Я открываю дверь. На встречу летит Тишка и из зала выходит мама…

— О явилась — говорит она.

— Что ты здесь делаешь?

— Жду облагоразумившую дочь. Но как вижу этого не произошло.

Кирилл занес пакет и подает мне костыли.

- Держи — говорит он тихо и расстегивает мне куртку.

Помогает снять её. Он отвлекает меня от мамы, и я ему очень благодарна.

— Нет, мам и этого не произойдет! — говорю ей.

— И опять этого притащила к себе!

— Мам, прекрати оскорбления!

Кирилл облокотился о косяк двери, похоже ему становиться хуже.

— Мам если ты не намерена нормально разговаривать с нами, то пожалуйста оставь нас в покое. Там Мишка собирается уезжать проводи его.

— О, уже мать выгоняешь из-за него все!

— Нет, мам из-за отношения твоего к нам! — отвечаю ей.

— Я о тебе забочусь, неужели ты готова всю жизнь прожить рядом с ним? Видеть это каждый день?

Ну это уже край! Стараюсь не смотреть на Кирилла, знаю, что ему больно сейчас.

— Замолчи сейчас же и уходи! — говорю ей.

Меня начинает трясти от негодования.

Она меняется в лице.

— Ты выгоняешь меня, свою мать?! Дочь, ты совсем с ума сошла с ним?!

— Уходи! И пока ты не будешь к нам относиться серьезно я не буду разговаривать с тобой!

Слышу сзади стук входной двери и душа уходит в пятки. Кирилл ушел…так тихо и не слышно…

Кирилл

Очень надеялся, что когда мы вернемся её матери не будет дома, но ошибся…

Она с первых же минут набросилась на Олесю. Было видно её негодование по поводу меня. Она старалась не смотреть на меня я понимаю, что ей это не приятно.

Стараюсь огородить Олесю от неё и помогаю ей снять куртку.

Похоже у меня на самом деле температура, голова начинает кружиться, когда повесил её куртку на крючок. Нахожу единственную опору — дверной косяк и опираюсь на него.

Её мать возмущается, что я опять пришёл. Этого притащила. Как будто я бездомный какой-то. Это конечно обидно. Для неё не существует ни моего имени ни меня самого.

Олеся, мой бесстрашный воин, держит отпор, молодец.

Но следующие слова её матери, режут по сердцу. «Неужели ты готова всю жизнь прожить рядом с ним? Видеть ЭТО каждый день?» Естественно она имеет ввиду мое лицо. Я и сам не могу до сих пор привыкнуть к отражению в зеркале, и не могу обрекать Олесю на это. Конечно, когда мы идем по улице все обращают на нас внимание. Как это, такая красивая девушка могла выбрать себе такое чудовище, как я. Сегодня, даже таксист не мог равнодушно отнестись к этому. Когда заметил, что он разглядывает мое лицо через зеркало заднего вида, стало не по себе опять, но Олеся взяла за руку и так тепло улыбнулась, что я обо всем забыл сразу. Она не смотрит на мое лицо, она всегда смотрит в глаза словно в душу, не замечая дефектов.

Олеся выгоняет мать. Я не могу этого позволить. Тем более она в чем-то права, все время видеть мое уродливое лицо, Олеся не должна. Она заслуживает лучшего. И такой человек, как я не должен портить ей жизнь и отношения с матерью. Я не хочу, чтобы из-за меня они не общались. Ведь родители — это самые близкие для нас люди, которые, несмотря на то, что иногда чересчур заботятся о нас, делают это из любви к нам. Они любят нас бескорыстно, просто за то, что мы есть и принимают такими какие мы есть. Олеся приняла меня таким, но я не могу лишить её общения с матерью.

Смотрю на свою девочку, которую от негодования уже начинает трясти. Всегда за справедливость борется, солнышко мое. Пытаюсь запомнить каждую её черточку.

Усилием воли заставляю себя оторваться от неё и открыть дверь. Я должен уйти, а не её мать. Выхожу и потихоньку спускаюсь, придерживаясь за перила, голова сильно кружиться.

— Кирилл! — слышу её крик полный отчаяния, который проникает сразу в сердце и заставляет остановиться.

Зачем она вышла? Она же пойдет сейчас по лесенкам. Как она на костылях? Слышу возню сверху, похоже спускается. Блин, лишь бы не упала, ведь поторопиться. Бегу наверх, пока не упала.

Олеся

— О, какой молодец — слышу маму.

Меня аж передергивает от её слов. А внутри холод и пустота, неужели, он ушел? Он ведь так стесняется внешности. И говорил, что не хочет, чтобы я видела его лицо каждый день. Как она могла сказать ему это? Неужели не понятно, что ему самому плохо от этого. Но, он старался преодолеть это в себе. Неужели, она сломала его уверенность? Ведь он только начал нормально воспринимать себя.

— Зачем ты это сказала? Думаешь, он сам не знает все про себя? Зачем тыкать ему на это лишний раз! Ведь он человек со своими, чувствами! Неужели, ты ничего не видишь? Ему и так было сложно привыкнуть к этому! Он только начал открываться, зачем бить по больному? Я не понимаю тебя! Ты хочешь лучшего для меня? Тогда уходи, и оставь меня в покое, не трогай его! — говорю ей.

Разворачиваюсь и выхожу в подъезд. Надеюсь, он не успел убежать? Его не видно.

— Кирилл! — кричу отчаянно, глаза обжигают слезы.

Пытаюсь, как можно быстрее дойти до лесенок, но с гипсом и костылями это не получается.

— Олесь, зачем ты вышла? — его голос обволакивает, и я поднимаю глаза из-под ног.

Он быстро поднимался ко мне.

На последней ступеньке он спотыкается и чуть не падает, вовремя удерживается за перила.

— Кирилл — поддаюсь ему на встречу.

Как только он подошел, я отбросила костыли и притянула его к себе за футболку, прижавшись к горячей груди.

— Не уходи. Больше никогда не уходи — бормочу я ему в грудь, сквозь слезы.

Он рвано выдыхает и обнимает меня, гладит по голове.

— Маленькая моя — говорит он хрипло и целует меня в макушку.

Слышу, как часто бьется его сердце под рукой. Слава Богу не ушел.

Мы стоим так некоторое время, держась друг за друга, не можем отпустить.

Слышу открывающаяся дверь моей квартиры и на пороге появляется мама. Кирилл отстраняется, но руки не убирает.

— Потом не приходи с соплями, когда разочаруешься в нем! И все соки из тебя не выпьет, альфонс хренов!

Кирилл сильнее притягивает меня к себе, не давая ей отвечать.

— Не выпью, не волнуйтесь — его голос звучит уверено и от этого мурашки пробежали по спине.

— А, я тебя и не спрашивала — бросает ему.

Зачем она с ним так?! Обнимаю его крепче.

Она выходит и проходит мимо нас, бросая на Кирилла полный злобы взгляд.

Когда она скрывается за пролетом лестницы, смотрю в любимые глаза, в них плещется боль и горечь.

— Прости за её слова. Она не должна так относиться к тебе. Мне очень от этого плохо.

Он касается моей щеки кончиком пальца.

— Не переживай, солнышко, все нормально.

— Нет, Кирилл не нормально. Я понимаю, как тебе не приятно и обидно все это.

Он тяжело выдыхает, его качнуло.

— Кирилл, как ты?

Касаюсь его лба, он стал еще горячее.

— Голова немного кружиться — сказал он.

— Идем домой, тебе нужно лечь.

— Не переживай.

Ну, конечно. До меня доходит, что ключи остались в куртке дома.

— Ключи остались там — говорю ему.

— А мои на, что? — усмехается он и открывает дверь.

Он подбирает костыли.

— Давай мне — тянусь за ними.

— Не-а — он хочет занести костыли в квартиру.

Опять на руках понесет? У него же температура.

— Кирилл — я вцепилась в костыли — у тебя температура быстро заходи и на диван.

Он усмехнулся и прошел в квартиру. Я шагнула следом и закрыла дверь.

Он разделся, я скинула обувь.

— Иди на диван, а я за аптечкой — говорю ему.

— Ладно — бурчит он и проходит в зал.

Может, ему лучше на кровать лечь? Удобнее будет.

— Если хочешь можешь на кровать в спальне лечь.

— Я бы не отказался — он улыбнулся.

— Иди давай, ложись я сейчас.

Иду на кухню и достаю сумку с аптечкой, беру в зубы и иду в спальню. С костылями не удобно, может без них походить потом.