— Я считаю, что всё прошло хорошо, — сказала она, бросая сумку на диван.

— Каждый раз, когда ты не разрушаешь здания и не убиваешь кого-то, проходит хорошо.

Харвестер фыркнула.

— Я не настолько плоха.

— Ты становишься лучше, — заявил он. — Уже несколько месяцев не убивала ни оного ангела.

— Видишь? Прогресс. — Она поднялась на цыпочки и игриво поцеловала его, подготавливая к теме, которую собиралась затронуть. Она ещё не хотела говорить с ним, но, чёрт побери, он читал её, как древний текст из библиотеки Акаши. — Что скажешь, если я налью пару бокалов шампанского и мы прыгнем в горячий источник?

Их роскошная ванна, вырезанная из хрусталя и подпитываемая естественным источником, выходила на величественные Голубые горы Тринити. В бытность падшего ангела Харвестер провела тысячи лет во мраке ада, и теперь пользовалась любой возможностью окунуться в великолепие небес.

Ривер нахмурился.

— Ты что, забыла? Мы должны быть у Ресефа и Джиллиан через пять минут.

Дерьмо. Она совсем забыла. Или, может, не хотела запоминать.

— Почему мы снова согласились прийти?

— Потому что Джиллиан сказала, что со связью с Трекером происходит что-то странное.

А, ну да. Она смутно помнила, как Ривер говорил ей, что связь, которую Харвестер передала Джиллиан, начала шалить. Связь Джиллиан с оборотнем по имени Трекер не предназначалась для людей, поэтому неудивительно, что у Джиллиан случались глюки.

— Проклятье, — выдохнула она.

Ривер схватил её за руку.

— Эй, серьезно. В чём дело? Это связанное с Ресефом?

В точку. Она просто ненавидела обсуждать Четырёх Всадников с Ривером. Он всегда принимал их сторону, а не её, и, как их отец, был чересчур заботлив и слеп к их недостаткам. Может, потому, что до недавнего времени даже не знал, что они его дети, и чувство вины, вероятно, сыграло роль в его чувствах к ним.

— Просто… — Она расправила плечи и выдала: — У меня такое чувство, что он собирается сделать какую-нибудь глупость

Ривер скептически выгнул бровь.

— Ты это постоянно говоришь. — Да, говорила. Но сейчас всё иначе.

— Это не чутьё наблюдателя. И не склонность быть злой мачехой. — Она любила Всадников, но так было не всегда. И это чувство, как правило, было взаимным.

Её отношения с Ресефом были особенно сложными, учитывая, что после того, как печать Ресефа сломалась, и он стал Мором, мучил и оскорблял её, как никто другой за всё время бытия ангелом, потом падшим ангелом, а теперь снова ангелом.

— Ладно, и что же, по-твоему, он собирается сделать? — Ривер скрестил руки на груди, переходя в режим чрезмерно заботливого отца. — Что-то такое, за что ты его накажешь?

— Могу только надеяться, — пошутила она. По большей части. — И я понятия не имею. Как я уже сказала, у меня просто такое ощущение.

— Хорошо, — сказал он, беря её за руку. — Давай попробуем что-то выяснить. Просто постарайся не раздражать его.

— Я? Пф-ф-ф. Никогда.

Он проигнорировал это, и через мгновение они стояли у двери домика Джиллиан и Ресефа в Колорадо, где Джиллиан встретила их с улыбкой и коктейлем «Мимоза». Ах, человеческая женщина так хорошо знала Харвестер.

— Спасибо, что пришли, — сказала Джиллиан, закрывая дверь. На ней были джинсы и светло-зелёный свитер — идеальный наряд для холодной осенней погоды. Тёмные волосы едва касались плеч. Одну сторону она заколола, и была очаровательна, умна и чувственна — полная противоположность мерзким женщинам, с которыми Ресеф имел дело в прошлом. Джиллиан — лучшее, что случалась с Ресефом, и Харвестер поклялась, что если он испортит отношения со своей парой, Харвестер поджарит его небесной бурей, от которой будут десятилетия оправляться.

— Привет. — Ресеф, облачённый в доспехи, а белокурые волосы стянуты кожаным ремешком на затылке, вышел из спальни. — Жаль, что не могу остаться, мне нужно идти.

— Я что-то натворила? — спросила Харвестер.

Ресеф перевёл на неё взгляд голубых глаз, которые обычно искрились озорством и юмором, но сейчас они были налиты кровью и покрытые тенями. Прежде чем Харвестер стала небесным Наблюдателем Всадников, она была их Наблюдателем от Шеула, и узнала этот взгляд. Чума где-то на планете притягивала Ресефа так сильно, что это причиняло боль. Он мог сопротивляться, но недолго, и если облачался в броню, направлялся к вспышке.

Его голос был хриплым и дрожащим от усталости и боли.

— Что, думаешь, мне нужно идти только потому, что ты в прошлом месяце прокляла меня хилешийской обжигающей спермой?

Весело. Очень весело.

— Тебе просто повезло, и я не решила, что она должна быть ещё и вязкой.

— А почему бы и нет, чёрт возьми? — Он вытащил меч из ножен, чтобы проверить лезвие. — Нарывов и шелушащихся ожогов мало, да?

Харвестер глотнула коктейль.

— Мне очень нравится Джиллиан, и я не хочу её расстраивать.

Ресеф ахнул.

— Расстраивать Джиллиан?

— Кх-кхм. — Ривер мягко откашлялся, а значит, был чертовски раздражён и сдерживался. Да, но когда он вмешивался в её дела Наблюдателя, ей тоже приходилось сдерживать раздражение. — Ты одарила его демоническим венерическим заболеванием?

— Ой, успокойся, — вздохнула она. — Это наказание Наблюдателя, и очень мягкое. Оно же недолго было, прошло часов через двенадцать, да?

— Пятнадцать. С половиной. И моча была похожа на кислоту следующие три дня — проворчал Ресеф, засовывая меч в ножны. Он повернулся к Джиллиан, и заговорил мягче. — Мне пора, Джилли. — Он притянул её к себе и поцеловал так долго, что Харвестер и Ривер отвернулись. — Буду скучать по тебе.

С этими словами он вышел на улицу и призвал ворота, чтобы отправиться на место.

— В Китае чума, — объяснила Джиллиан. — Он сопротивлялся, но мы оба знали, что он не может ждать ещё час, не говоря уже о дне.

Как Всадника, связанного с болезнями и чумой, Ресефа тянуло к вспышкам болезни, так же как его сестру Лимос тянуло к голоду, Ареса к войне, а Танатоса к смерти. Бедный Танатос страдал хуже всех, так как смерть — результат болезней, голода и войны, поэтому он часто посещал те же места, что и его братья и сестра.

— Не слышал об этой чуме, — сказал Ривер. — Проверю её, пока вы тут разбираетесь. Встретимся в нашей новой квартире. — Он исчез, оставив Харвестер с Джиллиан.

— Прости за огненную сперму, — произнесла Харвестер. — Тебя мне жаль, а вот Ресеф заслужил.

Джиллиан скептически посмотрела на неё.

— Разве?

Харвестер пожала плечами.

— Он убил демона, который находился под защитой Мемитима. По правде говоря, я отнеслась к нему снисходительно. — Она отпила ещё мимозы. — А теперь давай разберёмся с твоей проблемой. Что происходит со связью?

— Я привыкла чувствовать, когда Трекеру больно. — Джиллиан посмотрела в окно на маленькую хижину, которую они с Ресефом построили для оборотня. — Но во время последнего полнолуния, когда он перекинулся, начал драться с другими оборотнями и чуть не умер от потери крови. Я ничего не почувствовала.

— Да? — Харвестер поставила стакан и прижала ладонь к груди Джиллиан. Закрыв глаза, она нащупала энергетическую сигнатуру, которая была уникальна как для Джиллиан, так и для Трекера, и как только нашла, увидела, что одна из «нитей», как она их называла, истрепалась. Ударом энергии она восстановила нить.

— Вот, я всё исправила. Дай мне знать, если это случится снова.

— Уверена, что связь нельзя разрушить?

— Мы уже говорили об этом, — напомнил ей Харвестер. — Связь — это часть Трекера. Разрушение связи убьёт его самого. Её можно только передать. Хочешь её кому-то передать?

— Нет. — Джиллиан вновь посмотрела в окно. Трекер убирал листья на улице. Он никогда не сидел, сложа руки — черта, присущая всем рабам с младенчества. — Я просто хочу, чтобы он был счастлив.

— А ты?

Джиллиан моргнула и посмотрела на Харвестер.

— Что? Рада, что у меня есть Трекер?

— Вообще рада?

Что-то в выражении лица Джиллиан пробудило тревогу, но это исчезло так же быстро, как и появилось.