Должно быть, он надавил какую-то скрытую кнопку ногой, потому что руками он ни к чему не притрагивался. Дверь открылась и в проеме возник охранник.

Зек промолвил:

– Шварц, занесите Гудвина в список Б!

Мы с Редером поднялись и направились следом, Редер с портфелем под мышкой.

17

Я не стал упоминать про еще одно задание, которое получил от Ниро Вульфа, поскольку не решался раскрывать наши тайны... да и теперь не решаюсь. Но придет время, когда вам захочется узнать, откуда взялся пистолет в портфеле Вульфа, поэтому я заранее честно предупреждаю, что вы этого не узнаете.

Поскольку прогресс в науке привел к тому, что записывать номера пистолетов стало бессмысленно, процесс добывания оружия, происхождение которого останется тайной, чрезвычайно усложнился и требует особых навыков. Нужно, например, уметь обзаводиться знакомством с определенными людьми. Я умею. Поскольку вам такие навыки навряд ли пригодятся, адресов и фамилий я не назову. Я не смог достать именно то, что хотелось Вульфу, – модель размером и весом с игрушку, 22-го калибра и с убойной силой «кольта» 45, – но раздобыл вполне достойный «карсон» 30-го калибра. Простой в обращении, тупорылый уродец, миниатюрный, но очень мощный. Испытал я его вечером в нашем подвале дома на Тридцать пятой улице. Закончив, я собрал все пули и выкинул их в реку. Мы и без того достаточно рисковали, поэтому не стоит привлекать к себе внимание такими пустяками.

В понедельник, на следующий день после «рандеву» с Зеком, мы с Вульфом колдовали над устройством двойного дна в портфеле. Дело было у меня в офисе. Поскольку я помогал Редеру в крупной операции, для чего нам следовало часто видеться, не было бы ничего удивительного, если бы он разок заехал на Тридцать пятую улицу, но в ответ на мое предложение Вульф ожег меня столь недружелюбным взглядом, что я быстрехонько взялся за дело. Двойное дно мы смастерили с помощью старого обрывка кожи, который я прихватил из обувной мастерской, и вышло вполне недурно. Даже если бы охраннику вздумалось вытащить из портфеля все бумаги, чтобы их получше рассмотреть, вероятность того, что он обнаружит второе дно, была крайне мала; зато, если знать, куда и где нажать, «карсон» окажется в руке быстрее, чем вы успеете пробормотать: «О Господи!»

Однако кое-что случилось и до этого: я имею в виду повторную встречу с Барри Рэкхемом. Когда в воскресенье поздним вечером я вернулся домой, телефонная служба доложила, что Рэкхем пытался со мной связаться. Я ему позвонил, и мы договорились увидеться па следующий день в три часа.

Обычно я прихожу на свидание точно в назначенную минуту, но в понедельник дела отняли времени чуть меньше, чем я рассчитывал, так что когда я вышел в «Черчилле» из лифта на этаже Рэкхема и приблизился к двери его люкс-апартаментов, было только без двенадцати три. Я уже поднес было руку к звонку, когда дверь распахнулась, и мне пришлось отступить на шаг, чтобы дама не врезалась прямо в меня. Дама приостановилась, и мы уставились друг на друга. Давненько я не встречал Лину Дарроу. Ее прекрасные глаза ничуть не изменились.

– Что ж, здравствуйте, – восхищенно проблеял я.

– Вы пришли рано, Гудвин, – процедил Барри Рэкхем. Он стоял в дверях.

Лицо Лины восхищения не выражало. Впрочем, смущения я тоже не разглядел, разве что во взгляде таилась какая-то подозрительность, хотя я не представлял, в чем меня можно вот так, ни за что ни про что, заподозрить.

– Как дела? – спросила она и тут же, не оставляя никаких сомнений в том, что ей глубоко наплевать на мои дела, повернулась и решительно зашагала к лифту. Рэкхем чуть отстранился, чтобы пропустить меня, я вошел и прошествовал в гостиную. В следующий миг я услышал, как захлопнулась входная дверь и появился Рэкхем.

– Вы пришли рано, – повторил он без особого, впрочем, укора.

Выглядел он так, словно за семьдесят часов, что мы не виделись, опорожнил не меньше семидесяти бокалов. Лицо пошло красными пятнами, глаза налились кровью, а левая щека подергивалась. К галстуку прилип кусочек яичного желтка, а подбородок явно нуждался в бритве.

– Кажется, в прошлую субботу, – начал я, – один из моих людей дал описание девушки, которую вы сопровождали и которая, по его словам, походила на мисс Дарроу. Не беспокойтесь, я ни к чему не клоню, просто захотелось чуть-чуть посудачить.

Похоже, он меня не слышал. Спросил, что я выпью, а когда я ответил, что, мол, спасибо, ничего не буду, подошел к бару и плеснул себе щедрую порцию, после чего вернулся, подвинул стул и уселся напротив.

– Черт побери, – сказал я, – вы кажетесь еще испуганнее, чем накануне. Кстати, судя по донесениям моих агентов, вы теперь либо выскальзываете черным ходом, либо стали заядлым домоседом.

Воистину ничто из того, что я говорил, его не волновало.

– Я же сказал, что хочу видеться с вами каждый день, – капризно заявил он. Голос заметно осип.

– Знаю, но мне было некогда. Кстати, вчера днем я провел целый час с Арнольдом Зеком.

Наконец-то он встрепенулся.

– Мне кажется, что вы гнусный лжец, Гудвин.

– Значит, мне все приснилось. Как машина въехала в гараж, как меня обыскивали, потом маленькая прихожая, и четырнадцать ступенек вниз, и два охранника, и звуконепроницаемая дверка толщиной в пять дюймов, и розовато-серые стены, ковры и стулья, и он сам, восседающий за столом, сверлящий нефтяные скважины во мне и в окружающих предметах своими глазищами.

– Вчера?!

– Да. Туда меня привезли, но теперь я и сам знаю дорогу. Правда, пароль мне еще не открыли, но дайте время...

Трясущейся рукой Рэкхем поставил стакан на маленький столик.

– Я вам уже говорил, Гудвин, не убивал я жену.

– Конечно, это совершенно исключено.

– А как случилось, что вас отвезли к Зеку?

– Он прислал за мной Макса Кристи.

– Вот сукин сын. – Внезапно его пятнистое лицо побагровело еще больше и он заорал: – Ну, говорите же! Что ему от вас надо?

– Меня, возможно, ждет блистательная карьера!

– А меня?

Я покачал головой.

– Вот что я вам скажу, Рэкхем. Похоже, пора прислушаться к голосу разума. Мне прежде никогда не доводилось встречаться с Зеком и, должен честно признать, он меня поразил. – Я полез во внутренний карман пиджака. – Вот ваши шесть тысяч. Чертовски жаль расставаться с ними, но...

– Верните их в карман.

– Нет, я...

– Положите их в карман! – Он уже не орал. – Вы не виноваты, что Зек произвел на вас такое впечатление... Не вы первый, не вы последний, Бог свидетель тому. Но вы заблуждаетесь, если полагаете, что Зек никогда не допускает промашек и что со мной покончено. Вы должны уяснить одно: теперь я уже не задеру лапки и не отдамся на милость победителя; я вынужден биться до конца и намереваюсь так и поступить. Я у вас на крючке. Раз вы у него побывали, у меня глаза завязаны. Называйте вашу сумму. Сколько?

Я положил купюры на столик.

– По-настоящему меня беспокоит вовсе не Зек, – признался я. – Острить с ним бесполезно. Говорит он весьма внушительно. Однако меня запугивали и прежде, а я, как видите, до сих пор жив. Но, говоря о голосе разума, я имел в виду законодательство штата Нью-Йорк о соучастии в убийстве. Похоже, Зек раздобыл доказательства вашей виновности.

– Быть не может. Это ложь!

– Он придерживается иного мнения. Только член коллегии адвокатов, каковым я не являюсь, может брать деньги от убийцы, чтобы попытаться помочь ему избежать смертной казни. Так что искренне сожалею, что не способен ничем вам помочь в этой передряге – заберите ваши деньги.

– Я не убийца, Гудвин.

– А я о вас и не говорю. Я не имел в виду настоящего убийцу. Я имею в виду лицо, улики против которого настолько весомо подобраны, что убедят присяжных. И ни ему, ни его сообщнику не избежать приговора.

Налитые кровью глаза Рэкхема, не мигая, вперились в меня.