Народ ликовал.

— А трагичный, потому что моего мужа больше нет, — Иэнель сглотнула горький ком, застрявший в горле, но вздернув подбородок, гордо продолжила, — И до того момента, пока вы сами не выберете себе правителя и совет, я на короткое время займу его место. Вот мои советники — она обернулась за спину, — вы их прекрасно знаете.

Также, завтра на этой площади состоится казнь двоих предателей. Бывшего заместителя бывшего императора Рахнарда — Ремерда — самовольно захватившего власть в Дайонаре и Кейрана Этельгри — светлого айна и предателя короля и лордов Айданара.

По площади пронесся вздох удивления.

— Да, они оба изменники. Ремерд предал свой народ, а Кейран еще и убийца. Убийца моего мужа, перешедший на сторону самозванца.

Как видите, разница между нашими народами минимальна. Лжецы и подонки не имеют расовых различий.

Казнь состоится в полдень и на нее запрещается приводить детей младше четырнадцати лет. И это еще один новый закон. Детям не стоит на это смотреть.

В толпе послышалось возмущение. Испокон времен на казни водили детей. Как им еще развлекаться-то?

— Для тетей праздник будет позже. Устроим его в Дни Долгой Зимы — заверила Иэнель.

Усталая, удалилась с балкона и заперлась в свой комнате, дав возможность советникам отвечать на вопросы толпы.

***

На казнь, казалось, собрался весь город. Были открыты двухсторонние окна связи в другие дистрикты, кто подал заявку на просмотр. В крупных городах, таких как Гродж, Ролт и Чхе тоже казнили преступников. Но то, что в дайонаре казнят «белого» было беспрецедентно.

За ночь на главной площади наскоро соорудили помост и теперь вокруг собирался народ. Как полагается спонтанно возник базар, и самые азартные собирали ставки на то, кто дольше продержится Кейран или Ремерд.

— Ты считаешь правомерно казнить Кейрана, светлого айна на потеху черни? — возмущалась Уна-Фиори. Она нервно ходила из угла в угол и ломая пальцы, с ужасом смотрела за окно на почти готовую виселицу.

В комнате были она, ее троюродная сестра Майрет, Эндвид, Иэнель и Ламерт. Спать сегодня никто так и не лег. Иэнель не могла после нервного потрясения, Эндвид и Ламерт ввиду множества дел, а сестры только что пришли порталом, но тоже выглядели усталыми.

— А что ты предлагаешь, спустить все ему с рук? Бедный де, мальчик не ведал что творил. Так что ли? — рявкнул Эндвид резко обернувшись к ней, — Я тут еще навел справки и выяснил, что примерно две весны назад он купил у дайнов яд рахадаларского скорпиона. А через некоторое время умер Артир Сарегри. Лучший друг и помощник его отца если что.

Этот яд действует медленно и незаметно даже для магии, и таким образом он смог отравить Артира, что проворачивать свои делишки.

Дарн — сын покойного сказал мне, что тот был слишком крепок и полон сил, чтобы умереть так внезапно от какого-то там сердечного приступа.

— Это всего лишь домыслы — парировала Уна, — А не доказанный факт.

— Ну, еще скажи, что тебе его жалко, — съязвил Эндвид, — Пойми, стой ты у него на пути, он так же хладнокровно расправился бы и с тобой. У отравленных «белым забвением» напрочь отсутствует совесть и стыд. Они их продают за дозу.

Уна фыркнула.

— Все равно можно было казнить его дома, а не на потеху этим скотам.

— Дайны не скоты — холодно процедила Иэнель, — Не забывайся, Уна. Я все-таки за одним из них была замужем.

Но Уну несло. Она была настолько возмущена, что позабыла о приличиях.

— Можно подумать, у тебя был выбор, — голос сочился ядом, — Принцессы как овцы для заклания, с кем им прикажут, с тем и спят.

— Уна, прекрати! — возмутилась Майрет, вскакивая с места — Еще одно слово, и я откажусь от родства с тобой. Не давай мне повода думать, что ты идиотка.

Правительница Мер-Дага стояла напротив сестры и сверкая зелеными глазами, холодно цедила слова.

— Я просто возмущена! — не унималась та, — Требую вынести на голосование вопрос о правомерности поступков Эндвида.

— Хорошо — Эндвид был спокоен, — Разошлю вызовы.

Ровно через нод, Уна хлопнув дверью, в слезах вылетела вон из комнаты. В коридоре тихо схлопнулся портал.

— Хорошо, что отец и мать Кейрана не дожили до этого момента, — подал голос, молчавший до этого Ламерт.

— Не обижайся на неё, дитя, — Майрет ласково взяла Иэнель за руку, — Она была влюблена в Кея и до сих пор не может смириться с его потерей и предательством.

— Я понимаю ее, — удивительно спокойно произнесла Иэнель, — Всегда тяжело расставаться с иллюзиями. Особенно с любимыми.

Утро было таким же хмурым и холодным как предыдущее. С рассветом Иэнель завладело какое-то равнодушное спокойствие. Казалось, сейчас ее ничто не может вывести из себя. В купальне сполоснула лицо водой, с безразличием осмотрела синяки под глазами и пару раз мазнула пуховкой по лицу. Достаточно. Всё равно теперь не для кого…

Пора на площадь.

Накинула на плечи белый, подбитый мехом снежной лисы, бархатный плащ, но тут же сняла. На спинке кресла висел еще один — Урмэда.

Вчера вечером его принес Ламерт — нашел притороченным к седлу его коня. Мех черного рахадаларского волка грел не хуже.

Внизу площадь уже кишела народом. Детей Иэнель действительно не усмотрела, а тратить время на уговоры сейчас совершенно не хотелось.

На деревянном высоком помосте высились два столба с перекладинами и грубый стол с приспособлениями для пыток.

По законам Дайонара предателю следовало сначала отрубить пальцы на руках, затем отрезать уши и нос. Далее, если он терял сознание, оживить водой или магией. Потом ему «надевали красные сапожки». За красивым названием скрывалось ужасная пытка — сдирание кожи на ногах ниже колен. И если после этого осужденный не умирал, его наконец вешали.

Для гостей было сооружено возвышение со стульями напротив помоста. Рассчитанное на двадцать персон. Когда все расселись, в толпе послышались крики и улюлюканье — это сквозь толпу в железных клетях везли на казнь предателей.

Иэнель не стала оглядываться назад, увидела, когда их вывели на помост. Закованные в цепи, избитые, грязные, выглядели пленники, однако по-разному.

Ремерд держался спокойно, даже немного развязно. Расточал пожелания смерти и проклятия «белым червям».

Кейран тоже казался спокоен, но диковато бегающие глаза говорили о едва сдерживаемой истерике.

В наступившей тишине Эндвиду подали бумагу, и он сам зачитал приговоры.

Первого решено было казнить Ремерда, дабы напарник до конца «вдохновился» зрелищем. На помост приволокли две крестовины, закрепленные под наклоном. Приговоренных подвели к ним и закрепили ремнями и скобами распялив руки и ноги по сторонам.

Под пальцы Ремерду подложили деревянные плашки, чтобы удобней было рубить.

Публика гомонила и улюлюкала, предлагая разные варианты казни. Фантазия у народа была богатой…

Следом на помост взобрался палач — грузный мужчина в маске и кожаном фартуке, надетом поверх даггерской формы. Больше похожий на интенданта, чем на палача.

Он с деловым видом подточил свой тесак и проверив его ногтем, направился к бывшему заместителю императора. Казалось, он действует совершенно равнодушно и беспристрастно, словно отрубает курам лапы на холодец, а не пальцы бывшему «благодетелю».

Ремерд все это время был в сознании и попеременно то проклинал всех, то хрипел и срывая горло вопил похабные песни. Он терпел боль со стойкостью настоящего даггера. Видать не зря они носили шрамы. Выдержал и отрезание ушей, и нос, и даже один «сапог». Второй сдирали пока тот потерял сознание.

Когда подвешенный на веревке Ремерд испустил дух, Кейран издал душераздирающий вопль.

Под его крестовиной, в мутной пелене утра, блестела лужа.

— Эндвид, помилуй! — заголосил он, — Я раскаиваюсь, во всем. Это я отравил Артира, я сдал Иэнель, я требую суда в Айданаре. Сжалься!