В футболе существует закон перемены счастья: если мяч никак «не идет» в одни ворота, его следует ждать в других. В конце первого тайма кто-то из шведских нападающих заметил, что наш вратарь сильно выдвинулся вперед, издали послал навес и мяч, обгоняя панически бегущего вратаря, опустился в сетку. Ну, что за гол!.. Случилось это перед самым свистком.

Во время перерыва в раздевалке собрался весь «мозговой комитет». Мнение специалистов было твердым: еще ничего не потеряно.

– Темп, темп! – настойчиво твердил тренер и бил кулаком в свою ладонь.

Игроки лежали в креслах и не открывали глаз. Их ошеломил не столько досадный гол, сколько оглушил свирепый рев восторженного стадиона. Еще сейчас был слышен гул трибун, а по полю красочно маршировал оркестр во главе с жонглирующим тамбурмажором.

Вместе с командой редактор еженедельника пережил унизительные минуты, когда триумф победителей вылился в неистовую оргию воплей, рукоплесканий и рявканья оркестров, когда полиции пришлось напрячь все силы, чтобы не допустить беснующихся зрителей на поле. Шведские журналисты, писал он, назвали победу своей сборной «реванш за Полтаву».

Вторая половина матча походила на паническое отступление, почти бегство. Шведский тренер парализовал наших полузащитников тем, что навязал им лишних подопечных, усилив линию своего нападения. После матча, отвечая на вопросы журналистов, он заявил, что во втором тайме у его команды «вдруг стало получаться все». Шведы заиграли легко и непринужденно, подолгу владея мячом. Ворота советской сборной оказались в плотной осаде. Как всегда в таких случаях, стало казаться, что белых футболок на поле гораздо больше, чем красных.

Скачкову запомнился момент, когда он в борьбе за верховой мяч получил толчок и шлепнулся на землю. Бешено колотилось сердце; короткая густая травка поля ласково касалась лица. Мелькнуло желание: закрыть глаза, вытянуться, забыть обо всем… Вдруг он увидел над собой склоненное лицо судьи, лица Решетникова, Бакарадзе… Устыдившись своей неожиданной слабости, Скачков вскочил на ноги, и судья тотчас побежал прочь, показав точку, откуда следовало пробить штрафной.

Решетников, утираясь рукавом, стал устанавливать мяч.

– Что, – хрипло спросил он, – проигрывать будем?

Унимая вздувавшуюся грудь, Бакарадзе оттолкнул его от мяча.

– Вперед иди! Туда!

Время истекало, а на световом табло по-прежнему горела единица.

Получив от Бакарадзе передачу, Решетников решительно двинулся вперед. Шведские футболисты отступали, намереваясь выманить подальше в поле игроков с штрафной площадки. У себя дома Скачков, не задумываясь, воспользовался бы ситуацией и подключился к атаке. Впрочем, стоило воспользоваться и сейчас, тем более, что Решетников как раз и готовил для него такое подключение. Сильно отдав мяч налево, Алексей затеял там перепасовку со своими нападающими. Защита шведской сборной, перекрывая пути к своим воротам, невольно сместилась и обнажила правый фланг. (Один Полетаев утащил за собою двух игроков). Этого и ждал Решетников: высокой поперечной передачей он неожиданно послал мяч на свободное пространство, и Скачков, никем не опекаемый, оказался совершенно один на целой половине поля. Разгоняясь, он отпускал подальше мяч, догонял его и снова посылал перед собой, а сам все время видел, как защитники со всех ног бегут к нему, к воротам; разогнавшись для удара, он приложил плотно, всем подъемом и мяч, ускоряясь, полетел чуть в сторону от дальней штанги, однако правое кручение, заданное при ударе, изменило траекторию и направило его в самый угол. «Гол!» – готов был закричать Скачков и вскинуть руки, но вратарь, весь вытянувшись, пересек ворота и ударом кулака отбил мяч на защитника. «С ума сойти!» – всплеснул Скачков.

Дальнейшее произошло настолько быстро, что никому из наших игроков, принявших участие в атаке, не удалось прийти на помощь своей защите. Несколько коротких передач – и мяч оказался вблизи ворот, четкий розыгрыш лишнего – примерно с одиннадцатиметровой отметки мяч с лету был послан в сетку. Контратака шведов была мгновенной, точной, как укол шпаги.

Взрыв ликования над чашей стадиона, кажется, потряс весь город. Несколько болельщиков в экстазе прорвались на поле, но были схвачены полицией. Под клокотание трибун красные футболки удрученно возвращались на свою половину поля. С мучительной гримасой Бакарадзе держал себя за голову обеими руками.

Решетников крикнул ему, показывая на убито бредущего Скачкова:

– Подстраховывать надо!

Полностью признавая свою вину, Реваз приложил к груди руку.

Доигрывание матча свелось к тому, чтобы любыми средствами спастись от разгромного счета.

Возвращаясь в раздевалку, ребята плюхались в кресла и закрывали глаза. Не хотелось ни говорить, ни двигаться, ни смотреть друг на друга.

Тренер и несколько представителей «мозгового комитета» расхаживали и дожидались минуты, когда можно будет начать разговор. Тренер выглядел издерганным, почти больным. Тишина от ожидания становилась невыносимой.

– М-да… – произнес наконец чей-то голос. – А ведь все еще можно было поправить!

Из своего угла Скачков взглянул на говорившего: речь шла о нем, о его дерзком рейде к воротам шведов.

– Это же бред! – взорвался тренер и забегал, злобно поглядывая в сторону Скачкова. – Идти в атаку! Куда? Зачем? Ведь тысячу раз говорил… Просил, останавливал!..

– Почему бред? – подал голос Решетников. – Вратарь не должен был брать этот мяч. Такие мячи не берутся.

Представитель «мозгового комитета» остро взглянул на несчастного тренера, побуждая его ответить как следует. Тренер сжал кулаки.

– У вас было твердое задание! Твердое!.. Игроку без дисциплины нечего делать на поле! Нечего!..

В это время в кресле завозился Полетаев и спокойно произнес слова, которые потом редактор спортивного еженедельника привел в своем отчете. Он сказал, что незачем придираться к каким-то просчетам на поле, в игре, команда проиграла встречу, еще не выходя на поле.

Изумленный тренер перестал рыскать по раздевалке и вместе со всеми медленно обернулся к говорившему.

Полетаев набрал побольше воздуха и сделал вид, что стряхивает что-то с груди.

– Сенсорный голод, – пояснил он. – Спросите любого психолога. Член «мозгового комитета», тот, самый неистовый, резко повернулся.

– А вы по-русски, по-русски! – потребовал он с нажимом.

– А если по-русски, то вот: мы устали. Устали от мяча, устали от опеки, от накачек. Устали от боязни проиграть…

– От самих себя устали! – неожиданно крикнул Бакарадзе. Он сидел голый по пояс и скомканной футболкой возил себя по воспаленному лицу.

– С хорошеньким же настроением вы выходили на поле!

Что было потом, не хотелось и вспоминать. Спорт немыслим без поражений, и право на выигрыш приобретается готовностью принять и рыцарски пережить любую неудачу. Не то, совсем не то было в раздевалке! Игроки, только что отдавшие все силы там, на поле, не вынесли обвинений всех этих людей, испуганных ответственностью за неудачу, и словно очнулись, сбросили полуобморочное состояние. О, они высказали все, что накопилось! Разве их вина, что план игры заранее был обречен на неудачу: оборона, одно разрушение, игрок в игрока, и только. Но разрушая, не созидая, – о какой победе может идти речь? И – дальше. Да, они спортсмены, но они же еще и живые люди. Разве мыслимо столько времени гореть и не сгореть? Ведь день и ночь у всех одна-единственная дума – как бы не проиграть! Хоть бы какая-нибудь, пусть самая малюсенькая отдушина! Не случайно же вот уже несколько чемпионатов мира подряд победы добивается команда, которая блестяще подготовлена не только технически, но и психологически.

…Потом был разговор в Москве – большой, подробный разговор, уже спокойный, без запальчивости. Что же мешает и футболу подняться вровень с богатырским духом нашего великого народа? Скачков присутствовал при этом разговоре, выступил, когда спросили и его. Мнение всех сводилось к одному: на зеленом поле необходимо творчество, а не надсадная работа, советской сборной нужно терпеливо добиваться прочной связи между мыслью, волею и мышечной силой. Словом, все было разложено по полочкам, изучено, объяснено. Но боль обидных поражений осталась в сердце, как заноза, и эта боль несбывшихся надежд, мечтаний сопровождала жизнь целого поколения в нашем футболе и таким, как Скачков с Решетниковым, оставалось утешать себя тем, что поражения, доставшиеся на их долю, все равно будут ступенькой к будущим победам.