— Сколько же вы, например, захотите за нефтяной двигатель? — очень безразличным тоном произнес тот, поигрывая вилкой в руке.

— Странно, что вы спросили именно о самом моем любимом детище. Трудно даже представить ему цену, — протянул Евгений, подняв глаза к потолку.

— Пятьсот тысяч рублей, — ледяным тоном отрубил Нобель.

— Ну, за семьсот тысяч я готов поторговаться, хотя, признаюсь, от души отрываю, — очень нежно сказал Евгений, как бы не слыша собеседника.

— Шестьсот пятьдесят, и господина Мошкова на два месяца ко мне на завод — наладить процесс.

— Лучшего специалиста отдать на два месяца? Побойтесь бога, Людвиг Эммануилович! Максимум, на месяц и премию ему вы оплатите, если хорошо поработает.

— Да, Евгений Львович, хватка у вас — нечего возразить.

— Дорогой, Людвиг Эммануилович, нам же еще долго рядом работать, давайте помогать друг другу.

И Аркадьев поднял рюмку, сохраняя наивное выражение лица, однако подумал несколько жестче: «У вас, братьев, денег до хрена от нефти и динамита, а нам надо ездить и летать!».

Александр Мошков, после разделения функций инженеров и получения в свое распоряжение цеха двигателей, забыл про свободное время, чему и был очень доволен. У него в подчинении теперь было три инженера, которые горели желанием показать себя. Больше всего отнимала времени доводка двигателя для самолета, поэтому успешное испытание нефтяного двигателя прошло довольно буднично: просто потому, что кроме небольших судов пока никто не знал, куда их применить; бензиновые были и удобнее, и компактнее. Уже тогда Александр признался себе, что на двигатели с воспламенением от сжатия надо садить отдельную группу и экспериментальный цех.

— Да, я тоже чувствую, что все не потянем, — задумчиво сказал директор. — А может продать привилегию?

— Жалко, только, если за хорошие деньги, или войти в долю с кем-нибудь, — предложил Мошков.

— Да? А ты видишь их перспективу, кроме судостроения? А вот туда я соваться и не хочу — там такие монстры, что проглотят и не заметят.

Разговор этот прошел давно и Александр оставался в неведении относительно планов Аркадьева, продолжая работы по всем направлениям.

За последний год он сильно изменился, хотя окружающие этого не замечали. Ему вдруг открылись ранее не знакомые радости жизни, и он с удовольствием по выходным бродил по лесам в окрестностях Питера, невзирая на погоду. Даже нечастые праздники внутри их круга друзей он уже воспринимал благожелательней. Очередной Новый Год в заводоуправлении прошел шумно и весело, однако Александр с нетерпением ожидал встречи с Катериной, которую не видел больше двух месяцев. Как он себя не убеждал в чисто приятельских отношениях, симпатия к ней как к женщине заслоняла постепенно все остальное.