Его разбудил голос матери. Несправедливо, ведь сегодня суббота!

— Гарри! Вставай, солнце на дворе! Ты обещал отцу убрать листья до трансляции футбольного матча! Пошевеливайся!

— Хорошо! — пробормотал он, а про себя добавил пару неприятных слов.

Гарретт свесил длинные ноги с края кровати, потянулся, зевнул, влез в голубые джинсы, школьный свитер и пошел в ванную умываться. Из зеркала на него смотрело лицо подростка. Гарри изучил парочку наметившихся прыщей, а потом вычистил зубы и поднял воском слегка опавшую «платформу» на голове. Мама суетилась на кухне, в фартуке и халате, накрывая на стол. Гарри сел и быстро осушил стакан апельсинового сока.

— Отец вернется завтра из Вашингтона после церковной службы, — напомнила она. — И он очень хотел видеть чистый газон, без всяких листьев.

— Вычищу перед крыльцом. — Ларкин тщательно полил сиропом каждый блинчик на тарелке.

— Ты обещал, что уберешь везде.

— Но, мама! Листья-то падают. Надо всего-то сгрести их под клены. — Он расправился с сосисками.

— Жуй тщательнее, — проворчала мать.

Стояло прекрасное октябрьское утро: воздух прохладен и свеж, а небо голубое и безоблачное. Ощущая приятную сытость, Гарри набросился на золотые листья, собирая их в закрученные кучи дребезжащими граблями. Блэки, старая белая собачонка, покачиваясь, заняла теплое место, наблюдая за работой хозяина. Скоро она утомилась и заснула.

Гарри начал с основания розово-мраморного фасада дома, выдирая листья из-под кустов, скатывая их в валики, проходя под кленами и вытаскивая на тротуар. На Кедровой улице сегодня почти не было движения, а редкие, с шумом проезжавшие машины посылали спирали листьев высоко в небо. Работа спорилась быстрее, чем предполагал мальчик, и возможно, ему хватило бы времени убрать оставшуюся часть двора до ланча.

— Блэки, в этой работе смысла — ноль, — заявил он собаке. — Нападает еще больше.

Та принялась сочувственно вилять хвостом, и Гарри остановился, гладя ее по голове. Подумал, сколько лет ей еще осталось, и понадеялся, что это случится после его отъезда в колледж.

Гарри поджег кучу, аккуратно сложенную у кромки тротуара. Через несколько минут она вся заполыхала, и октябрьский день наполнился приятным ароматом горящей листвы. Мальчик подошел к дому и взялся за садовый шланг — на всякий случай. От работы Гарри вспотел и решил попить прямо из-под крана.

Стоя рядом с розовой мраморной стеной и держа шланг у рта, Ларкин неожиданно взглянул в синее небо.

Естественно, вспышки он не увидел…

На Кедровой улице больше нет кедров, только ряды обугленных пеньков. Листьев тоже нет, вместо них — сырая каша пепла. Нет и голубого октябрьского неба. Его заменила мертвая серость долгой ядерной зимы.

Здание теперь — всего лишь обугленное воспоминание. Но одна стена, облицованная мрамором, стоит, и в камень впечатан черный силуэт мальчика, уверенно смотрящего вверх.

Серый ветер порывами обдувает мертвую пустошь, а выжженный скелет дома на Кедровой улице все еще скорбит об утрате тех, кто его любил и кого любил он…

Спи крепко, Гарри Ларкин, и пусть тебе снятся сны. Обо всех мужчинах, которыми ты мог стать. О мире, который мог быть. О людях, которые могли жить. Но никогда не будут из-за октябрьского дня 1962 года.

Я не смог уберечь тебя при жизни. Но в смерти буду хранить твою душу и твои сны, пока стоит эта стена.

— Никак не могу найти эту деревню на карте, — посетовал Рич, разглаживая на металлической столешнице карту, всю в кофейных пятнах.

— Да не волнуйся ты, — успокоила его Мэгги и, прищурившись, взглянула на Калифорнийский залив. Пеликан миновал линию прибоя и нырнул в бирюзовую воду.

— Мне здесь не нравится, — буркнул Рич. Наклонившись к Мэгги и Питеру, он прошептал: — По-моему, они все так бедны…

Мэгги сконцентрировалась на бокале пива, чтобы не съязвить. Не следовало брать его с собой в эту поездку! Рич мог идти только проторенной дорожкой, и они больше двух недель провели среди пыльных туристских достопримечательностей. Он не доверял официантам, которые не говорили по-английски, и бледнел при виде грязных детей.

Питер бросил быстрый взгляд на Мэгги. Она поставила на стол свой бокал и раздавила о край ломтик лимона. Жаль, что здесь нет лайма… Конечно, она знала: им повезло, что они вообще нашли ресторан и номера в отеле. Никаких сомнений — в это место вряд ли забредали туристы.

— Жаль, что я не могу ничего сделать для этих бедных, оборванных детей, — вздохнул Рич, тревожно озираясь.

Мэгги испустила вздох. Питер, глядя на нее, покачал головой.

— Если ты думаешь, что они бедны, дай им денег, — предложила она. — Или облей их водой из ведра. Может, тогда они перестанут быть такими грязными.

— Не надо так говорить, — вмешался Питер.

Рич отодвинулся от стола.

— Наверное, здорово быть такой бесстрашной, Мэгги.

Он поднялся и зашагал прочь от ресторана. Остановился на обочине разбитой дороги, ведущей к центру деревни. Проехавший мимо грузовик обдал его пылью.

— Надеюсь, он в состоянии найти дорогу в отель, — сказал Питер. — Он ничего не может с собой поделать, Мэгги. Развод действительно его подкосил.

К столику подбежали двое мальчишек: один тащил ведро с грязной водой, второй — скребок для мытья стекол.

— Окна! Окна! — хором кричали они.

«Хорошо, что Рич ушел, — подумала Мэгги. — Эти пацаны напугали бы его до смерти».

Мэгги кивнула мальчикам, и они бросились к синему фургону Питера мыть окна.

— Твой брат всегда был таким, — возразила Мэгги. — Он всего боится!

— Он вел замкнутую жизнь, — пытался оправдать брата Питер. — От Анн-Арбора [30]далеко до Мексики.

Мэгги пожала плечами, откинулась на спинку стула и закрыла глаза, подставив лицо ласковым лучам солнца. Шум катившихся по песку волн успокаивал ее. Это же отпуск. Она останется здесь на несколько дней, что бы там ни думал Рич.

Закончив с окнами, мальчишки подбежали к столику. Мэгги, выуживая из кармана джинсов мелочь, взглянула на машину: пыльные стенки фургона были испещрены полосками стекавшей с окон воды. Она отдала ребятам деньги, и те исчезли.