Футбольная команда – сложный и зачастую противоречивый организм; из этих одиннадцати характеров тренер должен сколотить не только механизм для забивания голов, но и дружный жизнерадостный коллектив вообще.
Диссертация, которую недавно защитил молодой тренер, называлась: «Стратегия атаки в советском футболе». Там все было наглядным, веским, убедительным, с чрезмерной правильностью схем, изученных и предлагаемых, без учета того, что в каждой схеме, попавшей на заметку, закрепившейся в теории, лежал взрыв вдохновения, таланта игроков проявленных ими в игре. Большой футбол развивается по законам искусства, а решающий компонент искусства – индивидуальный талант. Механическому футболу всегда противостоит футбол личностей.
В «Селесте» для советских футболистов отвели целое крыло, поставили полицейского и каждый раз, когда команда уезжала или возвращалась с тренировки, страж порядка пересчитывал ребят, как заключенных. (Кто-то, кажется Полетаев, мрачно пошутил, что футболисты стали похожи на гладиаторов, которых готовят на заклание).
Скачкова удивляло, что с командой в Стокгольм приехало множество советников, консультантов, наблюдателей, так называемый «мозговой комитет». В беспрерывных заседаниях «комитет» решал вопросы стратегии на предстоящий матч. До команды с этих заседаний доходили лишь отголоски, вроде: «Не расхолаживаться!» или «Проигрывать мы не имеем никакого права!» Футболисты понимали, что «комитет» ищет вернейших путей к победе, но ведь известно, что еще ни один тренер не проиграл на макете ни одного матча!
За несколько дней до встречи начались установочные занятия с футболистами. План был простой: мяча не таскать, получил – сразу же отдай! Темп, темп, скорость! Подавить соперника вихрем атак. В защите же – строгая персоналка.
Реваз Бакарадзе из тбилисского «Динамо» попросил устроить какую-нибудь экскурсию, что ли. Он пожаловался, что помимо усиленных тренировок ребята ничего не видят (разве только по дороге на стадион из окна автобуса). Даже шахмат не захватили!
Тренер, не зная, что ответить, вопросительно взглянул на одного из членов «комитета», еще нестарого, но дородного, с продольной лысиной, начинающейся со лба.
– Какие экскурсии, какие музеи? Вы кто – футболисты или туристы? Телевизор есть – пожалуйста. Газетку бы стенную соорудили, чем киснуть.
В наступившем молчании тренер выразительно взглянул на ребят: дескать, слышали?
– Разойдись! – последовала команда.
Вечером футболисты собрались в номер Реваза Бакарадзе. Здоровый дружный хохот ребят всполошил полицейского, дремавшего на своем посту. Скоро к развеселившимся заглянул встревоженный тренер.
– Вы что, ребята? Поднялись, стали расходиться.
– Сэрдытый! – шепнул Скачкову Бакарадзе.
Утром по дороге на тренировку ребята с привычной скукой смотрели в окна автобуса. Нет, такие поездки за рубеж выматывают во много раз сильнее, нежели свои, домашние игры. Дома как-то проще…
– Пас!.. Пас!.. – кричал тренер и сердитым свистком останавливал игру. – Бакарадзе, сколько раз повторять: получил мяч – сразу пас. Сразу! Атака!.. Начнем снова.
– Нэ вижу! – выходил из себя Реваз. – Нэ вижу никакой атаки!
Скачков, играя строго на середине поля, вдруг почувствовал какой-то зуд в ногах: дома, у себя в «Локомотиве», он непременно рванулся бы вперед.
– Бак, пас! – крикнул он и хорошо открылся на краю. Точным ударом Бакарадзе выложил ему прекрасный мяч «на ход»: беги и забивай!
Пронзительный свисток опять остановил игру.
– Скачков! – кричал тренер. – Оставьте свои штучки, прошу вас. Дома можете – пожалуйста. А здесь у вас конкретное задание.
К Скачкову, отходившему на свое место, приблизился Реваз: иссиня черные щеки мокрые, из-под спутанных кудрей горят глаза.
– Ты дай ему вировка, – зашипел он, раздувая атлетическую шею, – чтобы таскать тебя, как баран!
– Кончайте там! – прикрикнул тренер. – Бакарадзе, где ваше место? За два дня до матча интенсивные тренировки прекратились, и ребята остались наедине со своими мыслями о предстоящей игре. Тренер то и дело вызывался по телефону из Москвы и выслушивал последние инструкции. Недавно он с помощниками побывал на тренировке шведов и теперь не скрывал своего беспокойства.
В канун матча неожиданно вспыхнула жестокая перепалка между Ревазом Бакарадзе и Полетаевым – из-за какого-то пустяка. Ссору быстро потушили, но осадок у всех остался горький.
Ночью Скачков услышал, как на кровати напротив ворочается Решетников.
– Леха, – позвал он, – не спишь?
– Снотворное, что ли, попросить? – пожаловался Алексей и, нашарив выключатель, зажег свет.
Лицо его измято, он отчаянно зевал и тряс головой. Бессонница и ожидание, сказал он, выматывают куда сильнее, чем самые тяжелые тренировки.
– Домой надо, – вздохнул он, взбивая подушку. – Скорее бы уж, что ли…
От нечего делать Решетников сел и принялся массировать травмированную лодыжку. Мазь он втирал с такой сосредоточенностью, с какой крестьянин перед страдным днем приводит в порядок свой инвентарь. Разговорились о состоявшейся последней установке на игру.
В комнату без стука заглянул один из «комитетчиков».
– Спать! Спать! – приказал он и дождался, пока Решетников, кончив массаж лодыжки, не вымыл руки.
Ушел он, щелкнув выключателем, и в течение ночи заглядывал несколько раз.
Сон никак не шел, и Скачков с Решетниковым, лежа в темноте, негромко переговаривались. Никогда раньше, сколько им ни приходилось ездить, они не ощущали своей оторванности от дома с такою остротой. Ночь, тьма стояли сейчас над какой-то частью планеты, а им представлялось, что где-то далеко, едва ли не на другом скате Земли, еще не спят и мигают огоньками родные города, с дорогими сердцу людьми, со всем привычным укладом, что в общем-то и составляет жизнь каждого человека…
В раздевалке под трибунами, где с первой минуты ощущалось нетерпение переполненного стадиона, перед футболистами выступил еще раз член «мозгового комитета». Все в нем было значительно: одежда, манера говорить и даже его лысина. Он говорил негромко, но чеканно, стараясь самой размеренностью речи втиснуть в вихрастые головы футболистов веские понятия о долге, мужестве и патриотизме.
Пока он выступал, команда изнемогала от нетерпения. Скачков представлял, какая буря пронесется по трибунам, едва из туннеля выбежит цепочка игроков в красных футболках. Ему хотелось поскорей на поле, чтобы в прикосновении к звенящему мячу, в пробежках по зеленому прямоугольнику поля обрести уверенность в себе и сбросить наконец это нервное томление.
Переминаясь, щелкая шипами по полу, Полетаев не выдержал и буркнул:
– В общем, все ясно: шаг вправо, шаг влево считается побегом.
– Что? Что? – встрепенулся тренер.
– Пора, ребята, – поспешил вмешаться Бакарадзе и поправил на руке красную капитанскую повязку.
Представитель «мозгового комитета» сдержанно шевельнул ноздрями и свежайшим платочком промокнул лоб.
– Остряки, я гляжу, завелись в команде! – произнес он. – На поле лучше покажите остроту. На поле!… Пошли, давай!
Впоследствии о матче в Швеции было написано немало. Поражение советских футболистов снова, уже в третий раз потерявших надежду попасть в финальную пульку Олимпиады, расценивалось как сенсационное. Говорилось о неудачном выборе вратаря, об отчаянной игре нападения, пытавшихся всеми силами пробить шведскую защиту, и выше всяких похвал ставилась линия полузащиты. «У русских была сильнейшая середина поля!» А один из хозяев шведского профессионального клуба заявил, что он и его коллеги запустили бы руку глубоко в карман, чтобы приобрести этих парней для себя… Известный писатель, давнишний болельщик и автор романа о футболе, сравнил игру советской команды с прессом. Игроки в красных футболках долго давили на шведские ворота, они теснили и сжимали хозяев поля, но словно упирались в плотную каучуковую подушку. Один Полетаев несколько раз по-лисьи проникал в курятник чужой штрафной, однако что мог он сделать в одиночку? На острие атаки следовало бы выдвинуться кому-нибудь из полузащитников или даже защитников, но все они по плану игры боялись переходить центральную линию. «На чужой половине поля для них кислорода не было» (из установок на матч). Есть установки, заключал писатель, которые связывают, не дают дышать. В стокгольмском матче на нашу команду словно надели кандалы.
